4. Социоядерный антропный принцип и социокультурная парадигма

Мировоззрение на базе культуры в широком ее понимании – это посыл к интеграции в будущем

Социоядерный антропный принцип созвучен по методологии нарождающейся культурологической (по Н. Кожевникову) мировоззренческой парадигме.

На мой взгляд, ее лучше называть социокультурной. Н. Кожевников предельные основания – атрибуты культуры (наиболее инвариантные из разнообразия сводящихся к Богу, естественнонаучной и философской картинам мира, фундаментальным канонам литературы и искусства, культурным кодам) видит в качестве структурообразующих элементов новой, гарантирующей необходимые широту и гибкость, мировоззренческой парадигмы, под знаком которой пройдет XXI век, а возможно и несколько последующих веков. Рассмотренные здесь и далее взгляды этого и других авторов на предпосылки и особенности процесса появления нового мировоззрения могут быть полезны при детализации отдельных граней нашего подхода.

Культура как явление по определению формируется обществом. Но и культура, в свою очередь, активна по отношению к обществу. М. Вебером, например, доказана зависимость образа жизни людей от доминирующей в социуме культуры. Заметим, что интерес к проблематике культуры велик в России (“Культурология как наука…”). В том числе, к тому, какими путями культура через пространство смыслов опосредованно влияет на материальную жизнь (Д. Дондурей, И. Дыховичный, телеканал “Культура”, декабрь 2008 г.).

Новое видение мира идет на смену известным и существующим на сегодня обособленно парадигмам: религиозной, философской и естественнонаучной. “Важнейшую роль в построении технической цивилизации и культуры, в которой мы живем, сыграла естественнонаучная картина мира, основанная на постулировании объективных (не зависящих от человека) законов природы. Она доминировала в сознании европейцев в течение некоторого времени (в основном на протяжении рационалистического XIX века). Как сейчас становится очевидным, такая картина является не единственной и имеет весьма ограниченную область применения. Это не может не вызывать ощущения неудовлетворенности у всех мыслящих людей” (В. Ирхин, М. Кацнельсон). Мировоззрение на базе культуры в широком ее понимании – это посыл к интеграции в будущем. Религиозная и естественнонаучная парадигмы отдельно – антагонистические и с выявленными историей недостатками и несбывшимися надеждами на комфортное, бескризисное, гармоничное развитие человечества варианты мировоззрений прошлого и настоящего.

Аналогом культурологической парадигмы по Н. Кожевникову являются, видимо, взгляды Э. Кассирера на культуру. “Культура есть «межсубъектный мир», мир, который заключается не только во «мне», но доступен всем субъектам и в котором все они могут принимать участие” (“Логика наук о культуре, очерк третий”). На суть человека в контексте синтетического обобщения пространства символических форм. Когда, казалось бы, слишком разнородные и несопоставимые ракурсы мифологические, религиозные, языковые, а также - искусства, науки и истории сходятся “к одному центру, и именно этот центр с” (“Опыт о человеке”).

При этом Э. Кассирер считает, что при познании явлений посредством символических форм “необходим двойной путь синтеза и анализа, разделения и воссоединения” (“Логика наук о культуре, очерк второй”). Напомним, что элементы процесса объединительных тенденций во взаимоотношении науки и искусства, науки и в целом духовно-гуманитарной культуры затронуты при рассмотрении тематики символических форм. Но там, все же, задача была иной, прямо противоположной доминанте интеграции данного раздела: показать на пути анализа значение и определенное равноправие каждой отдельной из символических форм познания.

О.Шпенглер (“Закат Европы”) разработал концепцию относительно независимых культур, сменяющих друг друга в ходе исторического развития. В частности, он проанализировал связь господствующих в науке, принадлежащей к той или иной культуре, мировоззренческих установок (говоря современным языком, парадигм) со свойственными этой культуре тенденциями не только в религии, но и в живописи, музыке и т. д. К. Ясперс (“Ницше и христианство”) видел необходимость связи науки “с исторически обусловленной структурой – с особой, «глубокой» душой” (привожу по В. Ирхину и М. Кацнельсон).

А. Закгейм (с. 94) , рассматривая судьбу идеи Д. Менделеева о глубинной связи науки и искусства, в контексте необходимых усилий по гуманитаризации науки вспоминает о мыслях А. Эйнштейна, Б. Рассела, Л. Полинга, В. Вернадского, Ч. Сноу, Н. Моисеева, Е. Фейнберга.

Аналог и вариант культурологической парадигмы – это и идея В. Кузнецова о геокультуре (вслед за идеями И. Валлерстайна) как гуманитарной парадигме XXI века. А также концепция высоких гуманитарных технологий (например, коллективы журнала “Безопасность Евразии” и электронного журнала “Знание. Понимание. Умение”), предназначенных для создания приемлемого ныне типа жизнеустройства. Аналоги – концепции систем научного гуманитарного мониторинга опасных явлений и процессов в социальной сфере, гуманитарной (социально-философской) экспертизы, социального и культурного проектирования (И. Лисеев, Г. Малинецкий и Б. Юдин). А также идея “интегрального мышления, интегральной философии” (К. Уилбер), призванная синтетически объединить философию и различные ветви мировой культуры, основные мировоззренческие установки, которые были выдвинуты на протяжении всей человеческой истории.

В. Садовничий генеральное мировоззренческое направление в наступившем веке видит в тесном и органичном сближении между собой науки (теоретическое знание), вненаучного знания (обыденное знание, практическое знание, мифы, легенды) и политики (прагматичное использование знания в интересах власти и рынка). Он большое значение при этом уделяет и религии. Это направление излагается автором в контексте понятия “мудрость”. И для того, чтобы человечество не оказалось бы еще менее предсказуемым, чем сейчас, и в зоне все умножающихся рисков.

Эти и другие похожие мысли в России, несомненно, имеют корни в наследии философии всеединства (космисты, В. Вернадский, А. Чижевский, Ф. Достоевский, Н. Моисеев), П. Флоренского, В. Вернадского и С. Аверинцева (симбиоз светской и религиозной культур). А также - М. Бахтина и Ю. Лотмана (как одних из основателей культурологии), И. Фролова (например, синтез естественнонаучного и социогуманитарного знания, человек гуманный, идея Института человека) и Д. Лихачева (культура как целостная среда). И в творчестве В. Степина (идеи о программирующей роли культуры в жизни общества, культурно-генетических кодах и их изменчивости как факторе воспроизводства социума и смены цивилизаций, согласовании западных и восточных культурных традиций при выработке стратегии развития общества в предкризисной ситуации). Проблематика, например, сближения и синтеза естественнонаучного и социогуманитарного знания популярна и ныне (“Наука. Общество. Человек”; Вопросы философии, 2007, №6; В. Ирхин и М. Кацнельсон).

Аналогичное направление в нашей стране и за рубежом представляют идеи и исследования, породившие гипотезу (в иных трактовках - мировоззренческий постулат, модель) технико-гуманитарного баланса. По А. Назаретяну, эта гипотеза гласит, что во всей человеческой истории и предыстории реализовался закон, согласно которому чем выше мощь производственных и боевых технологий, тем более совершенные средства культурной регуляции необходимы для сохранения общества. Эти идеи и исследования в контексте баланса, тем более, нужны сейчас, когда наука, техника и современные технологии, в соответствии со своими внутренними технико-экономическими законами, вступили в период ускоренного развития. В соответствии с моделью технологической сингулярности (барьера сингулярности), будущее человечества за пределами первой половины наступившего века не может быть предсказано.

В NBIC-отчете (США) описано это ускорение, говорится о необходимости социального контроля за технологиями. Сейчас, как указывает Б. Юдин, с развитием био- психо- и других технологий “конструирования и модифицирования человека”, отталкиваясь от биологического и социального начал человека, возможности появления ложных и опасных целей модернизации гуманизма, “создания человека с заранее заданными свойствами” и формирования социально значимых тенденций резко увеличились.

Человек стремительно и радикально меняет технологии и материальные условия своего существования. Некоторые поборники нарождающихся сверхтехнологий, например, провозглашают скорое наступление экономики изобилия. Когда отомрут все принципиальные экономические ограничения, пределы роста от Римского клуба и концепция устойчивого развития с международными организационными решениями на сей счет. Но и новое технологическое пространство (вне зависимости от того, сбудутся ли прогнозы об изобилии) все быстрее будет менять человека и общество. Менять их базу: биологическую (включая когнитивный потенциал мозга и симбиоз природного и искусственного в живом), морально-нравственную, социальных норм и отношений, культуры и т.д. Возникнут новые постановки вопросов “Что есть жизнь?”, “Что есть человек?” и других фундаментальных. Какие социоантропные изменения будут доминировать? Ф. Фукуяма, например, весьма пессимистичен в этом контексте (книга “Наше постчеловеческое будущее”, 2002 г.).

Другими словами, человечество под влиянием сверхтехнологий трансформируется не только в контексте материальной природно-искусственной среды обитания. Но, как считают, например, последователи радикально-оптимистического, рационалистически-культурного, индивидуалистически-ориентированного, имеющего исторические корни и предпочитающего “научно грамотных философов и социальных мыслителей” течения “трансгуманизм”, может измениться и само основополагающее понятие “гуманизм” (и вся система ценностей человечества). Причем апологеты сверхтехнологий и “трансгуманизма” (разновидности, с позиций мировоззрения, современной практической натуралистической философии) осознают, что социальные опасности нового мира связаны, прежде всего, с фундаментальными и современными свойствами человека и общества, а не являются неотъемлемым атрибутом “техно”.

Сверхтехнологии на новом уровне, в контексте синхронной с ними энергетической эскалации или, наоборот, сокращения потребления энергии, радикально воспроизведут интенсивную рефлексию предназначения ядерной энергии. Каков будет результат? Современное “умное” и сверхточное безъядерное оружие, например, уже конкурирует с ядерным оружием в определенных условиях. Для исчезновения СССР потребовалось глобальное изменение основ социума, а не ядерное оружие. Сейчас в ходу такие понятия, как “организационное оружие” и “манипуляция сознанием”. Возможно, категория ядерных отходов тысячелетней ”жизни” скоро будет резко расширена за счет новых, гражданских и военных, источников их плодовитого формирования. Напомним, что в США зреет готовность разговаривать о ядерном разоружении, так как их безопасность при этом не уменьшается.

Возможное ускоренное изменение сути человека и человечества “подстегивает”, дополнительно к известному потенциалу ядерного негатива, необходимость сопряжения, взаимопроникновения духовно-гуманитарных знаний и ядерных проблем. Только ли социальный позитив сможет проявить себя при таком, технологическо-антропно-социальном, ускорении? Какие социальные “скороспелки” будут сопровождать технологические прорывы? Те ли это ожидаемые изменения человека и социума, которые явным образом необходимы для того, чтобы ядерная энергия адекватно, благоприятно и активно использовалась людьми? Как будет сочетаться быстро-быстро трансформированный и не известно пока какой новый гуманизм с тысячелетним будущим тех же радиоактивных отходов? Не станет ли человек опасней этих отходов? Не приведут ли к резонансу отрицательные эффекты двух явлений?

Чтобы не впасть в соблазн и опасность быстрого появления “абсолютно новых” принципов существования радикально трансформированного человечества и неизбежных при этом, возможно, трагических перекосов, необходимо не откладывать осмысления, в первую очередь, прежнего коллективного опыта человека разумного.

Культура в контексте регуляции оптимальна еще в одном смысле в сравнении с другими основными составляющими процесса человеческого развития. Культура в целом более динамична, чем естественные биологические изменения, в том числе и важнейшего инструмента для регуляции – мозга. С другой стороны, она более консервативна, чем научные, технические и технологические изменения. То есть, культура имеет предпосылки наилучшим образом обеспечивать “связь времен” и отбраковывать на исторически значимых интервалах появляющиеся временами негативные флуктуации и потенции в более динамичных сферах общества.

Стремление сопоставлять характер развития человечества, научно-технический прогресс с позитивом общечеловеческой культуры возникло не сегодня. “Когда философия хранила верность своей настоящей и высочайшей задаче, когда она хотела представлять собой не только определенный тип знаний о мире, но также и совесть человеческой культуры, ей многократно приходилось возвращаться к этой проблеме” (Э. Кассирер. Логика наук о культуре, очерк первый).

“Мы унаследовали от наших предков острое стремление к объединенному, всеохватывающему знанию. Мы ясно чувствуем, что только теперь начинаем приобретать надежный материал для того, чтобы объединить в одно целое, что нам известно…” (Э. Шредингер, цитирую по Р. Баландину, 1983). В своей речи при получении премии У. Голдинг, лауреат Нобелевской премии по литературе “за романы, которые с реалистической ясностью в сочетании с многообразием и универсальностью мифа помогают постигнуть условия существования человека в современном мире”, сказал: “Размышляя о мире, которым правит наука, я становлюсь пессимистом. Тем не менее, я оптимист, когда вспоминаю о духовном мире, от которого наука пытается меня отвлечь. Нам надо больше любви, больше человечности, больше заботы”.

Даже приверженцы радикально рационалистических, подчеркнуто антиметафизических философских течений на рубеже XIX и XX веков, во многом определившие значимость и прогресс исключительно естественнонаучной парадигмы, не игнорировали полностью роль культуры и иррациональности в формировании мировоззрения. Идеолог эмпириокритицизма, теории, получившей признание большинства современных ей физиков и естествоиспытателей, и один из предшественников направления научной философии и единой науки Венского кружка Э. Мах свою последнюю книгу назвал “Культура и механика”. Сами же участники Венского кружка научного миропонимания, предшественники аналитической философии, оттачивавшие свои мировоззренческие взгляды не в последнюю очередь в междисциплинарных и интернациональных дискуссиях по проблемам атомной физики, квантовой теории и теории относительности, также не были закостенелыми эмпириками. Они допускали интуицию в качестве инструмента познания, видели необходимость тесной близости естественных и общественных наук, обсуждали вопросы специфики конкретных социальных наук и “наук о духе”, сделали революционное открытие о невозможности полной формализации знания в целом, стремились понять сложный характер человеческого знания (О. Назарова).

Отходя в своих взглядах в послевоенные годы от определенного радикализма Венского кружка, один из его активных представителей Ф. Франк обобщил результаты работы многих исследователей и преподавателей университетов США. По их мнению, человечество не стало счастливее и стоит перед опасностями, источником которых являются успехи науки XIX и XX веков. Причина этого – в отсутствии равновесия при познании взаимосвязанного целого природы. В разрыве между наукой и философией, между естественными и гуманитарными науками, в пренебрежении вненаучными основаниями, теологией и метафизикой, в потере связующего звена между наукой и основными историческими направлениями философии, вроде идеализма и материализма, которые служили опорой для моральных, религиозных и политических верований, основой для разных способов построения жизни. Ф. Франк приводит примеры метафизической интерпретации научных результатов с позиций, обусловленных тем или иным уровнем исторического развития человечества. И такая интерпретация служила непосредственным руководством для человеческого поведения, для “инженерии человека”. Он считает, что сейчас, тем более, необходимо науку о физической природе дополнять знаниями о человеке.

Необходимость сближения/интегрирования предметного поля культуры, естественных наук и техники чувствовали не только философы и другие гуманитарии. Аналогичные мысли возникали встречно и в среде представителей конкретного знания и ремесла. Важно, что они, соответственно “методологическим привычкам” прагматиков, еще и претворялись в жизнь. Примером может служить деятельность BauHaus – центра образования, генерирования новых идей и их практической реализации в сфере архитектуры и промышленного дизайна, возникшего в Германии в начале XX века. Идеология этого интегрированного направления включала гармоничное сочетание технической и художественной подготовки специалистов, их духовное развитие, прагматику как цель, повышение роли промышленной эстетики и создание такой искусственной среды обитания, которая комплексно способствовала бы воспитанию совершенного человека.

Ныне А. Алексеева и С. Шардыко в опасных тенденциях дефундаментализации и деметафизикации высшего образования в пользу конкретно-специального знания, а также упрощения и даже развлекательности учебного процесса видят зло. Глубинную причину ухудшения ситуации в Европе, США и России с воспитанием у будущих специалистов подлинно рационального мышления, рациональности разного, в том числе – синтетического, типа. Когда теряется способность к абстракции и цельному системному мышлению, не вырабатывается методологическая культура. А именно, - умение “выходить за рамки эмпирии в область широкого концептуального обобщения и возвращаться обратно, делая практические выводы из абстрактных теоретических положений”. Когда “фундаментальной проблемой … современного молодого специалиста… является неумение… «встроить» свою узкопрофессиональную деятельность в… широкие социокультурные и общенаучные контексты, неспособность увидеть хотя бы конечную ее цель и глубинный смысл”. Когда специалист “не снабжен аппаратом для самообучения, для дальнейшего воспроизводства себя как специалиста”. Отчасти, эти негативные тенденции образования мотивируются доминантой общественной жизни вообще и науки в частности – практически всеобщей и гипертрофированной нацеленностью на получение конкретных, измеряемых деньгами, результатов “здесь и сейчас”. “Ясно, что в этой ситуации, - констатируют авторы, - невозможно вести речь о воспроизводстве мыслительных традиций философского и научного синтеза”.

Ф. Капра свою крупицу методологических находок обнаружил, идя от особенностей современной физики и параллелей между мировоззрениями физиков и мистиков. Подчеркнем направленность вектора мысли исследователя в этом случае: не от духовно-гуманитарных позиций и вопросов к естественнонаучным, а наоборот. Он шел в своем развитии, преодолевая “пропасть между рациональным, аналитическим мышлением и медиативным переживанием мистического откровения”, зачастую интуитивно познавая связь ядерных и других явлений. То есть, гуманизация и гуманитаризация социально-ядерной компоненты человечества, в общем случае, - движение не однонаправленное. Ф. Капра считает, что не только у широкой публики, но и в научных кругах, хотя и более осторожно, растет интерес к расширению сферы социальных приложений результатов физики XX века.

Обсуждая в разных аудиториях проблему соотношения научных и мистических представлений о мироздании, вопросы использования ‘новой физики”, под которой он понимает симбиоз современной физики и восточных мистических учений – “путь с сердцем”, Ф. Капра пришел к следующему выводу. Цитирую: “Теперь я склонен рассматривать этот интерес как одно из проявлений более общей тенденции, направленной на преодоление дисбаланса в нашей культуре – в наших мыслях и чувствах, оценках и критериях, общественных и политических структурах...Мы предпочитали самоутверждение объединению, анализ – синтезу, рассудочное познание – интуитивному, науку – религии, соревнование – сотрудничеству и так далее. Односторонность развития дошла до опасных пределов и привела к социальному, экономическому, моральному и духовному кризису”.

Приведу также пример эффективности аналогий из истории религии и искусства, их взаимоотношений. Когда А. Дюрер изучал и осмысливал Библию, работая над циклом гравюр "Апокалипсис", он постоянно сталкивался с тотальным непониманием мирянами и им самим канонических текстов на латыни. Параллельно с личной духовно-творческой интерпретацией Библии, он инициировал её первый перевод на немецкий язык. Нам нужен "перевод на человеческий язык" и сущности феномена ядерной энергии во всей её полноте. О необходимости в контексте социоядерного “искать язык людей” и о том, что хорошо там, “где благоразумное мышление обретает язык”, говорил еще К. Ясперс.

На Западе, особенно в Германии, культурологической парадигме в настоящее время близка концепция “Леонардо-мира”. Эта концепция плодотворно реализует подход с позиций, интегрирующих естественнонаучные, технические и гуманитарные начала. “Развитие, подгоняемое вперед инновациями, направлено туда, куда они «хотят». При этом растет прагматическое знание о мире и экономизация мира. Но там, где этот рост не сопровождается и не направляется ориентирующим знанием, развитие теряет свой гуманный смысл и сам Леонардо-мир теряет ориентацию” (J. Mittelstra?). Исследуя различия естественных наук и наук о культуре, Э. Кассирер подводит своего читателя к аналогичным мыслям. При этом он ищет не только различия, но и общее в науках. Общее присутствующее. И общее, которое должно присутствовать как результат общения двух сфер наук. Должно перейти от одной к другой. Для взаимной пользы (“Логика наук о культуре, очерк третий”).

Другими современными направлениями западной социальной мысли, сближающими ее с предметным полем естественных наук и техники, являются: “Дети Прометея”, “Наука, Техника и Общество” (Science, Technology and Society: STS), “Поворот к материальному” (material turn), “Акторно-сетевая теория” (Actor-Network Theory: ANT). Эти дисциплины базируются на фундаменте идей “объект-центричной социальности” и “интеробъективности”. Они следуют некоторым интересам М. Хайдеггера по нередукционистской проблематизации вещности социального мира. В какой-то мере, это сообщества “научно грамотных философов и социальных мыслителей”. Они исследуют способы представления материальности средствами социологического воображения, многомерные пространства материальных и социальных связей, новые подходы к социальной интерпретации природных феноменов. А также материальное в социальном, социальное в материальном, проблему преодоления дуализма техники и общества и другие (В. Вахштайн).

Современным аналогом также, в какой-то степени, может быть, видимо, популярное на Западе и объединяющее современное искусство и современную науку, как представляет его читателям философско-литературный журнал “Логос” (№ 4, 2006 г.), междисциплинарное направление “Science Art”, или “Искусство исследования”. Оно “обращает нас к вопросам культурной интерпретации и художественного осмысления научных достижений” (“В мире науки”, 2008 г., №6). Идеологи “Фестиваля гармонии (гармония в формах и процессах: природа, общество, наука, искусство)” в условиях после безоговорочного доминирования как бы самодостаточного (вне необходимости дополнений) научно-технического и как бы прогресса, приведшего к негативным последствиям, аналогично смотрят в будущее. Стратегической идеей, с которой связываются надежды на необходимый поворот общественного сознания и успешные перспективы глобального развития, они видят стимулирование интегрирующих процессов межотраслевого взаимодействия адекватно отражению многосложного, но целостного окружающего мира (Львов, 2008 г.).

Российский журнал “Арт-менеджер”, представленный за рубежом, - “деловое издание, рассматривающее культуру и искусство как ресурс социально-экономического развития общества и предлагающее различные технологии и методологии управления этим процессом”. Идеология этого направления – сопряжение культуры (как суммарного знания человечества) и современной экономики, творчество в экономике, активное взаимодействие представителей культуры, власти и бизнеса. По мнению главного редактора В. Бабкова, культура может не только обеспечить реальную прибыль от социального использования своих достижений в современных условиях “экономики впечатлений”, но и принимать участие в формировании некоторых других направлений экономики.

Гармоничное и в дискуссиях, с помощью высоконравственной науки, научно обоснованной и религиозно фундированной этики, развитие разных, даже противоположных, взглядов на явления нашей жизни, включая науку, отстаивает И. Дмитриевский. На базе собственных исследований и при аппеляции к публикациям Д. Лихачева и Н. Тоотс, идя от законов симметрии, дополнения, полноты в микромире и проводя аналогии с ними, экстраполируя физические законы в сферу сознания и духа. В том числе, - на примере катастроф на ядерных объектах. Дополнительно к социальной поливариантности оценок, привлекая для недостаточного пока осмысления этих катастроф новые представления физики. Тем самым, расширяя спектр оценок процессов возможных взаимодействий, не без участия человека, рукотворных ядерных объектов с природными явлениями. И их социальных последствий при проникновении человека в область опасного и непознанного. Такое расширение, несомненно, необходимо.

В контексте сопряжения ядерных проблем и антропного принципа обратимся к знаниям и гипотезам о феномене вселенной. Почему столь безуспешны поиски внеземных цивилизаций? Если действует благоприятный для человека принцип. И если по данным астрономов в известной части космоса существуют миллиарды пригодных для жизни планет. И может прав К. Ясперс, связывая отсутствие ныне "братьев по разуму" во вселенной с трагическим их неумением разумно распорядиться открывшимися им на определенном этапе развития иных цивилизаций возможностями ядерной энергии, отождествляя факт овладения ядерной энергией с неким общечеловеческим "моментом истины" в части разумности социума? А. Тутуков факт отсутствия искусственных сигналов в космосе объясняет гипотезой об ограниченном времени жизни космических цивилизаций (не более тысячи лет на развитой стадии, соизмеримой по уровню с нынешней фазой в истории человечества) по широкому спектру социальных причин. Не связано ли такое ограничение с опасностями фазы сверхтехнологий?

СОЦИОЯДЕРНЫЙ АНТРОПНЫЙ ПРИНЦИП КАК СИНТЕТИЧЕСКАЯ СОЦИОКУЛЬТУРНАЯ ПЛАТФОРМА РЕФЛЕКСИИ И ДЕЙСТВИЙ В ЯДЕРНОЙ СФЕРЕ