Февраль 1935 года. Овчинникову, как одному из самых опытных пилотов Заполярья, поручено выполнить полет по маршруту Ленинград-Апатиты.

Нужно перегнать новый самолет для авиазвена треста «Апатит» и дать заключение о возможности пассажирских полетов по данной трассе.

Это был первый полет по абсолютно новому маршруту. Ведь до тех пор севернее Сегежи гражданские самолеты не летали. И вот 24 февраля 1935 года в 13 часов 48 минут самолет Ш-2 СССР-810 под управлением Павла Овчинникова с бортмехаником Александром Морозовым вылетел из Ленинграда и взял курс на Апатиты, через Петрозаводск. При попутном ветре 15 метров в секунду через 2 часа 12 минут самолет прибыл в Петрозаводск.

Там экипаж переночевал и на следующее утро стартовал на Сегежу. На маршруте была низкая облачность, временами встречался туман. Лететь пришлось на небольшой высоте. В 11 часов 22 минуты была совершена посадка в Сегеже. В ответ на запрос о состоянии погоды по дальнейшему маршруту пришла радиограмма: «Сильная метель, полное отсутствие видимости. Полет невозможен». И все же Овчинников с Морозовым рискнули лететь дальше.

Чтобы сэкономить время, решили лететь напрямую, через Белое море. Карта, пусть даже и весьма приблизительная, теперь была совершенно бесполезной. К тому же полет над морем был чреват серьезной опасностью: случись что с мотором, вынужденную посадку придется совершать на лед, и тогда льдину с самолетом ветром может унести в открытое море...

В Апатиты о вылете Овчинникова из Ленинграда сообщили по телеграфу, предупредив при этом, чтобы к моменту прибытия самолета посадочную площадку обозначили кострами. Но Павел прилетел в Апатиты гораздо раньше, чем можно было рассчитывать, - через три с половиной часа. Задание было выполнено.

Этот перелет показал, что регулярное авиасообщение между Ленинградом и Кольским полуостровом возможно.

Овчинникову шел тогда двадцать первый год.

...В Кировск Павел прилетел ранним утром, как и договаривались с Кондриковым накануне. Солнце еле пригревало, небо было голубым и далеким. Павел стоял у «шаврушки», поджидая Василия Ивановича. Морозов ходил вокруг самолета, выискивая, к чему бы еще приложить руки. Всегда очень пунктуальный, Кондриков сегодня почему-то запаздывал уже на целый час.

- Ты, Саня, побудь здесь, а я схожу в управление, выясню, в чем там дело.

Павел направился вверх по косогору, здороваясь со встречными: здесь его уже знали многие, и он со многими был знаком, особенно с комбинатовскими - он вел занятия в планерном кружке, организованном на комбинате, и в комитете комсомола был нередким гостем.
Кондрикова не оказалось ни в управлении, ни дома. Выяснилось, что он ночным поездом выехал в Мурманск и вернется только вечером, а возможно - и на следующий день.

Павел пошел было обратно к самолету, но вдруг решил заглянуть на рынок, купить яблок.

На длинном столе-прилавке, сбитом из неотесанных досок, были разложены яблоки, груши, виноград, помидоры, огурцы. Торговали фруктами и овощами в основном женщины, все как на подбор черноглазые, крутобровые - южанки, одним словом. Особенно бойко шла торговля у высокой чернявой дивчины. С ямочками на круглых щеках, с веселыми и озорными глазами.

- Здорово, южанка! - бросил ей Павел.

- Привет северянам, - приветливо ответила девушка и улыбнулась.

- Ах ты, коза-егоза! - нарочито грозным голосом зарычал Павел.

Девушка за ответом в карман не полезла:

- Подумаешь, рыжее светило объявилось. Что и толку - горишь огнем, а греть не греешь. Как луна на заре - один вид.

- А ты испытай, - зубоскалил Павел. - Руки обожжешь!

- Так уж и обожжешь?

- Не только обожжешь, а спалишь. Ты испытай! - подначивал Павел и вдруг предложил: - Хочешь, на аэроплане прокачу?

- А ты что - летчик? - уже серьезно спросила девушка.

- А что, разве не видать?

- Не видать.

- Да на лбу же у меня написано. Присмотрись хорошенько.

- А вот возьму и поверю. Что тогда делать будешь?

- А вот посмотришь, жалеть не будешь. Давай-ка собирайся, полетим, - закруглил беседу Павел.

Девушка растерянно посмотрела на соседку и вдруг робко попросила:

- Тетка Ульяна, последи за товаром, а я трошки в небе прокачусь...

- Да ты с ума спятила, девка? - испуганно замахала та руками. - Ни-ни...

- Ну, тетка Ульяна! А? Страсть как в небо хочется, - просила уже настойчиво девушка.

- И где у вас, мамаша, сердце? Человек в небо просится, а вам хоть бы что. Не годится так, мамаша, не годится, - подначивал Павел.

Тетка, наконец, смягчилась, улыбнулась:

- Ну давай, раз так припекло. Только недолго мне, да не упадите там. А то, что мне твоя мать скажет?

- Хорошо, тетка Ульяна, хорошо. Мы недолго и невысоко, не упадем.

Когда Овчинников появился на берегу Вудъявра с чернявой незнакомкой, Морозов присвистнул и спросил:

- Ты ее у Кондрикова украл?

- Угу! - озорно улыбнулся Павел. - Ты, Саня, полезай в горгрот, а гостью я усажу рядом с собой. Покажем ей Хибины с высоты.

Взревел мотор, вздрогнула «шаврушка» и, набирая скорость, понеслась по тихой глади озера. Внизу промелькнула река Белая.
Все выше и выше забирался самолет в небо. Повинуясь какому-то неосознанному желанию, Павел взял курс на Тик-Губу. С высоты Имандра - что море, без конца и края. Павел пролетел до Большого Кумужьего острова, оттуда на Сосновые и, замкнув круг у рыбацкого поселка, пошел на посадку.

- Это куда вы меня затащили? - забеспокоилась девушка, разглядывая незнакомый поселок.

Павел улыбнулся:

- В гости.

- А домой как?

- Вечером на самолете.

- Только смотрите, а то тетка Ульяна такое может натворить - и во сне вам не приснится.

- Все будет как учили, - заверил Павел. - Звать-то тебя как?

- Анной.

- А меня Павлом. А это мой друг Сашко, - представил Овчинников своего бортмеханика.

Познакомились, наконец. Анна посмотрела внимательно на Павла, задумалась о чем-то и вдруг решительно заявила:

- Я тоже на летчика поступлю.

Но решительности хватило ненадолго.

- А получится из меня летчик? - засомневалась она.

- Непременно получится, - горячо заверил ее Павел. Главное - желание.

- А где учатся на летчиков? - спросила девушка.

- В Батайске. Есть там при летной школе специальная женская эскадрилья. Единственная в мире, кстати. Вот туда женщин и принимают.

- Я ведь комсомолка. Если что - в райком пойду. Там помогут.

- Сколько тебе лет-то?

- Этой осенью девятнадцать будет.

- Тогда хватит.

- Что хватит?

- Лет, говорю, хватит для поступления. У меня вот не хватало - и то поступил.

С Горелых островов потянул холодный ветерок.

- Пойдем к нам в гости, чаем напою.

- Я не против, - совсем осмелела Анна. - А далеко отсюда?

- Да нет. Вон за той сетевязалкой мы и живем, - показал Павел на большой дощатый сарай.

Овчинников со своими помощниками - Александром Морозовым и мотористом Сазоновым - теперь жили в Тик-Губе, в рыбтрестовском доме. Здесь им выделили трехкомнатную квартиру, поставили в ней телефон и окрестили гостиницей.

Располагалась гостиница рядом с гидроаэропортом, и летчикам теперь не нужно было вставать ни свет ни заря и месить грязь от Апатитов до Тик-Губы.

Павел помог Морозову закрепить «шаврушку». Погода, между тем, испортилась вконец. Навалилась облачность, заморосил нудный осенний дождь. Пока бежали до гостиницы, прозябли и промокли.

Сазонов принес большую охапку дров, и вскоре в печи заплясал веселый огонек. А через несколько минут зафыркал чайник.

За оживленными разговорами не заметили, как пролетело время. А когда Анна забеспокоилась о возвращении, был уже поздний вечер. За окном шумел по-настоящему проливной дождь. О вылете не могло быть и речи.

- С ума там сойдет тетка Ульяна. Она меня сюда привезла и перед мамой за меня в ответе, - волновалась девушка.

- Да не переживай ты так, - успокаивал ее Павел. - Я сейчас позвоню в Кировск. Предупредят там твою тетку.

- А где же ее найдут? - усомнилась Анна.

- Найдут. Я милицию предупрежу: она ведь все равно туда обратится, разыскивая тебя, - продолжал уговоры Павел.

Спать легли поздно. Анне отвели самую теплую комнату.

Телефонный звонок поднял Павла рано утром.

- Ты что это учинил разбой? - услышал он сердитый голос Кондрикова. - Умыкнул девку. Ишь какой хан Гирей нашелся.

- Да не увозил я ее, Василий Иванович, - оправдывался Павел. - Сама она согласилась покататься на самолете. А тут погода испортилась.

Спит она сейчас. Я же дежурного по отделению милиции предупредил.

- Предупредил, предупредил! - все еще сердито перебил Кондриков. - Чтобы через пару часов доставил ее сюда! Понял?

- Понял, Василий Иванович, - виновато ответил Павел.

- Подожди минутку. Сейчас передам трубку ее тетке. Она здесь у меня наделала такого переполоху... Где там невеста-то? Позови ее к телефону.

- Что там? - сонно спросила Анна, когда Павел постучал в дверь.

- Тетка твоя, к телефону требует.

...Павел провожал Анну. От чего-то, чего он не сумел еще осознать, щемило сердце. Прощаясь, спросил:

- Еще увижу?

- А как же! - рассеянно ответила она. А потом спохватилась: - Очень бы хотелось...

- Ну, тогда все, договорились!

Кондриков о девушке с Павлом разговора больше не заводил, решил, видимо: раз Овчинников в Кировске, значит и девушка доставлена на место.

- Звонили из Мурманска, - поздоровавшись, сухо сказал он. - В Поное уже несколько дней лежит в тяжелом состоянии женщина. Надо вывезти ее.
- Надо так надо, - проговорил. Павел.
- Ну давай, действуй. - Кондриков пожал на прощание Павлу руку. - Прилетишь - мне позвонишь. Мы здесь «скорую» подготовим.

Павел распорядился заправить «шаврушку»» «под пробку», а сам развернул полетную карту. Поной... Восточное побережье Кольского полуострова. Там ему еще бывать не доводилось.

Прикинул расстояние. Как ни крути, горючего в оба конца не хватит. Решил лететь один, без бортмеханика. В горгрот положили небольшую бочку бензина, еще два бидона установили на переднем сиденье.

Морозов молча укладывал все в самолет. Тревогу его выдавали лишь взгляды, которые он время от времени бросал на командира.

- Да будет тебе, Сашко, словно на Северный полюс снаряжаешь, - не выдержал Павел.

- На полюс не на полюс, а путь далекий. Через всю тундру. Если что случится, сам черт не найдет.

- Да будет тебе, - повторил Павел.

Лететь решил через южную оконечность Умбозера, на Краснощелье, далее через Каневку и до Поноя. В Краснощелье он уже бывал не раз и знал этот участок трассы хорошо. А вот река Поной его смущала - не знал он ее характера, но предполагал, что, как и все северные речки, она порожистая, бурная, каменистая. А раз так, то в случае аварии на нее не сядешь. Значит, нужно будет дотягивать до моря. О том, что море может быть неспокойным, думать не хотелось.

До Краснощелья добрался без происшествий. Погода стояла отличная. Произвел посадку, дозаправил «шаврушку» и полетел дальше. Чем глубже забирался Павел на восток, тем больше под крылом его самолета проплывало озер и речушек, которые не значились на карте. «Уцепившись» за реку Поной, Павел повел самолет довольно уверенно.

Вот внизу поплыло почти ровное плато. Сверху оно казалось сплошным монолитом. Серая дымка, уходившая к горизонту, заволакивала темно-голубую гладь моря. Вдалеке вырисовывались голые скалистые, берега. Был отлив, и море отступило, обнажив складки каменистого дна. Где-то здесь, на правом берегу реки, должно находиться село, куда спешил Павел. Но сколько он ни вглядывался в склоны скалистого каньона, никаких признаков жизни не видел.

Сделав над морем разворот, Павел повел самолет назад, строго над устьем реки. Поной бежал в глубоком каменистом русле. Над широкой и быстрой рекой на добрую сотню метров по сторонам высились скалы.

«Сесть здесь будет трудновато», - подумал Павел и вдруг увидел впереди слева, далеко внизу, серые домики, прилепившиеся над самой водой.

«Это ж надо, где примостились! Сразу и не найдешь!»

В конце села виднелись две церквушки - одна маленькая, другая побольше. За селом, на околице обозначилось крестами кладбище.

Сделав над каньоном несколько кругов, Павел пошел на посадку. Вот самолет уже несется к воде, слева и справа вырастают крутые берега. А дна у ущелья словно совсем нет. Чем ниже опускается самолет, тем глубже уходят в каменистые берега воды Поноя.

Наконец днище лодки ударилось о тело реки, и «шаврушка», пробежав несколько метров, остановилась. Быстрые воды стали энергично разворачивать ее, вот-вот погонят назад к морю. Но Павел дал газ, мотор взревел, «шаврушка» послушно поползла к берегу.

Пока больную готовили к транспортировке, Павла окружили местные жители, стали наперебой звать к себе в гости. Особенно энергично действовал шустрый седобородый дедок, он подхватил Павла под руку и потащил к своей избе, приговаривая:

- Ушицей из семги угощу. Такой ты не едовал никогда. - Здравствуйте, люди добрые, - поздоровался Павел, входя в чистую просторную горницу, в которой весь правый угол был заставлен иконами.

- Здравствуй, здравствуй, мил человек, проходи, гостем будешь, - захлопотала пожилая, но еще крепкая хозяйка.

- Как вы тут живы-здоровы? - разглядывая светлую комнату с выскобленными до желтизны полами, спросил Павел, усаживаясь на предложенную стариком длинную деревянную лавку.

- Живем не тужим, - бойко отвечала женщина.

- Семга вот повалила - ее ловим, - разглаживая бороду-лопату, довольно улыбнулся хозяин. И, обращаясь к жене, кашлянув в кулак, распорядился: - Ну-ка, старуха, угощай дорогого гостя рыбой. А я счас.

Он торопливо вышел из комнаты и через несколько минут вернулся с четвертью в руках:

- Вот она, заветная, своего сроку дождалась. Поставил четверть на стол, полез в старенький, видавший виды комод за стаканами.

- Живем мы, сынок, хорошо - зачем бога гневить, - словоохотливо продолжал он. - Летом семга, зимой олешки. А не то и на тюленя можно сходить.

Старуха достала из печи чугунок, в горнице вкусно запахло ухой.

Павла усадили под образа, как самого дорогого гостя. Налили в стаканы водку.

- Ну, будем! Как тебя зовут-то? - спохватился хозяин.

- Павлом,

- А по батюшке?

- Карповичем.

- Ну вот и хорошо - давай-ка, Карпыч, за знакомство.

Павел поднял стакан, чокнулся с хозяевами и поставил нетронутым на стол.

- Это чевой-то? - обиделся старик. - Аль брезгаешь?

- А нельзя мне, - виновато улыбнулся Павел. - Лететь ведь надо.

- А... Ну, смотри. Налегай тогда на ушицу. Хозяйка чуть пригубила стакан, но пить тоже не
стала.!

- И откуда это ты, сыночек, объявился в наших краях? - спросила, с любопытством разглядывая гостя.

- Издалека, мамаша. Из Кировска. Знаете такой город в Хибинах?

- Знать не знаю, но слыхать - слыхала. Я ведь всю жизнь тут у моря-батюшки прожила. Дальше Иоканги и Сосновки не бывала. Правда, вместе с мужем в молодости в Красную Щель на олешках ездила на заготовку леса, дом когда собирались строить. А так родилась здесь, состарилась и помирать собираюсь здесь. Ведь оно раньше как - не до разъездов было. С утра и до позднего вечера только и знали работали. Восемь ртов в семье-то было, шестеро - девки. А на девок пай не давали. Вот и вертелись со стариком от зари до зари. Летом фараонова работа, а зимой зверобойный промысел, оленеводство.

- Это что еще за фараонова работа? - заинтересовался Павел.

- Поездованием еще называлась. Две лодки тянут сетку - одна с одной стороны, другая с другой. Посередке - корщик с симкой на пальцах. Вот так целый день взад-вперед, взад-вперед реку на веслах поездуешь. К вечеру спина и руки отваливаются. Приедут купцы, каждая семга - лишний рупь. Вот такова она, фараонова работа-то.

- Себе-то семги хватало? - перебил Павел.

- Себе семгу не оставляли. Разве попорченная какая - без жабер или лошалая. А так нет. Для себя - форель, кумжа и другая попутная рыба.

Семга только в продажу: нужно купить муки, соли да что из одежды, кудель к тому же - на снасти.

- Зверобойный промысел - тоже было подспорье, - вставил старик, до этого молчавший.

- Какое же это подспорье? Каторга горькая была, а не подспорье. Конечно, за счет зверя и тоже имели копейку. Но как доставалась эта копейка? Хорошо, если попадался старый и опытный яровщик - проводника так звали. Старые, они и повадки зверя знали, и непогоду угадывать могли. Тебе не представить, сынок, что это такое - бить тюленя во льдах. Сколько батюшко-море нашего брата помора прибрало - не сочтешь. А труд какой был - надо разыскать тюленя во льдах, убить его и разделать, дотащить до берега. Запрягались в лямки и тащили много верст, аж глаза на лоб вылезали. Нет, не легко доставалась трудовая копейка. А жили-то на промысле как? Вспомнишь - сердце колет. В холодных, сырых землянках, спали все вповалку на полу, на оленьих шкурах. И так из года в год.

- Хватит тебе, старуха, былое вспоминать, - сердито обрезал дед и снова потянулся к четверти.

- И впрямь хватит, - спохватилась виновато та и захлопотала вокруг Павла: - Ты ешь, ешь, сынок, а то ведь путь у тебя далек.

Павел с аппетитом уминал семгу, с интересом слушая рассказы старухи, опять ударившейся в воспоминания.

- Я сама чудом осталась в живых. Спасибо Николе-чудотворцу, - перекрестилась набожно она. - Это он меня спас. Была в тот штормовой вечер эта иконка со мною. Попросила я угодника, чтобы не уносило нас в море. Помог чудотворец. Выбросило нашу посудинку на камни.

Так и остались в живых. Ты вот прилетел за сотни верст, чтобы помочь больной. А ведь раньше как было? Напала как-то на наше село черная оспа, многие легли тогда в холодную землю, - о медицине и слуху не было. Вот так и жили, - старуха тяжело вздохнула. - Не жили, а мучились. Сейчас настоящая жизнь настала, умирать не хочется. Зайди в наш клуб - одна веселость. Самого «Ревизора» представляют. В Иокангу, Сосновку наша молодежь с концертами выезжает. Да что Сосновка - даже в Мурманск на олешках представление возили. В Мурманск, сыночек, - это, почитай, на край света.

- Да неужели в Мурманск на олешках? - не поверил, было, Павел.

- Вот и я говорю - на край света.

- Да хватит тебе, мелешь и мелешь; - снова сердито проворчал старик.

Вдруг с шумом раскрылась дверь, и на пороге появилась возбужденная женщина:

- Товарищ летчик, наша Дарья сказала - не полетит.

- Какая Дарья? - не понял Овчинников.

- Ну та, за которой вы прилетели.

- Это почему же она не полетит? Умереть тут хочет?

- Говорит - боюсь, упаду. Лучше умру дома.

- Передайте ей: полетим не шибко высоко и не шибко быстро, так что ничего с нею не сделается.

- Я сейчас, мигом, - женщина скрылась за дверью.

- Дела-а... - почесал в затылке Павел. - Что ее - силком в самолет тащить?

- Не боись, полетит, куда ей деваться, - успокоила его старуха.

А вскоре «шаврушка» с больной на борту взяла курс на Кировск. Еще одно задание было выполнено.

Всё начиналось с «Шаврушки»