С трудом провернувшись на стылом морозном воздухе, пропеллер заурчал и вдруг превратился в сверкающий круг. Самолет рывком сдвинулся с места, подпрыгивая, покатил по снегу, проминая широкими лыжами ледяную корку взлетно-посадочной полосы. Наконец, мы оторвались от земли, под крылом потянулось белое бескрайнее полотно с черными штрихами-пунктирами голых берез и редкими пятнами разлапистых елей.

Ощущение полета в маленьком «кукурузнике» АН-2 несравнимо с состоянием пассажира современных авиалайнеров, где можно отрешиться от происходящего, заснуть и, совершенно не почувствовав ни временного, ни пространственного изменения, очнуться в другом городе за тысячи километров от места посадки. Здесь же ты постоянно в напряжении, которое зависит от высоты полета и песни мотора. Песни, которая не успокаивает, а лишь напоминает о времени безвременья, которое наступает для тебя между небом и землей. Словно назад, к прошлому, возврата больше нет, как нельзя повернуть и очутиться на импровизированном сельском аэродроме, откуда час назад поднялся в морозный воздух. А впереди ждет неизвестность, неизбежная и неотвратимая, до которой еще час полета. И этот час - единственное, что у тебя осталось от прежней жизни. И надо успеть, пока есть возможность, подумать, осмыслить, вспомнить...

Александр Петрович Стрелков как приник к иллюминатору, так и не отрывал от него красного, обожженного северными ветрами лица с острым носом и зоркими глазами помора. Но на этот раз его синие, словно промытые морскими далями глаза были подернуты пеленой незаслуженной обиды. О чем думал он, сидя рядом со мной в заиндевевшем салоне самолета? О родной Чапоме, где родился и вырос, вырастил детей и как-то незаметно успел состариться, где долгие годы был председателем местного колхоза «Волна»? Наверное, да. Его коренастая, чуть косолапящая фигура была обязательным атрибутом этого самого отдаленного села. Как весеннее половодье на одноименной реке, как беломорские приливы-отливы Терского побережья... Петрович еще не знает, что через несколько часов ему придется оставить свой партбилет райкомовским «товарищам» из Умбы, а вечером того же дня в его адрес вынесет свой скорый и неправый приговор районный суд. А пока время длящегося безвременья. Часы полета между вчера и завтра.

...На Терский берег я прилетел в командировку и оказался не только свидетелем, но и невольным участником взбудораживших местных жителей событий. Рыболовецкий колхоз «Волна» жил ожиданием отчетно-выборного собрания. Собрания, которое созывалось против воли сельчан и по инициативе районных властей, чтобы освободить от должности Стрелкова. Колхозники обратились ко мне, заезжему журналисту, с просьбой: помоги, мол, написать ходатайство в нарсуд в защиту нашего председателя. Ты ведь знаешь Петровича не один год, сумел понять, что он за человек! Действительно, жизнь председателя была у всех на виду. Каждую минуту, круглосуточно он был занят людьми и колхозом, так что на свое хозяйство времени не оставалось. В конце концов дом Александра Петровича оказался самым худым на селе и требовал уже не ремонта, а перестройки. Когда об этом заходил разговор, председатель только махал рукой и, улыбаясь, говорил, что до конца его работы в колхозе дом простоит, а там может рыбакколхозсоюз даст какую-нибудь комнатенку в Мурманске, поближе к детям и внукам. До пенсии Стрелкову оставалось два года...

Разобравшись с бумагами и вникнув в сбивчивые объяснения колхозников, я воскликнул: «Так ведь Стрелков невиновен! Какие могут быть ходатайства в защиту невиновного человека?! Если и вы уверены в честности Петровича, то не отпускайте председателя в райцентр. Пусть сами приезжают в село и проводят открытый судебный процесс. Если хватит на то смелости и наглости!»

Мне возразили: так ведь из района звонили, сказали, что судить будут обязательно. И надо перед этим отстранить его от должности. Вот и председатель райисполкома товарищ Шитарев прилетел в колхоз, говорит, чтобы не устраивали самодеятельности. Так что не откажи - помоги нам...

И я составил это ходатайство в нарсуд:

«В связи с привлечением А.П.Стрелкова к уголовной ответственности, общее собрание членов колхоза «Волна» считает необходимым довести до сведения суда, что Стрелков А.П. 14 лет возглавлял колхоз «Волна», пользовался и пользуется уважением в коллективе. За все эти годы он честно и бескорыстно относился к исполнению своих служебных обязанностей.

Последние два года в Чапоме велось интенсивное строительство. Заботясь об укреплении экономики колхоза, Стрелков А.П. со своей стороны прилагал максимум усилий к быстрейшему вводу в строй объектов базы зверобойного промысла. Основные строительные материалы в Чапому поступали морем. Отсутствие транспортных и погрузо-разгрузочных средств в колхозе заставляло Стрелкова А.П. изыскивать все пути к интенсивному ведению разгрузочных работ, так как несвоевременная обработка транспортов влекла за собой как значительные штрафы для колхоза за простой судов, так и срыв сроков строительства зверобойной базы. Именно это в какой-то мере и заставило Стрелкова А.П., как считает общее собрание колхозников, пойти на заключение трудового соглашения с бригадой из Мурманска на ремонт вездеходов типа «Амфибия». Собрание считает, что в данном случае Стрелков А.П. не до конца осознавал всю ответственность, которую может понести руководитель за незаконную выплату общественных денег. При этом Стрелков А.П. не стремился к личному обогащению и никакой личной выгоды от этого не имел, о чем знает каждый колхозник колхоза «Волна». Исходя из вышеизложенного, общее собрание колхозников колхоза «Волна» просит Терский районный народный суд передать бывшего председателя колхоза Стрелкова А.П. на поруки коллектива.

Принято на общем собрании членов колхоза «Волна» 23 марта 1985 года».

Через два дня, 25 марта, это ходатайство уже было подшито к «делу» вместе с приговором: «...назначить наказание в виде лишения свободы сроком на 3 года условно. Передать Стрелкова Александра Петровича коллективу колхоза «Волна» Терского района для исправления и перевоспитания, удовлетворив ходатайство коллектива».

...Оставив за крылом заснеженную Чапому, наш самолет пробивался на запад, в Умбу. Первая посадка была в Тетрино, где, выполняя задание редакции, я должен был выходить. И лишь когда смолк гул моторов, Стрелков обернулся, оторвал лицо от иллюминатора. Никогда не смогу забыть беззащитно-пронзительных светлых глаз бывшего председателя. Комом в горле застряли дежурные слова прощания.

Говорят, что и вечером, на суде, он молчал и лишь недоуменно смотрел на собравшихся повлажневшим взором.

Чем тогда, в марте 1985 года, расставаясь на далеком сельском аэродроме, я мог помочь Петровичу? Ни он, ни я в то время не знали, что уже запущена и набирает обороты судебно-бюрократическая машина. Что уже полтора месяца сидит в следственном изоляторе председатель Мурманского рыбакколхозсоюза Ю.Е.Гитерман, безуспешно пытаясь доказать абсурдность выдвигаемых ему обвинений, что через 22 дня будет взят под стражу председатель колхоза «Северная звезда» Г.К.Подскочий, что уже через месяц будет выписан ордер на арест председателя колхоза имени ХХI съезда КПСС Н.И.Коваленко. И все они будут осуждены, а Коваленко даже с партбилетом в кармане, так как Североморский горком КПСС, заняв принципиальную позицию, отказался исключить из партии человека без весомых на то причин.

Так мог ли я тогда, за несколько часов до суда, хоть чем-то помочь Стрелкову? Наверняка, нет. И лишь потом, вернувшись в редакцию из командировки, осознал весь масштаб случившегося, так как и Гитермана, и Коваленко, и Подскочего знал раньше как честных и порядочных людей и не мог изменить своего отношения к ним. Поняв всю безуспешность каких-либо попыток с моей стороны остановить эту пущенную в ход бездушную и неправую судебную машину, я отправил письмо Андрею Леонидовичу Никитину, московскому писателю и моему хорошему другу. Никитин знал Беломорье и был неравнодушен к проблемам его жителей, написав и издав несколько публицистических книг об истории и перспективах развития Терского берега. Наверное, я все же смалодушничал, попытался переложить груз гражданской ответственности на чужие плечи. Но речь сейчас не обо мне, а о тех, кто был осужден в 1985 году и только после вмешательства Прокуратуры СССР в конце 1987 года полностью реабилитирован за отсутствием состава преступления. Все, кроме Коваленко, который после протеста первого заместителя Прокурора РСФСР президиумом Мурманского областного суда вместо двух лет исправительных работ был наказан штрафом в сумме...100 рублей!

Сколько же потребовалось сил, чтобы застопорить ход и закрутить колесо Фемиды в обратную сторону! Перед решающей попыткой сделать это Андрей Никитин прилетал на Кольский полуостров, и мы с ним побывали в Чапоме и Умбе, в Териберке и Белокаменке - селах-усадьбах рыболовецких колхозов, лишившихся своих председателей. Встретились со многими людьми, кто так или иначе был причастен к «делу» Гитермана. Да, именно так, потому что «дела» всех колхозных председателей, на первый взгляд ничем не связанные между собой, были возбуждены с одной целью - «пристегнуть» их к имени председателя Мурманского рыбакколхозсоюза.

Застопорить ход машины беззакония удалось только после вмешательства «четвертой власти»: «Литературная газета» отправила на имя генпрокурора страны материал Никитина «Охота на ведьм в Заполярье». И с явно слышимым зубовным скрежетом следователей мурманской милиции машина правосудия дрогнула и тронула в обратную сторону. Затем свой запрос сделала в прокуратуру республики редакция «Литературной России», опубликовав статью «Реабилитация?». В ней, добившись отмены вынесенных приговоров, Никитин размышлял о самом понятии «реабилитация». О том, как мы все свыклись с беззащитностью перед лицом произвола, если полученная справка о реабилитации отнюдь не освобождает человека от необходимости доказывать собственную невиновность везде, куда бы он ни явился.

Доказывать, просить, испытывать унизительное недоверие со стороны очередного должностного лица. Бывший обвиняемый несет на себе ясно видимую печать изгоя, человека как бы «второго сорта». Его не спешат восстановить в партии, не спешат вернуть ему награды. Никто не думает о материальной компенсации за потерянные годы, хотя иной раз «судебная ошибка» оборачивается полным разорением для семьи. И не было еще случая, чтобы человек был возвращен на то место, на ту должность, с которого его сорвали беззаконие и произвол.

А ведь все перечисленное как раз и входит в понятие реабилитации, предполагая полное восстановление человека в его правах. Вот и выходит, что формальная реабилитация - еще не справедливость. О действительной справедливости можно говорить, когда одновременно с восстановлением законности заслуженное наказание несут виновные в ее нарушении. Требование это диктуется не жаждой мести. Такое условие - единственная гарантия, что повторение подобных «ошибок» в нашем обществе станет невозможным...

Три года, с февраля 1985-го по февраль 1988-го, мурманские газеты молчали о случившемся, хотя слухи об арестах в рыболовецких колхозах с подробностями обсасывались в кабинетах власти. Помогая Никитину в его частном расследовании, я, как говорится, контролировал ситуацию, но на месте, в Мурманске, что-либо предпринимать было бессмысленно. Помнится, Андрей Леонидович с оказией передал мне второй экземпляр своей отправленной в «Литературку» статьи «Охота на ведьм в Заполярье» с просьбой ознакомить с ней М.И.Каргина. Я пришел в приемную руководителя «Севрыбы», нашел возможность пройти к нему в кабинет и положил на стол рукопись. Часа полтора внимательно, порой возвращаясь к прочитанному и шевеля губами, знакомился Каргин со статьей. Удивленная секретарша несколько раз заглядывала в двери, напоминая о каких-то назначенных встречах и звонках, но никого видеть и ни с кем разговаривать генеральный директор не хотел.

Прочитав рукопись, Каргин взглянул на меня цепким, оценивающим взглядом и спросил: «Ну и что? Что вы с Никитиным хотите от меня?» Честно сказать, этот вопрос я задал и Андрею Леонидовичу, когда он звонил из Москвы и просил меня зайти к Каргину с рукописью.

- Пусть как круги по воде, пойдут слухи об этой статье по Мурманску. На воре шапка горит, посмотрим, кто как отреагирует на изложенные мною факты и сделанные выводы. Это поможет делу, - сказал Никитин.

И вот я сижу напротив Каргина, который напряженно ждет ответа на заданный вопрос. Ждет, только что прочитав статью, в которой говорится и о нем, руководителе «Севрыбы», в состав которой входят рыболовецкие колхозы. Конечно, в рыбацкой империи Севера десятки тысяч человек, сотни начальников - разве всех узнаешь-поймешь, если встречаешься с людьми лишь на совещаниях да в совместных поездках. Но Гитермана Каргин лично пригласил на место председателя Мурманского рыбакколхозсоюза, отзывался о нем как о толковом, энергичном руководителе. Да, после ареста Гитермана Каргин пошел в обком партии, и ему ответил первый секретарь, что сам дал согласие на арест. Да, он позвонил начальнику областного УВД Данкову, который заверил, что доказательства виновности Гитермана есть, нет только признания самого председателя. Да, Каргин депутат Верховного Совета СССР, но он не имеет права оказывать давление на следственные органы. А потом, откуда Каргин знает, может, Гитерман и вправду брал взятки...

Ничего вразумительного я не смог тогда ответить на вопрос руководителя «Севрыбы». Сослался на просьбу Никитина, умолчав о «кругах по воде». Забрал рукопись и вышел из кабинета. А столичные журналисты из «Литературной газеты», посчитав, что статья грешит не интересными массовому читателю подробностями, положили материал «под сукно». Но они сделали главное - отправили копию Генеральному прокурору СССР. Как реагировали чиновники в первые годы перестройки на запросы прессы, мы уже знаем. Без ответа, и конкретного ответа не оставалось ни одно письмо, ни одно журналистское расследование. Машина правосудия дала задний ход. Нарушил молчание и наш «Рыбный Мурман», опубликовав объемную, на двух страницах статью.· В ней я попытался рассказать о «деле» Гитермана так, как мы видели его с Андреем Никитиным.*

...Смуглый и широколицый, со слегка приплюснутым, как у боксера, носом, он сидит передо мной и в который раз излагает события и факты, давно уже зафиксированные в пухлых папках «дела». Три года назад кто-то тасовал все эти факты, чтобы как из детских кубиков построить из них далеко не детскую лесенку для личного продвижения по службе. Или для удовлетворения иных честолюбивых устремлений. В зависимости от преследуемых целей. Я же, слушая Юлия Ефимовича Гитермана, мучительно пытаюсь понять, что изменилось в характере, в манере поведения бывшего председателя Мурманского рыбакколхозсоюза. Да, он и раньше никогда не был «подарком» для нерадивых работников, сам не спал и другим не давал спать ради дела. Бывал ли крут? Пожалуй, нет. Требователен? Да!

Как каждый руководитель, полностью берущий ответственность на себя. При этом никогда не опускался до личных оскорблений. Может, разве что был иногда излишне настойчив, стараясь разобраться во всех мелочах, когда тянул, казалось бы, непосильный воз хозяйственных забот. Но при этом всегда был готов к диалогу, умел терпеливо и внимательно выслушать все доводы оппонента. Наверное, столь же внимательно он слушал и смотрел большими карими глазами на председателя суда, зачитывавшего приговор:

- Признать виновным в совершении преступления, предусмотренного статьей 175 УК РСФСР и определить наказание по этой статье в виде двух лет исправительных работ по месту работы с удержанием 20 процентов заработка в доход государства... Лишить права занимать должности, связанные с выполнением организационно-распорядительных функций в государственных и общественных организациях.
\Статья 175 УК РСФСР: «Должностной подлог, то есть внесение должностным лицом в корыстных целях или иных личных побуждений в официальные документы заведомо ложных сведений, подделка, подчистка или пометка другим числом, а равно составление им заведомо ложных документов или внесение в книги заведомо ложных записей...»\

Так изменился ли этот сидящий передо мной человек? Нет, Гитерман и через три года столь же легок на подъем, столь же обеспокоен проблемами рыболовецких колхозов. Разве что не так скор на ответ, обдумывая каждое слово. И собеседника, и свое. Не все, наверное, перегорело в душе Юлия Ефимовича за эти годы, из которых шесть месяцев он провел за решеткой. В едва заметных движениях крупных сильных рук с подрагивающими пальцами, в необычной сутулости и зависающих уголках рта проступает тот душевный надлом, который отмечает человека, прошедшего через мясорубку следствия и тюрьмы. Вряд ли теперь Гитерман сам сможет подсчитать, сколько писем во все инстанции он написал за те полгода и сколько писал потом. Все они оставались или без ответа, или возвращались к тем самым людям, по поводу которых он и писал свои жалобы.

- ...Они только смеялись надо мной, - говорит Гитерман, и по его лицу пробегает судорога ужаса и гнева. - Они приходили ко мне в камеру или вызывали в комнату при тюрьме на допрос и, показывая мои письма, говорили: «Видишь? На кого жалуешься, сука? Ты отсюда все равно не выйдешь, пока не подпишешь все, что мы скажем!» А потом, в камере, уголовники, которых они специально ко мне сажали, меня били. И если я жаловался и показывал синяки, начальник тюрьмы, улыбаясь, говорил одному из громил: «Ну, Лебедев, так мы с тобой не договаривались. Видишь, какой он нежный...».

· Легко ли быть председателем, «РМ» от 5 февраля 1988 г.

· «Остановка в Чапоме», Москва, «Советский писатель», 1990 г.

· «Остановка в Чапоме», Москва, «Советский писатель», 1990 г.

· Советская милиция - для советских людей, «РМ» от 1 апреля 1988 г.

· Адвокат: позиция в перестройке, «РМ» от 3 июня 1988 г.

Продолжение статьи читайте здесь

 Рыбный Мурман в кавычках и без (1983 - апрель 2000)