Времени было в обрез, спасти колхоз от штрафов в десятки тысяч рублей за простой судов могла только сверхурочная работа

На страницах нашей книги мы уже рассказывали о межхозяйственной кооперации, об инициативе, с которой выступили Мурманский обком партии, «Севрыба» и рыбакколхозсоюз по возрождению поморских сел побережий Баренцева и Белого морей.

Люди понимали, что в первую очередь Терский берег надо спасать, что колхозники должны быть заинтересованы в результатах своего труда, что следует коренным образом изменить условия их жизни, а для этого прежде всего требовалось сломать барьеры давно отживших инструкций и законов.

Краеугольным камнем для возрождения отдаленных поморских сел стало строительство в Чапоме базы по промыслу и обработке тюленя. Именно там, в Горле Белого моря, каждую весну ветра и течения выпихивают на север, в океанский простор ледяные поля со стадами гренландского тюленя с только что народившимися детенышами-бельками. Раньше промыслом белька занимались лишь колхозники Зимнего, архангельского берега. Теперь этим рентабельным и традиционным для поморов промыслом смогли занять людей и терские колхозы. За два года, практически не имея материальных ресурсов, без собственной строительной организации зверобойка - объект объемом капитальных вложений около одного миллиона рублей - была построена на побережье. И заработав в марте 1985 года, с лихвой окупила все затраты! В марте, а чуть раньше, в январе арестовали Гитермана, в феврале осудили Стрелкова...

База зверобойного промысла в Чапоме строилась силами бригад временнонаемных рабочих, так как других, кадровых специалистов не было, да и не загонишь их за сотни километров в тундру, где нет ни дорог, ни домов с центральным отоплением. Конечно, недостатки в работе любого руководителя найти нетрудно, особенно если он проявляет инициативу, мыслит нестандартно, делает что-то новое, полезное для людей. А если это председатель рыболовецкого колхоза, которому надо кровь из носа в марте начинать первую зверобойную кампанию, то и ученик бухгалтера заметит неизбежные огрехи в колхозной отчетности. И хотелось, ну очень, видимо, хотелось областным правоохранительным органам раскрыть что-то эпохальное, вроде печально известного «дела «Океан», только на нашей, Кольской земле!

Тот же Минрыбхоз, куда маленькой частичкой входит и Мурманский рыбакколхозсоюз. Правда, там была черная и красная икра, осетры и стерлядь, там сотни и сотни организованных браконьеров не покладая рук хозяйничали по берегам Черного, Азовского и Каспийского морей, Волги и Амура, - а здесь что? Терский берег с его несколькими сотнями тонн семги и тюленьими шкурами? Но ведь по всей стране, следуя призыву партии и правительства о перестройке и гласности, вскрываются поистине страшные преступления власть имущих против народа и государства, а на Мурмане все спокойно? Не может быть! Плохо работаете-копаете, товарищи в погонах. Где хоть что-то новое возводится-строится-создается? В «Севрыбе», в рыболовецких колхозах? А кто председатель? Что, Гитерман? Еврей? Значит, ворует... Ату его!

- 1984-й год в целом был очень трудным для рыбакколхозсоюза, - вспоминает Юлий Ефимович. - Тычки следовали со всех сторон: ревизии и проверки «Севрыбы», плановая проверка прокуратуры страны, разбор на заседании областного комитета народного контроля... Вот сейчас думаю: и какая же рука направляла все эти проверки, которые практически дублировали друг друга и лишь парализовали работу коллектива? Да, нарушения различного рода в колхозах были, и их количество возросло, потому что мы нетерпимее стали относиться к пьяницам и прогульщикам, несунам и лентяям. Тогда же, в 1984 году, впервые «всплыло» «дело» Стрелкова. Следственный отдел Мурманского УВД решил прекратить его «за изменением обстоятельств». И если разобраться по совести, то ни в чем председатель виновен не был.

\Справка. Стрелков Александр Петрович , 1931 года рождения, бывший председатель колхоза «Волна». Признан виновным по ч.1 ст. 170 УК РСФСР.
Статья 170 УК РСФСР: «Злоупотребление властью или служебным положением, то есть умышленное использование должностным лицом своего служебного положения вопреки интересам службы, если оно совершено из корыстной или личной заинтересованности и причинило существенный вред государственным или общественным интересам либо охраняемым законом правам и интересам граждан...»\

Три тома следственного дела. Около тысячи листов. Два раза следователь и прокурор прекращали «дело» «за отсутствием состава преступления». И дважды по чьей-то указке из области его начинали снова. Очень хотелось что-то найти. К аресту Гитермана «дело» Стрелкова было практически закончено следствием. Потом уже попытались их связать: вызвали Стрелкова в Мурманск, продержали два дня на допросах, требовали сознаться, что давал Гитерману взятку и что последний якобы сознался в этом. Взятку за то, чтобы по просьбе А.П.Стрелкова рыбакколхозсоюз после выхода Александра Петровича на пенсию выделил ему с женой однокомнатную квартиру в Мурманске, в доме, строящемся на колхозные деньги.

До пенсии Стрелкову оставалось два или три года. И я уже писал, что дом его в Чапоме был самый, пожалуй, худой и бедный: не мог, физически не успевал Петрович за колхозными заботами заниматься собственным домом. Вот почему стыдом и горечью обжигает акт о наложении ареста на имущество председателя. Акт, подшитый в следственном деле: мотор лодочный - 20 рублей, ковер полтора на два метра - 100 рублей, ковер полтора на два с половиной метра - 60 рублей, шкаф полированный для посуды - 30 рублей, такой же другой шкаф - 20 рублей, стол раздвижной - 60 рублей, шкаф платяной - 100 рублей, овцы две штуки - 60 рублей... Всего на 450 рублей. Да еще 67 рублей и столько-то копеек на сберкнижке...

Какие же факты были поставлены с ног на голову в «деле» Стрелкова?

Для завершения строительства зверобойной базы надо было доставить в Чапому необходимые материалы. Готовили их в Мурманске, а доставляли в это отдаленное село морем, пока длилась навигация. Чтобы на месте производить оперативную разгрузку судов со стройматериалами, нужна была техника - вездеходы «Амфибия». А они находились в плачевном состоянии. Поэтому партнер колхоза по межхозяйственной кооперации управление «Севрыбпромразведка» командировало в Чапому группу ремонтников - судовых мотористов и электриков из резерва плавсостава. Времени было в обрез, спасти колхоз от штрафов в десятки тысяч рублей за простой судов могла только сверхурочная работа. Стрелков заключил с рабочими соответствующее трудовое соглашение. Трудились люди на совесть, чуть ли не круглосуточно, разделяя тревоги колхоза. Сами мастерили недостающие детали, клепали - и сделали все к сроку! И заработанные деньги получили. Здесь, сколько следствие ни билось, ничего противозаконного не нашли: калькуляция была составлена в Мурманске, а всю стоимость ремонта, в том числе и сверхурочные 3600 рублей, колхозу возместил Мурманский морской рыбный порт, которому официально эти вездеходы принадлежали. Однако следователи пришли к выводу, что Стрелков все же злоупотребил служебным положением, заключив с ремонтной бригадой трудовое соглашение. Потому что не затвердил это соглашение решением правления колхоза.

- Стрелков ни в чем не виноват. Я хотела даже его оправдать, - скажет потом Андрею Никитину народная судья А.И.Тетерятник, судившая Петровича. - Но, вы понимаете, тут был такой нажим все время из Мурманска, кому-то было очень нужно, чтобы мы осудили Стрелкова. И потом...Вы знаете, как раз исключали из партии моего мужа. Это было ужасно, и я думала... Потом, после суда, был звонок из Москвы. И когда я сказала, что мы осудили Стрелкова, мне показалось, что там даже вздохнули с облегчением.

- А кто звонил, Алла Ивановна?

- Кто? - она отводит глаза. - Не помню уже... Вы знаете, какие дела здесь творятся?..

Этот диалог Никитин привел в своей книге «Остановка в Чапоме». А о том, знал ли Андрей Леонидович, какие дела творятся руководством Терского района - вопрос наивный. Мы с Никитиным и познакомились в Умбе, где я в 1983 году был редактором местной газеты.

Благословенный и скоротечный год между работой на мурманском телевидении и приходом в «Рыбный Мурман». Благословенный, потому что, несмотря ни на что, я был счастлив, открывая для себя Терский берег, знакомясь с его людьми и селами. Потому что их заботы, жизнь, уникальную природу Беломорья вскоре стал считать своим личным делом. Вот как описал Никитин в книге «Остановка в Чапоме» этот период моей жизни:

- В отличие от своего предшественника, Георги решил всерьез взяться за проблемы района, чтобы помочь делу спасения поморских сел.

Ему казалось странным, что все внимание газеты было направлено на районный центр и деятельность леспромхоза, регулярно не выполнявшего план. Собственно территории района, протянувшейся на триста с лишним километров на восток полуострова, как бы не существовало. В газете печатали сводки по надою молока, по заготовкам сена, отмечали какие-то мелкие события, но все это лежало на периферии районной жизни. К своему удивлению, Георги обнаружил, что никто в Умбе - ни в райкоме, ни в райисполкоме - словно и не подозревает об идущей уже не один год межхозяйственной кооперации, как если бы дело происходило на другой планете или за рубежом.

Поездив по району и покопавшись, поговорив с людьми, вникнув в дела колхозов и их председателей, новый редактор «Терского коммуниста» не мог не заметить, что на колхозы Берега смотрели как на досадное наследие прошлого, от которого надо было как можно скорее освободиться. Было еще много другого «странного», о чем следовало писать и с чем надо было бороться. Беда заключалась в том, что никто этого делать не собирался и не хотел. Здесь был свой обжитой районный быт с крепко сидящим начальством, за десяток предшествующих лет подобравшим на все посты нужных ему людей, которых секретарь райкома знал насквозь и полностью держал в своих руках. Скандалы, исключения и смещения с должности происходили, если кто-нибудь уж очень сильно проштрафится, подставив под удар свое руководство, забудет о субординации или заглянет в соседний «огород». Тогда наступала расправа быстрая и впечатляющая.

Неугодные заместители председателя райисполкома, например, оказывались на следующий день пильщиками леспромхоза. Но «игры» велись в собственном кругу, и серьезных протестов не было.

Последнее обстоятельство, как видно, и обмануло журналиста. Первые заметки о проблемах колхозов и поморских сел были восприняты если не с улыбкой, то со снисходительной усмешкой. Однако, набравшись духа, Георги напечатал подряд три полосы под общим заголовком «Письма с Терского берега». Не скажу, что это было уж очень смело. По нынешним временам, вероятно, такой материал мало кто заметил бы, будь он напечатан в одной из центральных газет. Но времена такие только еще наступали, в провинцию они и сейчас не дошли, поэтому вполне лояльные очерки о действительных нуждах жителей глубинки, написанные в очень умеренных выражениях, показались прокламациями, призывающими к свержению местных царьков.

И тогда Георги смог увидеть, как принявший его «дружеский круг» районной элиты вдруг слился в единую злобную стаю. В течение одного дня он получил строгий партийный выговор с занесением в учетную карточку и решение о несоответствие занимаемой должности. Одновременно была лишена работы его жена. Нет, не за «Письма с Терского берега», избави Бог! За то, что она была оформлена на работу в районном центре, сохраняя прописку в Мурманске. Об этом знали все. Больше того, сам районный прокурор с благословения секретаря райкома посоветовал Георги сделать именно так, поскольку закон этого категорически не запрещал, а главное, как выяснилось позже, это давало возможность держать нового редактора газеты «на крючке».

Короткая и жесткая расправа вызвала у окружающих бурю веселья. В самом деле, ну кто бы додумался идти против крепко сплоченных рядов людей, державших в своих руках район? Неужели мог найтись такой человек, который всерьез бы решил, что ему будет позволено подрывать основы местной власти и благополучия? Вчерашние «друзья», собравшиеся в кабинете первого секретаря райкома, с самым серьезным видом упрекали журналиста в отсутствии партийной совести, делячестве, попытке обойти закон... Да, это был тот же самый произвол, который затем испытали Гитерман, Стрелков, да и другие председатели колхозов.

Для Георги поначалу это было ударом. Тем более жестоким, что он видел всю подлость сделанного хода. С ним никто не спорил, его никто не обвинял в допущенных ошибках или искажении фактов. С ним просто расправились и вышвырнули, обвинив в проступке, которого он не совершал. Вот и все. Самое страшное, что это понимали все, не только в Умбе, но и в Мурманске... Вскоре журналист почувствовал, что не только ничего не потерял, но даже еще приобрел, потому что в «Рыбном Мурмане» он мог уже всерьез заняться проблемами Терского района и его руководства, ощущая полную от него независимость.*

Вот такие строки написал о моем «умбском редакторстве» Андрей Никитин. И я благодарен московскому другу и старшему товарищу за понимание и поддержку. Терский берег действительно навсегда остался в поле моего творчества. Потому-то столь внимательно слушал я исповедь Ю.Е.Гитермана, чье «дело» также закручивалось вокруг событий, происходящих на беломорском побережье.

- Итак, наступил 1985-й год, - продолжает рассказ Юлий Ефимович. - Меня вызывают в Москву на коллегию Минрыбхоза, обычную в начале года коллегию. В феврале вернулся в Мурманск, вышел на работу. Вдруг - тревога! По сути дела на носу первая зверобойная кампания, а там, в Чапоме, вышел из строя водопровод. Морозы до тридцати градусов! Обратился в «Водоканал» за советом. Решили проложить временный водопровод - нужны были трубы, насосы. Искали - нашли. Для подстраховки решил слетать к архангельским колхозникам, договориться на крайний случай обработать все добытые на промысле тюленьи шкуры в их цехе. Созвонился, взял билет на 15 февраля.

В этот день утром вызывает Каргин. Я прибыл в «Севрыбу» к девяти утра. Захожу, а у него в кабинете уже все замы собрались: Киреев, Шаповалов, Пашин, Фаюк... «Вот мы все здесь, - говорит, - какая тебе еще помощь от нас нужна? Зверобойка должна состояться во что бы то ни стало». Отвечаю: «Справимся самостоятельно». Каргин советует: «Договоришься обо всем в Архангельске - бери вертолет и лети через море в Чапому». После этого разговора я сразу и поехал в аэропорт.

Вылет в одиннадцать часов. Жду посадки. Вдруг по радио объявляют: «Пассажир Гитерман, вас просят зайти в дежурную комнату милиции». Ну, у меня никаких дурных предчувствий нет. Спускаюсь, захожу, там сержант в форме. Просит показать паспорт. Я - пожалуйста. Повторяю - тревоги не было, только недоумение какое-то: надо лететь, а тут задержка. Сержант говорит, что звонили из города. И через некоторое время заходят в комнату четверо, все в штатском. Предложили поехать с ними в ОБХСС, мол, там объясним что к чему. Еду, гадаю: что же могло случиться? Приехали, вошли в кабинет - все мои сопровождающие довольны, улыбаются. И тут мне говорят: «Вы неоднократно получали взятки от старшего мастера Ленинградского завода «Эра». Все доказано. Сознавайтесь, этим облегчите свою участь». Я говорю, мол, что все это неправда. Не брал я никаких взяток. Тогда меня повели на очную ставку с клеветником.

\Необходимое пояснение. Весной 1983 года бригада рабочих одного из ленинградских заводов по трудовому соглашению вела в Чапоме электромонтажные работы. К моменту задержания Гитермана работники ОБХСС уже знали, что старший мастер этого завода систематически брал со своих же рабочих взятки за посылку их в «денежные» командировки на Кольский полуостров. Об этом заявили сами рабочие. В тот раз ленинградцы ударно потрудились в Чапоме и честно заработали хорошие деньги - более чем по тысяче рублей за месяц на каждого.

Однако в межколхозном производственном предприятии, осуществлявшем строительство зверобойной базы, возникли сомнения: не велика ли выработка, хотя сумма заработка сомнений не вызывала. И тогда якобы по указанию Гитермана был переделан приказ в сторону увеличения периода работ. За это, в конце концов, и судили Гитермана. То есть за должностной подлог. Ведь надо же было хоть за что-то судить человека, уже отсидевшего полгода в тюрьме!\

- Однако в последнем обвинительном заключении следствия, вынесенном на суд, - уточняет Юлий Ефимович, - я обвинялся не только в должностном подлоге, а, самое главное, - в получении взяток, в хищении в пользу третьих лиц, в злоупотреблении служебным положением. И еще ходил слух, что меня в аэропорту сняли прямо с трапа самолета с чемоданом денег. Мол, 96 или 100 тысяч вез с собой. А у меня в действительности было 96 командировочных рублей. Что было дальше - вы знаете...

Потом мы с Гитерманом рассуждаем, что же случилось с председателями колхозов Стрелковым из Чапомы, Коваленко из Териберки, Подскочем из Белокаменки, чьи «дела» также были высосаны из пальца. И о том, кто же оказался тем «злым духом», развернувшим «охоту» на председателей в Заполярье и сделавшим это с таким психологическим расчетом, что ни партийные органы области, ни руководство «Севрыбы» не посмели вступиться за людей, которых объявили ворами, валютчиками и взяточниками. Вступился московский писатель А.Н.Никитин, да «Рыбный Мурман» как бы послесловием опубликовал мои заметки о пересказанных выше событиях. «Послесловием», которое даже после всех судов и реабилитации невиновных людей потребовало большой смелости от нашего редактора, чтобы дойти до читателя.

...Дащинский как обычно пришел в корректорскую после обеда, чтобы до конца дня прочитать, при необходимости подправить и подписать к печати страницы очередного номера. И тут я ему «подсовываю» свое «послесловие», озаглавленное «Охота на председателей в Заполярье» \скажу честно, на всякий случай подготовил на замену, если шеф не пропустит, еще две сверстанные полосы «вечной» тематики - что-то о природе и подборку стихов\. Прочитав и минуту посидев в задумчивости, редактор аккуратно, чтобы не размазать типографскую краску, свернул газетные страницы, одел пальто и, сказав, что скоро вернется, вышел. Куда пошел - не знаю. Наверное, в обком партии. Жду час - нет. Пошел второй час. Корректоры нервничают, потому что такая задержка, когда типографский процесс расписан по минутам, непростительна. Наконец, Дащинский возвращается. Энергичный и деятельный. Значит, печатаем! Разворачивает страницы с правкой. Я со всем соглашаюсь: меняем заголовок на нейтральный «Легко ли быть председателем», делаем редакционную концовку с назиданием, мол, мы надеемся, что из этой истории извлекут уроки не только работники административных органов, но и хозяйственные руководители. Пусть извлекают! Фамилии районных прокуроров, которым после пересмотра председательских «дел» были объявлены выговоры, остаются. Как и фамилия генерала-майора Г.А.Данкова, названного тем самым «злым духом», устроившим «охоту» на председателей. Впрочем, что этому генералу наша публикация, если он к тому времени «генералил» уже в другом регионе, предусмотрительно переведенный московским начальством от греха подальше \вспомним о никитинских «кругах по воде»!\. Ну а севший в кресло начальника управления внутренних дел Мурманского облисполкома тоже генерал В.В.Максимов на вопрос нашего корреспондента «Как рождаются милицейские ошибки?» спокойно и буднично ответил: «Наша милицейская часть заканчивается вынесением обвинительного заключения. И самая стандартная здесь ошибка - неправильная оценка собранных доказательств. Именно это произошло по делу Гитермана.»*

Свое мнение высказал на страницах «Рыбного Мурмана» и адвокат Илья Бейдерман, весьма яркая и неоднозначная фигура в юридическом сообществе Мурманской области.

- Господствовавший в экономике административно-командный стиль управления отразился и на нашей правовой системе. Дело в том, что порой хозяйственные вопросы пытались решать именно средствами уголовно-правового характера. С помощью репрессий, - ответил адвокат на вопрос «Оправдано ли проводить параллели между правовой системой, действующей в стране, и ее экономической политикой?». -

Стоило только руководителю предприятия проявить самостоятельность, предприимчивость, стоило ему выйти за рамки какой-то инструкции, как сразу же к нему применялись репрессивные меры... Однако последние года два я не знаю случаев, чтобы к уголовной ответственности привлекались хозяйственные руководители. На мой взгляд, сегодня по отношению к ним выбрана выжидательная позиция. Следственные органы уже научены горьким опытом недавних ошибок - вспомним хотя бы дела председателей рыболовецких колхозов, о которых было рассказано в этом году на страницах «Рыбного Мурмана»...*

Да, горький ли опыт недавних ошибок или сама перестройка тому причиной, но на авансцену выдвинулись «прорабы перестройки», которые по всем меркам командно-административной системы должны были сидеть в тюрьме, а не в депутатских креслах. Но уже в начале девяностых годов, словно устав от вынужденной «выжидательной позиции», устав от безделья и услышав команду «фас», следователи с новыми силами взялись за хозяйственников, за наших «рыбных генералов». Впрочем, здесь уже высасывать обвинение из пальца не потребуется - «фактуры» с настоящими чемоданами, набитыми деньгами, будет предостаточно.

· Легко ли быть председателем, «РМ» от 5 февраля 1988 г.

· «Остановка в Чапоме», Москва, «Советский писатель», 1990 г.

· «Остановка в Чапоме», Москва, «Советский писатель», 1990 г.

· Советская милиция - для советских людей, «РМ» от 1 апреля 1988 г.

· Адвокат: позиция в перестройке, «РМ» от 3 июня 1988 г.

Начало статьи читайте здесь

Рыбный Мурман в кавычках и без (1983 - апрель 2000)