Главное событие года для рыбаков Мурмана происходило в конце года, когда на Северном бассейне делили квоты на вылов рыбы.

От количества полученной квоты зависели экономическое благополучие и больших флотов, и малых коммерческих структур. То есть наступало время «Ч», когда или пан, или пропал. Раньше, в Советском Союзе, дележ промысловой квоты проходил буднично и традиционно: на коллегии Минрыбхоза общесоюзная квота «нарезалась» по рыбопромысловым бассейнам. Теперь, когда по сути дела осталось всего два бассейна - у нас на Севере и на Дальнем Востоке - делить стали по регионам. На Тихоокеанском побережье России все было спокойно, потому что по большому счету там ничего не изменилось: делили свою, российскую квоту. После научных исследований определялся общедопустимый улов (ОДУ), собирались заявки потребителей, а Комитет по рыболовству согласовывал и представлял документы на утверждение. Это потом, когда «потребности» рыбаков значительно возросли, особенно на валютоемкие объекты лова, на Дальнем Востоке началась борьба за камчатского краба и икряной минтай.

На Северном бассейне сыр-бор заварился уже в конце 1994 года. Прежде всего потому, что у нас совместные с Норвегией биоресурсы, то есть рыба общая - для нее морских границ между государствами не существует. Отсюда и особенности нашей заполярной рыбалки: ОДУ определялся на заседании смешанной российско-норвежской комиссии, которая обычно проходила в конце ноября. Под мощным прессом «зеленых» и протекционистской политики в области рыболовства норвежских властей северяне получали в свое распоряжение отнюдь не полновесный кусок рыбного пирога, во всяком случае, всегда рассчитывали на большее. А далее следовало в сжатые сроки - меньше месяца! - нарезать этот кусок на регионы и предприятия.

Именно здесь, в решении делить квоты по потребителям с учетом интересов областей, и была главная причина разногласий. Департамент по рыболовству Мурманской области со дня своего создания настойчиво добивался права распоряжаться квотой. Президент АО «Севрыба» Г.В.Тишков всегда категорически возражал против такой позиции, и на коллегии Министерства он резко заявил об этом, попросив записать его мнение в протокол заседания. Позицию руководителя «Севрыбы» поддержали рыбаки Карелии и Архангельска, которые тоже стояли за бассейновый принцип разделения квоты. Вот вам и противоборствующие стороны: в Москве Роскомрыболовство, в регионах департаменты по рыболовству, на бассейне конкурирующие друг с другом рыбодобывающие предприятия. Да сам Господь Бог не разделит между ними квоту (читай - «деньги») по-справедливости. Чтобы не было обиженных. А как это, по-справедливости?

Прежде чем попытаться ответить на этот вопрос и рассмотреть интересы каждой из сторон, давайте поговорим подробнее об особенностях заполярной рыбалки, которые крылись в общих с Норвегией биоресурсах.

Если смотреть со стороны, то ежегодные смешанные российско-норвежские комиссии по рыболовству проходили в традиционно доброжелательном духе. Хотя не обходилось без острых дискуссий, когда стороны отстаивали интересы «своих» рыбаков, даже устраивались перерывы на консультации со специалистами по спорным вопросам. Порой требования принимали резкий, ультимативный характер. И все же побеждал здравый смысл, понимание общности интересов, а потому, в конце концов, стороны шли на частичные уступки. И общее соглашение записывалось в протокол, который подписывали обе стороны.

Резкое изменение ситуации в рыболовстве России и возможность вступления Норвегии в общий европейский рынок заставили по-новому взглянуть на российско-норвежские отношения и проанализировать перспективы сотрудничества двух стран. Прежде всего это было связано с тем, что в первой половине девяностых годов резко возросла доля вылова рыбы предприятиями АО «Севрыба» в совместных районах промысла. Если пять-шесть лет назад эта доля в общем вылове «Севрыбы» составляла примерно 20 процентов, то в 1994 году - около 60 процентов. Причины понятны: уход промысловых судов из южных районов Атлантики и падение объемов вылова. Все надежды наших предприятий были связаны со стабильными и возрастающими запасами рыбы в Северной Атлантике, и особенно в Баренцевом и Норвежском морях. Избыточный промысловый флот, особенно крупнотоннажный, требовал увеличения квот на вылов. А данные научных исследований показывали, что море нуждается в щадящем режиме изъятия его запасов-даров. Подобная ситуация, естественно, усложняла наши взаимоотношения с Норвегией. Ставились вопросы: а имеет ли право Россия претендовать на вылов некоторых видов рыб в норвежской экономической зоне? Имеют ли обе страны исключительное право распоряжаться запасами в собственной экономической зоне? От ответов на эти вопросы зависел и объем совместного ОДУ (общедопустимого улова), и распределение квот между двумя соседними странами.

О каких видах рыб шла речь? Только о тех, которые часть жизни проводят в российской зоне, а часть - в норвежской. Но даже если государство вправе распоряжаться запасами тех видов рыб, чей жизненный цикл полностью проходит в его экономической зоне, то все равно надо учитывать исторически сложившиеся традиции ведения промысла своими соседями. Наиболее сложными для дележа являлись запасы трески и пикши. Норвежская сторона усиленно проводила мысль, что имеется два стада трески, существующие независимо друг от друга. У одного жизненный цикл проходит в обеих экономических зонах, следовательно, оно общее. Другое стадо обитает исключительно в прибрежной зоне Норвегии. Этот чисто научный и весьма спорный вопрос переходил в область экономических отношений: если согласиться с норгами, то значит потерять примерно 40 тысяч тонн трески, то есть годовую квоту такого крупного предприятия, как «Мурманрыбпром». А чтобы не терять и не соглашаться, надо научно обосновать или ошибку норвежских ученых, или доказать наличие такого же «чисто отечественного» стада в своей зоне. Исследования предстояли очень трудоемкие и требовали большого объема статистического материала. И переговоры порой заходили в тупик.

По пикше особых дискуссий не было, потому что Россия вылавливает ее в своей зоне, где пикша проводит почти весь свой жизненный цикл.

Но делилась квота, как и на треску, пополам: 50 на 50.

Намного сложней обстояло дело с сельдью. В послевоенное время наша страна стремительно наращивала сельдяной флот и имела до половины общего вылова всех стран. В 1977 году в связи с истощением запасов сельди Исландия, Норвегия, СССР и Фарерские острова приняли решение прекратить промысел, пока запасы не восстановятся. И тогда вспомнили, что молодь атланто-скандинавской сельди растет в Баренцевом море, что именно отсюда идет пополнение нерестового стада в зоне Норвегии. Советский Союз четко выполнил решение четырех государств: лов сельди был полностью прекращен, сейнеры и часть СРТ отправили «на иголки», «Мурмансельдь» стала «Мурманрыбпромом» и сменила специализацию, пополнилась большими морозильными траулерами. Все это требовало значительных финансовых затрат. Однако Норвегия ни на один год не прекращала полностью промысел сельди, что значительно задержало по срокам восстановление популяции. И тут вдруг оказалось, что Россия имеет право на вылов лишь 11 процентов от ОДУ. Этот общий улов устанавливает Норвегия, используя, если ей это выгодно, или игнорируя, когда не выгодно, рекомендации ИКЕС²⁴ . Такое вот странное получилось разделение труда: выращивание и охрана запасов - забота России, а распоряжаться ими - удел Норвегии...

Надо подчеркнуть, что не только треска, сельдь, но и окунь и палтус, все промысловые рыбы северных морей имеют один и тот же цикл развития. Они мечут икру в потоке северных течений, которые выносят ее к российским берегам. Во время дрейфа икра превращается в мальков, возле наших берегов они откармливаются, достигают половозрелости и возвращаются назад.

- Устанавливая запрет на вылов молоди в Баренцевом море, мы спасаем общее стадо. А, следовательно, нужно и квоты делить с учетом роли России, - эту мысль отстаивала на переговорах российская сторона. Об этом и рассказал корреспонденту «Рыбного Мурмана» Г.В.Тишков, вернувшись в конце 1994 года с очередной, 23-й по счету сессии смешанной российско-норвежской комиссии по рыболовству. Руководитель «Севрыбы» сетовал:

- К сожалению, Норвегия ведет протекционистскую политику по отношению к своим рыбакам. Мы знаем немало примеров, что если какое-либо государство берется регулировать промысел в своей зоне самолично, то ничего хорошего из этого не получается. Запасы рыбы не выдерживают пресса своих же рыбаков, истощаются. Об этом можно судить и по резко оскудевшим запасам окуня и палтуса, которые регулирует Норвегия, и по совсем малым ресурсам трески в зоне Канады, где раньше работали все страны. Спасение - в совместной охране общих запасов. Ведь наступит завтрашний день, когда нашим детям, внукам и их детям тоже будет нужна рыба.*

24 - ИКЕС - Международный совет по исследованию моря.

• Общие запасы - делить поровну! «РМ» от 9 декабря 1994 года.

Рыбный Мурман в кавычках и без (1983 - апрель 2000) Том второй