И вот читаю ее следующее письмо:

«Сопка от Магнетитов находится, в двух или трех километрах юго-западнее разъезда, если ориентироваться на полотно железной дороги и считать, что оно лежит строго с севера на юг. Разъезд, все его строения находятся с западной стороны от железной дороги, так, по крайней мере, было тогда. Примерно это выглядит так...»

На чертеже крестиком обозначено место захоронения Павла Овчинникова и летевшего вместе с ним и вместе с ним погибшего фельдъегеря Александра Лоскутова.

...Весна 1966 года показалась мне затяжной, хотя была она нормальной весной. Просто я торопил время, а потому и тянулось оно для меня так медленно. Наконец в середине мая в район станции Магнетиты вылетел вертолет. Но поиски пришлось отложить - снегу в сопках было еще по пояс.

В тот год нашему объединенному авиаотряду исполнялось тридцать лет. На 25 июня были назначены юбилейные торжества. На них мы решили пригласить ветеранов подразделения и родных первопроходца отряда - Павла Овчинникова.

Брат Павла Владимир Карпович жил в Краснодаре; Клавдия Карповна, старшая сестра, - в Ростове-на-Дону, Вера Карповна, младшая, - в Москве. Послали им всем телеграммы с просьбой приехать. Они ответили согласием.

А вот бывший командир авиаотряда Яков Васильевич Бадюлин написал, что прилететь не может - болен. Бывший заместитель командира по политчасти Николай Иванович Платошин и бывший начальник штаба Владимир Степанович Загорский по этим же причинам не смогли присутствовать на торжествах. Один из бывших командиров отряда Федор Федорович Лысенко, который к тому времени работал в Куйбышевском аэропорту, и бывший пилот (а впоследствии заместитель командира по летной части) Сергей Савельевич Скоренко, инструктор Ульяновской школы высшей летной подготовки, были очень заняты по работе. Они, поблагодарив за приглашение, приехать отказались.

Мы очень ждали Александра Ивановича Морозова, того самого, который вместе с Овчинниковым стоял у истоков авиаотряда, но и он приехать не смог из-за болезни.

Так получилось, что в сутолоке подготовки к празднику я забыл послать приглашение одному из самых старых и уважаемых ветеранов 235-го авиаотряда, ученику и соратнику Овчинникова Михаилу Васильевичу Карабанову, который жил и работал в Риге.

Позднее я узнал, что Михаил Васильевич очень болезненно воспринял это, я чувствовал себя по-настоящему виноватым, но исправить ошибку уже было невозможно.

Согласие приехать дали бывший пилот, а потом наш командир, Георгий Михайлович Нарбут, его жена - бывший пилот Анна Васильевна Нарбут (Люканова). Написали, что обязательно будут, Анна Николаевна Амосова-Бондаренко (она собиралась приехать с мужем) и Елизавета Николаевна Веркина.

Вдова Павла Овчинникова - Ольга Ивановна и Алексей Михайлович Соколов телеграфировали: «Будем!»

В начале июня пришла и на Север долгожданная весна. Сопки полностью освободились от снега. На березках полопались почки, торопливые ручьи понеслись к рекам, озерам.

5 июня. Воскресный день. В семь тридцать утра участники поиска были в сборе. До станции Кола добрались на рейсовом автобусе, там пересели на электричку.

Ночью шел моросящий занудливый дождь. К утру он закончился, но небо было затянуто низкими облаками. Серая рвань ползла по макушкам сопок.

Еще в Коле мы договорились с машинистом электрички: у 1407-го километра будет остановка. Специально ради нас - короткая, только чтобы мы успели выйти.

Мелькают километровые столбы. Станция сменяет станцию. Вот проплыли Магнетиты. Поезд замедлил ход. Мы поочередно прыгаем с подножки вагона. Мы - это Борис Васильевич Щитнов (вчера он вместе с Иваном Ивановичем Петиным делал облет сопок на вертолете, сегодня будет за проводника). Это Андриан Захарович Юрчков, ветеран авиации, моя, так сказать, правая рука. Это Валентин Александрович Погодин - председатель местного комитета, Геннадий Васильевич Шилов - комсомольский секретарь (он с фотоаппаратом), Юрий Николаевич Грачев - командир вертолета Ми-4. И, наконец, я, начальник штаба авиапредприятия, секретарь партийной организации.

Направляемся вдоль ручья к высокой сопке. Слева открывается небольшое озерцо, круглое как блюдце.

Переходим через ручей. Дальше идем по болоту. Над нами гудят высоковольтные провода. Ажурные-мачты ЛЭП размашисто шагают с севера на юг.

Выходим к подножию поросшей хвойным лесом огромной сопки. Вокруг много сухостоя. Встречаются обгорелые стволы - здесь несколько лет назад прошел пожар.

Выглянуло солнышко.

Мы растянулись цепочкой. Борис Щитнов идет по склону сопки выше всех. Вдруг кричит:

- Нашел!!! Узел крепления с расчалкой от самолета!..

Сомнений нет - от «эр-пятого», овчинниковского. На открытом склоне тут и там попадаются проржавевшие чуть не насквозь детали самолета. Вот костыль. Вот кусок алюминия от бензобаков.

А вот и место падения. Тут целая груда металла - обломки разбитого мотора, куски оковки от винта, бензоотстойник, ножное управление, остаток лонжерона...

Мы сняли головные уборы, постояли в скорбном молчании.

Теперь надо искать могилу. Юрий Грачев зовет к себе.

- Вроде здесь!

Продолговатый бугорок на открытом месте. Начинаем копать. Лопата звенит о камень. То и дело встречаются большие булыжники. Уже у всех набиты мозоли.

Вспоминаю, что писала Анна Николаевна: «Павел похоронен неподалеку от самолета, под уступом сопки»; А мы где копаем? Да и от места падения самолета далековато...

Несколько уступов действительно есть в пяти-шести метрах от обломков самолета. По их гранитным отвесам нескончаемо сочится вода.

Есть на Кольской земле такие сопки, которые плачут зимой и летом. Плачут, рассыпая чистые хрустальные слезинки по замшелым серым скалам, по обветренному вековому граниту.

Роем у подножия одного из таких уступов. Под тонким слоем дерна сплошная скала. И ничего кроме скалы.

Рядом с гранитным уступом, тесно прижавшись друг к другу и обнявшись ветвями, стоят четыре березки. Я подхожу к ним, усаживаюсь на маленькой площадке, подставив лицо теплому солнцу. Рядом на косогоре, чуть выше меня, две сосны - высокие, красивые. Тут и там нарядные глухариные перья. Это самая солнечная сторона. Сюда раньше всего приходит весна.

Я растерянно смотрю на зеленые березки, на плачущие скалы, на проплывающий высоко в небе реактивный самолет.

Припоминаю во всех подробностях письмо Амосовой: «...Мы их извлекли из-под обломков, взяли документы, а тела похоронили под уступом сопки. Солдаты пытались вырыть могилу поглубже, но удалось снять только верхний пласт, там дальше был сплошной гранит. Тела погибших обернули парашютом, закрыли дерном и заложили камнями, которые нам удалось собрать вокруг. Обломки самолета и мотора остались там, на сопке».

А если бы мне довелось тогда хоронить погибших? Где бы я здесь смог отыскать место для могилы? Ведь кругом скалы, скалы и болота. В который уже раз осматриваюсь вокруг. Стоп! Неужели здесь? под этой плачущей скалой, где сижу?

Словно ужаленный, вскакиваю при мысли, что сижу на могиле.

- Борис, давай сюда! - кричу я Щитнову.

- Что случилось?

- Рой строго поперек площадки, - даю команду, а у самого в голове проносится мысль: «Шелк в земле не гниет. Если что - наткнемся».

Корни березок переплели весь участок. Лопата с трудом входит в верхний слой почвы.

Я больше не выдерживаю: «Опять не то». - И спускаюсь вниз. Борис кричит вслед.

- Нашел!.. Михаил Васильевич, нашел!.. Летные очки, кожаный шлем, металлические части от парашюта (никакого шелка - значит, гниет, поправляю себя), несколько монеток, форменные пуговицы с птичкой - эмблемой Аэрофлота и морскими якорьками (это от формы Лоскутова). Судя по расположению найденных предметов, тела были уложены валетом - так меньше требуется места.

Подготавливаем вертолетную площадку. На следующий день возвращаемся сюда на вертолете. Бережно выкапываем останки, раскладываем по двум мешочкам. Подбираем кое-что из обломков самолета.

На новую могилу...

***

Об обелиске - каким он должен быть - мы стали думать задолго до того, как отыскали могилу на безымянной сопке. В те дни к нам для проверки готовности авиапредприятия к осенне-зимней навигации прибыла комиссия Северного управления ГВФ. В ее составе был Анатолий Федорович Петухов, когда-то работавший у нас старшим штурманом. В его присутствии (в который уж раз!) зашел разговор о памятнике Овчинникову. Он молча взял лист бумаги и набросал эскиз обелиска. Сделал он это быстро, словно заранее все продумал. Эскиз всем понравился. Нашлись среди работников отряда и люди, которые по этому эскизу изготовили из корабельной стали обелиск.

На бронзовой пластинке выгравировали надпись: «Пилот ГВФ Овчинников Пантелей Карпович - основатель гражданской авиации на Кольском полуострове. Родился 24 июля 1914 года. Погиб при защите Советского Заполярья 17 июля 1941 года».

22 июня прибыли первые гости - Анна Николаевна Амосова-Бондаренко с мужем. Встречать их поехали мы с Юрчковым.

Серебристый Ту-124 идет на посадку. Подали трап. Появились первые пассажиры. Мы с Андрианом Захаровичем стоим возле трапа и волнуемся: узнаем ли Анну Николаевну, которую видели только на фотографиях?

Кажется, она. Точно, она! Худощавая, лицо усталое. Озабоченно всматривается в лица встречающих.

Здороваемся. Знакомимся.

- Как же вам удалось разыскать меня? - спрашивает она.

- О, это целая история! - улыбаюсь я в ответ. Завтра прилетают Овчинниковы. Под вечер будут Нарбут с женой, Веркина.

Встречать гостей едем теперь уже с Анной Николаевной Амосовой. Анне Николаевне не терпится. Ей очень хочется увидеть своих однополчан - друзей, подруг. Оно и понятно, столько лет разлуки.

...Из самолета выходит Анна Васильевна Нарбут. Следом за ней по трапу спускается Елизавета Николаевна Веркина. Георгий Михайлович Нарбут идет замыкающим.

Анна Николаевна бросается навстречу. Поцелуи и... и, конечно, слезы. Слезы радости. Сегодня без слез и волнений не обойтись. Такой уж сегодня день.

Следующим рейсом прибыли Овчинниковы.

Клавдия Карповна, Вера Карповна, Владимир Карпович. Стараюсь найти сходство с Павлом - какой он на фотографиях, - нет, не похожи. Конечно, время изменяет черты.

Вдова Павла - Ольга Ивановна. Рассказываю ей, как совершенно случайно узнал о ее существовании.

Делаю несколько снимков прямо у самолета, а потом приглашаю всех в автобус.

***

24 июня 1966 года. Пятница.

Солнечная, теплая погода. В клубе установлены гробы с останками Павла Овчинникова и Александра Лоскутова. Много цветов, венков. В почетном карауле

молодые пилоты, техники. Играет духовой оркестр. Льется траурная мелодия.

Наступают последние минуты прощания.

В почетный караул становятся командир подразделения Александр Федорович Горбунов, его заместитель по политической части Андрей Яковлевич Дубасов, заместитель начальника Северного управления Владимир Васильевич Леонович, заместитель начальника политотдела Северного управления гражданской авиации Евгений Михайлович Ширшов.

Через несколько минут однополчане выносят из помещения два гроба, убранные красной тканью, и устанавливают их на машину.

Похоронная процессия направляется на кладбище. Звучит траурная музыка. Плачут люди. Их много, очень много.

Траурный митинг открыть поручили мне. Волнуюсь. Комок подступил к горлу и мешает говорить. Рассказываю о жизненном пути Павла.

Затем предоставляю слово Анне Николаевне Амосовой.

- Пантелей Карпович Овчинников, наш Павел, всегда с нами. Он будет вечно жить в наших сердцах, - говорит она.

Два красных гроба медленно опускаются в могилу.

Гремит троекратный залп прощального салюта. Первые горсти земли ударяются о крышку гроба. Небольшой холмик вырастает возле моих ног. Вот и все...

Прошло еще несколько лет. В 1973 году, в дни, когда отмечалось 50-летие создания Аэрофлота, мне довелось выступать по мурманскому телевидению. Я говорил о том, как зарождалась гражданская авиация у нас на Мурмане, и, конечно, не обошелся без рассказа о Павле Овчинникове. А вскоре у меня на квартире раздался телефонный звонок.

Звонил не знакомый мне человек. Это был Виктор Васильевич Карлышев. И сообщил он, что был очевидцем трагедии, происшедшей летом сорок первого, когда самолет Овчинникова сбили немецкие самолеты, что он помогал одной летчице в поисках места гибели экипажа.

Я пригласил Виктора Васильевича в гости.

Он приехал в конце мая. Среднего роста, худощавый, подвижный человек, уже далеко не юных лет. В прихожей оставил большой, завернутый в бумагу сверток. Рассказывал живо и интересно.

- Гляжу, по телевизору идет разговор об Овчинникове, о моих Магнетитах. О детстве моем идет разговор. Во время войны я жил там, был еще совсем мальчишкой. Но помню все очень ясно.

Виктор Васильевич на мгновение остановился, вздохнул и, словно возвращаясь в прошлое, стал рассказывать дальше.

- Было в тот день тепло. С утра я собирался на речку, на рыбалку, но что-то замешкался. Стою возле дома и думаю: «Вот бы сейчас поесть чего-нибудь, а потом искупаться...» В небе привычно гудят самолеты, мы на их гул уже и внимание обращать перестали. И вдруг сверху раздалась пулеметная очередь. Поднял голову и вижу: за нашим «кукурузником», строча из пулеметов, несется «мессершмитт». Еще один делает крутой разворот и тоже готовится к атаке. Наш самолетик нырнул вниз и выскочил со стороны сопки, которая хорошо видна от нас, от Магнетитов. Фриц, видно, разгадал уловку нашего летчика - взмыл вверх и бросился наперехват. «Кукурузник», зажатый в клещи, метнулся вниз и больше не показывался.

Я почему-то решил, что он ушел от врага. Думал - если бы он упал, то был бы слышен взрыв, виден огонь, А этого не было.

Но вскорости к нам на разъезд приехала женщина в летной форме. Стала спрашивать, не видел ли кто, как был сбит наш самолет. Я догадался, что речь идет именно о том случае, и взялся показать место, над которым все тогда происходило.

На следующий день летчица вернулась в сопровождении пяти солдат. Мы вместе пошли на поиски. Поднялись на сопку. Там растянулись цепочкой и стали спускаться вниз к озеру.

Впереди рос мелкий березняк. Я подошел поближе и увидел на склоне сопки разломанный надвое самолет. Летчик сидел, уткнувшись головой в приборную доску. Его товарищ в матросском бушлате находился в другой кабине.

Подошли солдаты. Они извлекли из самолета тела погибших, завернули их в парашют и схоронили под уступом в нескольких шагах от места, где упал самолет. Сверху на дерн мы положили камни...

Виктор Васильевич достал папиросу, закурил.

Я молча стал готовить кофе.

Помолчав, мой собеседник добавил:

- Хорошо, что вы перенесли останки Овчинникова и Лоскутова на воинское кладбище.

Мы допили кофе, и он вдруг поднялся со стула, сказав:

- Ну, а теперь пойдемте.

- Куда? - недоуменно спросил я.

- На могилу Овчинникова.

Взял с тумбочки сверток, снял бумагу, под ней оказался большой букет цветов.

Воинское кладбище. Серебристый обелиск над могилой Овчинникова виден издалека. Виктор Васильевич положил к подножию обелиска цветы. Мы долго стояли молча.

Высоко над нами проплыл самолет, оставив в небе две белесые полосы.

Почти всех, кто вместе с Овчинниковым начинал осваивать воздушные трассы в небе Заполярья, удалось мне разыскать за эти годы. Но сколько я ни прилагал усилии, сколько ни писал писем и запросов по поводу Александры Ивановны Подвальной, 1914 года рождения, первой женщины - авиационного техника 235-го авиаотряда, которая наравне с мужчинами закладывала основы гражданской авиации на Кольском полуострове, за какие только «ниточки», «кончики» ни хватался, - все было безрезультатно.

Газеты «Полярная правда», «Кировский рабочий» в тридцатых годах часто писали о комсомолке Александре Подвальной, которая одной из первых пришла по зову партии в авиацию.

Это был человек исключительной доброты, неуемной энергии и неиссякаемой жизнерадостности. Шура Подвальная была душой авиационного коллектива, который мужал и креп в суровом Заполярье, помогая людям осваивать край.

В первые дни Отечественной войны Подвальная воевала в составе своего 235-го отряда на Кольском полуострове, а затем была переведена на юг, в 44-й отдельный авиационный Уманьский ордена Богдана Хмельницкого II степени полк ГВФ, в составе которого и прошла всю войну в звании старшего сержанта технической службы.

Из письма однополчанина Подвальной - Андрея Васильевича Ратникова, который сейчас проживает в Омске, нам удалось лишь кое-что узнать о судьбе девушки. Вот что писал Андрей Васильевич: «С Сашей Подвальной, с этим удивительным и замечательным человеком, с этой женщиной-воином, мне довелось служить в одной авиаэскадрилье и дойти с боями до Вены, Будапешта. Саша работала техником второго звена, а я - первого. Мы все, ее товарищи, очень любили Сашу за веселый и неунывающий нрав, за жизнерадостность и оптимизм, за мужество и отвагу. Она была самым уважаемым товарищем в нашей фронтовой семье, авиационным специалистом высокого класса».

Далее Андрей Васильевич рассказал о несчастном случае, происшедшем с Подвальной в конце 1944 года.

А произошло вот что: в один из декабрьских дней при подготовке самолета По-2 к полету Саша стала проворачивать винт. Техник, находившийся в кабине, не выполнил ее команды и не выключил зажигание. В результате запуска двигателя при включении магнето ее ударило воздушным винтом...

Саша попала в госпиталь. Подлечившись, вернулась в свою эскадрилью, но на самолетах больше не работала. Больше никаких сведений о ней Андрей. Васильевич не имел. После войны следы Александры Ивановны Подвальной затерялись. Где она сейчас, никто не знает. И все равно мы не теряем надежды, что, в конце концов, Александра Ивановна еще отыщется.

9 мая 1975 года в мой кабинет вместе с командиром объединенного отряда вошел немолодой, крепко скроенный человек в аэрофлотской форме.

- Знакомьтесь, - предложил командир.

- Здравствуйте! Карабанов.

Вот это встреча! Я ошеломленно смотрел на дружелюбно улыбающегося человека и не мог поверить, что передо мною сам Карабанов, о котором я так много слышал, - пилот номер два Кольского неба.

Вспомнив старую оплошность, допущенную по отношению к нему, я виновато ожидал, что он начнет беседу с упрека. Но Михаил Васильевич заговорил о другом. Одобрительно отозвался о моей книге «Потому что мы пилоты...». Сказал, что люди, о которых в ней рассказано, достойны того, чтобы о них знали и помнили. Указал на некоторые неточности в освещении отдельных фактов.

Несколько дней гостил Михаил Васильевич Карабанов в отряде. Эти дни тесного общения очень сблизили нас. Много новых подробностей о первопроходцах отряда, о нем самом узнал я тогда.

Всю войну Карабанов провоевал в Кольском небе. Не раз доводилось ему проникать за линию фронта - он специализировался на заброске разведывательных и диверсионных групп в тыл врага.

После войны Михаил Васильевич вернулся в гражданскую авиацию, овладел искусством пилотирования тяжелых самолетов и поселился в Риге. Но Заполярье не забывает. Вот представился случай, и приехал он в места, где прошла юность, лучшие годы жизни.

Мы с ним побывали на месте гибели Павла. Потом Михаил Васильевич долго стоял в скорбном молчании возле металлического обелиска с небольшой фотографией Овчинникова. Трудно сказать, о чем думал у могилы своего друга и наставника этот убеленный сединами человек.

Только тихо, прерывистым голосом произнес:

- Разве мог я тогда представить, что придется встретиться с Павлом вот так...

Вскоре он уехал в Ригу, к месту работы. Немолодой уже человек, Михаил Васильевич не расстался с авиацией, хотя уже и не водит воздушные корабли. В то время он работал инженером-инспектором по безопасности полетов.

А мне почему-то иногда грезится: вот откроется дверь кабинета, и войдет ко мне веселый человек в аэрофлотской форме и, улыбаясь, как тогда, скажет:

- Здравствуйте! Карабанов...

Неудержимо бегут годы.

11 ноября 1976 года исполнилось 40 лет со дня организации Мурманского авиапредприятия Ленинградского управления гражданской авиации.  Самолеты и вертолеты его работают нынче на проводке судов по Северному морскому пути, обслуживают геологические экспедиции, оленеводческие совхозы, рыболовецкие хозяйства, ведут поиски косяков рыбы в Баренцевом и других морях, принимают участие в строительстве гидроэлектростанций и линий электропередачи, несут охрану лесов с воздуха, делают многое-многое другое.

Сейчас нет ни одной отрасли народного хозяйства па Кольском полуострове, где бы не использовалась авиация.

Когда атомоход «Арктика» штурмовал Северный полюс, путь сверху ему указывали вертолеты Ми-2 управляемые пилотами Виталием Петровым и Евгением Мироновым.

Мурманск сейчас связан воздушным сообщением с Москвой и Ленинградом, Петрозаводском и Вологдой, Адлером и Симферополем, с Ригой, Вильнюсом, Киевом, Минском, Одессой, Кишиневом, с Архангельском, Горьким, с другими городами страны.

В 1976 году была сдана в эксплуатацию первая очередь нового аэровокзального комплекса в Мурманском аэропорту. В июле 1977 года полностью вошел в строй современнейший аэровокзал из стекла и мрамора. А под Новый, 1978 год в областном центре было-открыто новое городское агентство Аэрофлота.

Сейчас к нам на Север летают самые современные воздушные лайнеры типа Ту-154, Ту-134, Як-40, Ан-24.

А ведь началось с одного-единственного маленького гидроплана Ш-2 - «шаврушки». С одного-единственного пилота - Пантелея Карповича Овчинникова.

Его именем, именем первопроходца Кольского неба, названа нынче одна из улиц в поселке Мурмаши, а на одном из домов, где живут авиаторы нового поколения, в память о нем установлена мемориальная доска.

Вслед за первопроходцем шли другие. Их было много. Но редеют ряды ветеранов, и приходят горькие письма. Ушли из жизни Владимир Степанович Загорский и Александр Иванович Морозов. Не стало Якова Васильевича Бадюлина, Федора Федоровича Лысенко, Степана Ивановича Березина, Анны Васильевны Нарбут (Люкановой), Николая Николаевича Платошина, многих других.

Что ж тут поделаешь. Время неумолимо...

Уходят ветераны, но остаются дела их, остается память о них, остаются их ученики, дети, внуки, все, кому продолжать земные и воздушные дороги.

Всё начиналось с «Шаврушки»