в Хибиногорске высланные воспринимали свое переселение в стандартные бараки как праздник

Кировск строился трижды. Первый город из палаток, землянок и шалманов был страшным местом. Холод, вши и грязь были причиной высокой смертности. Особенно детей и стариков.

Многим спецпереселенцам пришлось прожить в адовых условиях не один год. Поэтому при любой возможности они готовы были перебраться в любое более приспособленное для существования человека жилье.

В тридцать первом, а в основном, в тридцать втором году началось строительство нового Хибиногорска. Возводили его из самого привычного деревенским мужикам материала - дерева. На Хибиногорской улице, в будущем центре нового города, стали ставить престижные двухэтажные рубленые дома. В них селили вольных. Дома были справные, из ровного бруса. Простояли они почти сорок лет. И еще нестарые кировчане хорошо помнят их.

Но в большинстве строили так называемые стандартные дома. Детали их: каркасы, стеновые щиты, окна, двери - делали где-то в средней полосе. Потом их по железной дороге привозили на стройку. Здесь «конструктор» надо было срочно собрать и передать поселенцам.
Вот только по-быстрому не удавалось. Некому было заниматься этим. Все плотники и мало-мальски смыслящие в строительстве специалисты были брошены на возведение рудника и фабрики.

Неразрешимая проблема. И тогда кинули клич. Тот, кто хочет переселиться из шалмана и палатки, может вступить в добровольные бригады по сборке домов. Соберешь, построишь - одна комната твоя.

Только в поселке Айкуайвенчорр на двадцать первом километре сразу заложили семьдесят домов. Сорок бригад по семнадцать мужиков в каждой принялись после десятичасового рабочего дня на основном производстве ставить жилье для своих семей. Количество работников в бригаде определялось числом комнат в доме.

Только слабо верилось бесправным спецпереселенцам, что в построенных домах найдется для них место. Бессовестной власти доверия не было. И подозрения их были небеспочвенны. О чем сохранились документальные свидетельства.

Вскоре из сорока бригад пять полностью развалились. И начальству пришлось приложить большие усилия, чтобы остальные продолжали работать. Первой за пятнадцать дней барак собрала бригада Ефимова. Как и обещалось, все 17 членов бригады получили по комнате. Ефимовцы, конечно, поставили рекорд. В среднем на сборку семнадцатикомнатного стандартного барака требовалось два-три месяца.

Строительство стандартных домов было в какой-то мере инициировано сверху. Но во многих случаях люди пытались устроить свою жизнь без помощи начальства. Первый барак в Тик-Губе поселенцы срубили без директив из подручного материала. По берегам Имандры рос прекрасный строевой сосняк. Вот из этих бревен и сложили себе первое капитальное жилье рукастые поселенцы. Впрочем, на строительстве были заняты не только мужики, но и женщины, и дети. Это они освобождали бревна от сучков и веток, это они собирали мох и конопатили им стены.

При входе в барак сложили одну на всех печь. Комнаты разгородили стенками из бревен потоньше. Проемы в жилища завесили простынями, занавесками и мешковиной. В каждой комнате с двух сторон устроили нары. Жильцов селили по принципу: одна семья на нарах - слева, вторая - справа. Тесно, душно, грязно, холодно, но все-таки не на снегу в палатке.

А в Хибиногорске высланные воспринимали свое переселение в стандартные бараки как праздник. Комнаты были по восемь и одиннадцать метров, а семьи по 10-15 человек. Одиноким и малосемейным доставалась одна комната на две-три семьи.

Обычно в комнате над входными дверями для детей устраивались полати. Взрослые, если имели кровати, мостились внизу. Если кроватей не было, то поначалу спали прямо на полу. В большинстве своем подобные неудобства мастеровитые мужики быстро устраняли. Своими руками делали топчаны, столы, табуретки.

С момента переселения в барак жизнь разделялась на семейную и общественную. Семейные дела решались на площади в восемь-десять метров. Общественные - в коридоре барака и на коммунальной кухне.

Как люди уживались в своих крохотных конурках, ума не приложу. Но жили мирно. Работали помногу, тяжело и долго. Потому взрослые приходили домой практически без сил. А надо было еще воды наносить, печь истопить, да сготовить чего-нибудь немудреного на стол. Выходные были редки. Пьянство презиралось. Делить в семье, кроме места на топчане или полатях, было нечего.

Сложнее жилось в комнатах, где сосуществовали две семьи. Там случались ссоры, а иногда и драки. Но тут вмешивались «общественность» и старший по бараку. Конфликт гасили быстро.

О старших барака надо сказать отдельно. Это были люди, облеченные в некоторой степени властью. Старший, по положению, обязан был следить за порядком и чистотой в доме, а также приглядывать за жильцами. В случае их длительного отсутствия или каких других странностей ему полагалось доложить об этом в надзирающие органы.

Вообще-то, вся жизнь в бараке была, как и в деревне - на виду. Все знали, кто к кому приходит, кто кому симпатизирует. Женщины обсуждали новости на кухне у общей плиты, на которой готовили по очереди. Мужчины скупо перебрасывались словами, прослушав политические новости из репродуктора, установленного в коридоре. Обсуждать личные проблемы среди мужиков было не принято. Потому ограничивались поругиванием начальства, да воспоминаниями о прошлой деревенской жизни и о забываемом молодежью укладе.

Впрочем, к тридцать седьмому большинство стало очень осторожно даже в разговоре с соседями. Слишком часто после таких бесед в барак стали наведываться работники грозного ГПУ, слишком часто высылка дополнялась «политическим» сроком.

Жилье хоть и было немудреным, но за него полагалось платить. Коммунальная служба определила размер квартплаты - 1 рубль за квадратный метр. Иногда за какие-то дополнительные удобства платили и по два рубля. Какие это были дополнительные удобства сегодня представить невозможно. Не было в этих домах водопровода. Воду развозили водовозы. Не было канализации. Для нечистот полагались выгребные ямы рядом с домом.

Электричество добралось до стандартных домов не сразу. Жильцы обходились керосиновыми лампами и свечками. Когда в домах зажглась «лампочка Ильича», народ стал платить с каждого электроприбора, за каждый электрический патрон. Если с платой случались заминки, то электрики просто обрезали все патроны в доме. Коридор и туалеты сначала погружались в темноту, а потом начинали зарастать грязью.

Для сегодняшних коммунальщиков неплатежи жильцов - огромная проблема. Но она существовала и семьдесят лет назад. Бесстрастные документы свидетельствуют, что некий товарищ Васильев, проживавший в доме № 11 Хибинжилкоопстроя, задолжал за четыре месяца 53 рубля, а товарищ Цершутов из седьмого дома аж 74 рубля 70 копеек.

У многих жильцов бараков существование в доме ассоциировалась с жизнью в родной деревне, где и работа и праздники одни на всех. По очереди готовили, по очереди убирали коридор и туалеты. Если родители соседей задерживались на работе, то приглядывали за их детишками. Двери в комнаты, как и дома в деревне, не запирались.

Коридор барака был главной улицей родной деревни. В нем молодежь вечерами устраивала танцы. Иногда веселье перехлестывало через край, что вызывало недовольство некоторой части жильцов барака. И они о «непорядке» сигнализировали в городскую газету.

Доставалось от ворчунов и детям. Любимой забавой ребят была игра в прятки. Можно было затаиться за скарбом, который за неимением места в комнатах жильцы выставляли в коридор. А можно было залезть под родительскую высокую металлическую кровать и, скрывшись под кружевным подзором, наблюдать за поисками «вады».

В некоторых бараках сами родители устраивали для детей праздники. На всю жизнь запомнились ребятам представления, организованные старшим одного из бараков Паалем. Он на роликах поперек коридора установил занавес. Получился настоящий театр, в котором ребята-артисты устраивали живые пирамиды, читали стихи, представляли басни Крылова и пели песни. Самыми благодарными зрителями были их родители.

Жильцы барака не только поддерживали чистоту в общем доме, но и старались обиходить территорию рядом с бараком. Первым делом по весне убирали строительный мусор: щепу, паклю, осколки стекла. Потом у крылечка разбивали клумбы, а под окнами устраивали картофельные грядки. Дети к этой скудной зелени относились уважительно. По осени никому из жильцов не приходило в голову караулить урожай. Мелкое воровство было презираемо.

Я не хочу идеализировать тот барачный уклад, всякое случалось в жизни, разные люди оказывались под одной крышей. Но одно было характерно для многих тысяч людей, согнанных с насиженных мест в суровые Хибины - отсутствие злобы.

А в шестидесятых Кировск начали строить в третий раз. Сначала снесли обветшавшие стандартные бараки. На их месте поставили не менее стандартные пятиэтажки, которые лет через двадцать получили в народе презрительное наименование «хрущебы». Это было потом, а поначалу переселение в отдельные квартирки было не меньшим счастьем, чем получение комнаты в начале тридцатых годов.

Последними сносили добротные рубленные двухэтажки на Хибиногорской улице и стандартные дома на Хибшоссе. Многим обитателям когда-то престижных домов было уже невмоготу жить без удобств, и в домах стали вспыхивать как бы случайные пожары.

Пятиэтажки, выстроившиеся вдоль въезда в город, не стали украшением Кировска, но зато каждый житель города получил свой отдельный закуток, в котором закрылся от забот соседей и остался наедине со своими. Отдельная квартирка-«хрущевка» стала такой же приметой нашего времени, как барак тридцатых-пятидесятых годов прошлого века.

Сергей Тарараксин

"СУДЕБ СГОРЕВШИХ ОЧЕРТАНЬЕ"