Читать предыдущую часть

«Без всякого спора надо признать, - писал Сосновский, - что численность настоящего населения Мурмана не соответствует природным богатствам его, для успешности и расширения которых настоятельно требуется постоянный и значительный приток новых сил и рабочих рук. Сюда следует прибавить, что Мурман - пограничная окраина, и потому требует предпочтительного заселения русским элементом.

При полной свободе в выборе мест для всех народов - колонисты из норвежцев и финляндцев захватили на Западном Мурмане лучшие места, изобилующие лучшими береговыми сенокосными полянами. Устроившись на занятых ими местах, эти колонисты обзавелись полным хозяйством, занялись скотоводством, служащим им огромным подспорьем, и чувствуют себя гораздо лучше, чем дома - в Норвегии и Финляндии.

Всё получив от новой родины, колонисты из финляндцев и норвежцев не несут по отношению к ней никаких повинностей; они не считают даже нужным овладеть хотя бы разговорною русской речью, постоянно тяготеют к Финляндии и Норвегии, будучи связаны с ними кровным родством, религией и языком.

Совсем в иных условиях находятся русские поселенцы на Мурмане. Их не может привлекать сюда уже отдалённость края. Русского страшит некультурность Мурмана с его отсутствием путей сообщения, школ, медицинской помощи и т. п. Русский поселенец не уверен, что при своём труде он сможет благополучно пережить первые трудные годы в новом месте поселения и упрочить там своё новое хозяйство взамен оставляемого, налаженного уже хозяйства на родине, а не разориться».

Иван Васильевич отмечал, что выдаваемых поселенцу от казны 200 рублей на постройку жилья и 150 рублей ссуды на первоначальное обзаведение - явно недостаточно. Он убеждал министра, что общая сумма отпускаемых денег должны быть увеличена до 600 рублей.

Только при этом условии можно будет рассчитывать на более быстрое заселение Мурмана. Более того, он ходатайствовал, чтобы лес отпускался из «казённых дач», свозился в Архангельск, откуда пароходы Мурманского товарищества бесплатно его доставляли бы переселенцам. Считалось, что на возведение дома и хозяйственных построек каждому колонисту нужно не менее 350 брёвен.

Особого попечения и внимания, по мнению губернатора, заслуживала пограничная полоса земли по течению реки Паз. Он писал: «Наши соседи - норвежцы отлично поняли значение этого "райского уголка Мурманского края". Норвегии принадлежал западный берег реки Паз. Норвежское правительство обратило особенное внимание на эту местность: приняты все меры к заселению её колонистами. Правительство строит дома для колонистов. При каждом доме разработан участок земли под сено, проведена прекрасная шоссейная дорога.

Берег же реки Паз, принадлежащий нам, почти не заселён, и не предпринимается никаких мер к его заселению. На протяжении 100 с лишком вёрст здесь разбросаны только два посёлка: одно поселение - у церкви Св. Бориса и Глеба, при входе в реку Паз, где около древней церкви времён Иоанна Грозного выстроена новая церковь, причтовый дом, гостиница, и ютятся несколько жалких лопарских домиков; другое поселение - вверх по реке Паз, за 35 вёрст от церкви Св. Бориса и Глеба - Чалмозеро, имеющее 30 дворов, в нём живут исключительно финляндцы. Выше по реке Паз поселений нет. Встречаются только одинокие землянки или вежы, где находят себе приют самовольные эмигранты-бобыли из финляндцев и норвежцев, занимающихся охотой и рыбною ловлей. Если норвежцы усиленно работают над колонизацией пограничной полосы по течению реки Паз, то это нужно делать и нам. Нужно принять самые решительные и энергичные меры к заселению коренным элементом пограничной местности по реке Паз».

Большое значение придавал Сосновский развитию рыбного промысла. Если в недавнем прошлом промышленников устраивали небольшие суда - «ёлы», то для ведения глубоководного промысла вдали от берегов нужны были хорошие палубные быстроходные суда и новые орудия лова. А для подготовки специалистов рыбного дела крайне необходима была рыбопромышленная школа.

«Чем шире развит рыбный промысел, - писал губернатор, - чем лучше он поставлен в техническом и коммерческом отношениях, тем, конечно, больше потянется людей с разных концов России на далёкий, но богатый Мурман и останется здесь на постоянное и оседлое жительство».

Свою «Записку» губернатор закончил, тем не менее, на оптимистической ноте: «Мурман - край будущего. Его гранитные скалы, его минеральные и другие неисчерпаемые богатства природы, его необъятные воды - ждут своих исследователей».

После второй поездки, совершённой в 1910 году, предложения И. В. Сосновского были направлены в первую очередь «на усиление на Мурмане русского элемента». За последние 12 лет в колонисты было «зачислено» всего 240 человек. Губернатор с горечью писал министру: «При таком темпе колонизации для заселения Мурманского края потребуются сотни лет. С этими выводами нельзя не сопоставить обнаруживающийся за последнее время упадок мурманских промыслов и агрессивное стремление наших западных соседей к использованию природных богатств исконной русской окраины».

Но особенно ратовал губернатор за устройство на Мурмане образцовой колонии: «Такая колония должна иметь опытное и вместе с тем показательное значение». Он предлагал обустроить её на острове Кильдин, расположенном в десятке миль к востоку от выхода из Кольского залива.

В восточной, низменной и ровной, его части находилась глубоководная Монастырская бухта. Имелась на острове и пресная вода.
Иван Васильевич писал в своей «Записке»: «Условия жизни на Кильдине, в целом, благоприятствуют устройству здесь колонии, это доказывается тем, что около 40 лет у бухты Монастырской живёт семья принявшего русское подданство норвежского выходца Эриксена (на 1902 год у него имелся благоустроенный дом, 5 коров, 50 оленей, 18 овец, палубный листербот для промыслов и мелкие суда).

Отсутствие на Кильдине до последнего времени других колонистов объясняют узурпаторским характером основателя колонии норвежца Эриксена, захватившего лучшую часть Килъдина и получившего даже прозвание "Кильдинский король" за свой властный характер; будучи человеком, весьма энергичным и обладая большим семейством, старик Эриксен до самой своей смерти сумел сохранить монополию на пользование береговой полосой Монастырской бухты, не допуская к себе соседей всякими способами, до отравы собак и порчи промысловых снастей включительно. После смерти Эриксена на острове остались и живут поныне его сыновья, выделившиеся в четыре семьи; здесь же поселился и зять - русский колонист Миккуев».

После посещения острова Кильдин губернатор распорядился нанести на план земельные участки «для водворения на них русских колонистов».

«...усадебные участки на Кильдине проектировались в кварталах, разделяющихся широкими улицами. Выделены были особые площади для будущих учреждений образцовой колонии - церкви, школы, больницы, бани, факторий, складов».

Близ поселения предусматривалось устройство верфи, «рыбацкой» школы, лесного склада, с которого будущие колонисты западного и восточного Мурмана могли здесь получить лес для строительства жилья.

«...Я полагаю необходимым, - писал Сосновский, - открыть лесной склад на Кильдине с будущего же 1911 года». Для выгрузки материалов предполагалось устроить пристань упрощённого типа.

По распоряжению губернатора летом 1910 года на Кильдин, где для сооружения эллинга были и удобная гавань, и «благоприятные топографические условия», для детального ознакомления с местностью выехал инженер П. Г. Минейко из Управления работ по улучшению Архангельского порта, имевший уже опыт строительства эллинга в Соломбале.

Получила ли поддержку в правительственных кругах идея архангельского губернатора о создании на Кильдине торгово-промышленного центра всего Мурмана, неизвестно, но интерес к этому острову не ослабевал до начала Первой мировой войны, и губернские власти уже приступили даже к размежеванию островной земли под усадебные участки.

А когда началась мировая война и поблизости стали появляться немецкие подводные лодки, немногие островные колонисты устремились обратно на материк.

Между тем к усилиям Сосновского, направленным на защиту интересов России на её северной окраине, с пониманием отнеслись в правительственных кругах.

В июне 1911 года под председательством товарища министра внутренних дел сенатора Лыкошина состоялось «особое Совещание» о мерах дальнейшей колонизации Мурмана, которое высказалось за создание «междуведомственного Комитета по заселению этой изобилующей рыбными богатствами окраины нашего Европейского Севера русскими колонистами». Заселение Мурманского берега предполагалось производить постепенно - «путём устройства образцовых колоний или культурных центров в этом крае». Комитету предлагалось подготовить документы по этим вопросам.

Вскоре эта работа была завершена. Об этом 18 июня 1911 года и проинформировала губернская газета своих читателей.
«Торговая Промышленная Газета» приводит основные положения внесённого в Государственную Думу законопроекта о мерах к упрочению преобладания русского элемента среди оседлого населения Мурмана...

Следующей серьёзной задачей должно почитаться установление точных границ наших северных территориальных вод... Коль скоро границы территориальных вод будут точно установлены, явится возможность привлекать нарушителей русского владения к законной ответственности, для чего на месте будет организован соответствующий надзор».

Газета напоминала, что отныне «на всём пространстве Кольского полуострова, а равно на острове Кильдине, воспрещается иностранным подданным и лицам иностранного происхождения, принявшим русское подданство, а также нисходящему потомству сих последних лиц по мужской линии - впредь приобретать право собственности на недвижимое имущество».

Архангельскому же губернатору предоставлялось право высылать таких лиц административным порядком с территории Кольского полуострова.

В ноябре 1911 года, когда в архангельском обществе часто обсуждалась будущая судьба Мурмана, губернская газета поместила несколько статей на эту тему. В обстоятельной, насыщенной фактами и цифрами статье, опубликованной 21 ноября, говорилось:

«Начиная с 60-х годов прошлого столетия и до сего времени правительство стремилось, главным образом, к тому, чтобы заселить Мурман русскими подданными. Ввиду этой главной цели был издан ряд законов, облегчающих поселение на нём иностранных выходцев под условием принятия ими русского подданства. Оправданием подобных мер служило предположение, что иностранные поселенцы, преимущественно норвежские, сольются с русским населением края и вместе с тем, являясь представителями западной культуры, своим примером послужат к поднятию умственного и экономического уровня всего населения Мурмана.

Предположения эти, однако, не оправдались. По свидетельству местных администраторов, близко знакомившихся с жизнью Мурманского края, иностранные поселенцы оказались неспособными к слиянию с русским его населением и продолжают, несмотря на смену поколений, жить обособленной жизнью, стремясь между тем извлекать из мурманских промыслов как можно больше для себя выгоды.

Равным образом они нисколько не содействуют и подъёму культурного уровня русского мурманского населения. Между тем число иностранных поселенцев, привлекаемых значительными льготами, возрастает из года в год, и на западной стороне Мурмана оно далеко превысило уже численность русского населения».

Уже после отъезда Ивана Васильевича Сосновского к новому месту службы началась реализация и другого его ходатайства - об организации пограничной стражи на русско-норвежской границе. В 1912 году на границе был установлен первый сторожевой пост «из 6 солдат гвардей-
ского Измайловского полка с 4-мя кавалерийскими лошадьми».

Одной из светлых сторон мурманской жизни было устройство промыслового телеграфа. Среди промышленников и колонистов сохранялась ещё благодарная память о губернаторе А. П. Энгельгардте, энергичными усилиями которого это благо цивилизации появилось на большей части Мурманского берега.

Ивану Васильевичу Сосновскому довелось завершить эту важную для промыслов работу. Сначала телеграф работал только во время промыслов, затем в крупных становищах он стал действовать круглый год, а от имеющейся линии были устроены «телефонные ветки» в ближайшие небольшие становища. Сосновскому предстояло провести телеграфную линию от Восточной Лицы через мыс Святой Нос до устья реки Поной в Горле Белого моря.

С устройством этой линии, к которой были подключены почти все маяки, появилась возможность значительно расширить зону деятельности промыслового телеграфа. Теперь он служил и зверопромышленникам, собиравшимся добывать тюленей около Иоканьгских островов и в Горле Белого моря.

Промысловый телеграф в считаные годы получил всеобщее признание, и это было, пожалуй, единственное на Мурмане, в чём Россия не уступала соседней Норвегии.

Сосновскому довелось принимать самое активное участие в организации первых на Севере радиотелеграфных станций, способных обеспечивать плавание судов на трассе Северного морского пути.

Исход Русско-японской войны заставил правительство обратить взоры на этот суровый, скованный льдами морской «фасад» России. В 1906 году при Главном гидрографическом управлении была образована Комиссия для обсуждения вопроса о северо-восточном морском пути из Атлантического в Тихий океан. Она признала возможным практическое использование этого пути, если будет изучено море у Таймыра и произведены гидрографические исследования от устья Енисея на восток. Были сформированы две экспедиции - морская и речная. Для морской экспедиции предназначались два ледокольных транспорта - «Таймыр» и «Вайгач», строительство которых близилось к завершению. Через несколько лет эти суда совершили переход по Северному морскому пути с востока на запад, сделав в пути несколько открытий в Арктике.

Прошло несколько лет. В апреле 1911 года начальник Главного управления почт и телеграфов Севастьянов извещал архангельского губернатора:

«18-го истекшего марта Министрами Внутренних Дел, Морским и Путей сообщения внесено в Государственную Думу представление о мероприятиях по обеспечению коммерческого сообщения Западной Сибири с Западною Европою через Северный Ледовитый океан.
Согласно этому представлению, проектируется устроить четыре радиотелеграфные станции, а именно: две станции дальнего действия (8 киловатт) - в Архангельске и в Югорском Шаре и две местного сообщения (1 г/2 киловатта) в Карских Воротах и Байдаракской губе.

Открытие действия названных радиотелеграфных станций намечено к началу навигации 1912 года, т. е. к августу месяцу».

И. В. Сосновский принимал самое активное участие в решении всех этих вопросов.

Летом 1911 года из Архангельска должна была выйти на судне небольшая экспедиция для «рекогносцировочного обследования» восточной части Карского моря, чтобы выбрать места, годные для сооружения первых радиостанций. Об этом и писал в столицу Сосновский: «Живо интересуясь этим делом, я готов взять на себя все хлопоты по её организации и принять, если позволят обстоятельства, личное участие в экспедиции совместно с предлагающим свои услуги в качестве гидрографа начальником Архангельского торгово-мореходного училища, отставным капитаном 1-го ранга П. Г. Степановым - одним из участников гидрографической экспедиции А. И. Вилькицкого по обследованию устья реки Енисея».

Осенью 1911 года И. В. Сосновский убыл из Архангельска, и все дальнейшие хлопоты по сооружению радиостанций в Арктике легли на плечи последнего «северного» губернатора С. Д. Бибикова.

А незадолго до начала Первой мировой войны стали устанавливать радиостанции и на судах Мурманского товарищества, в первую очередь тех, которые ходили в Норвегию, на Печору и Новую Землю.

Читать следующую часть

Роль архангельских губернаторов в закреплении за Россией западного сектора Арктики