Никто не мешал грозной машине НКВД. По Невскому медленно ползли угловатые трамваи. По тротуарам, придерживаясь более безопасной при артобстреле стороны, передвигались истощенные блокадники. В сорок третьем в Ленинграде автомобильных пробок не было. С улицы Марата до Литейного «воронку» два поворота и десять минут не спеша.

Арестанта везли в тюрьму НКВД. Для Петра Николаевича Владимирова это был второй арест. Впервые с карательными органами он познакомился в двадцать восьмом на Урале. Его взяли, ничего подробно не объясняя. Урал, Артемовск, Харьков...

Пятнадцать лет назад он попал в жернова еще не раскрученной машины уничтожения. Тогда молодые шустрые «огэпэушники», почуяв политическую команду фас, кинулись «создавать» организации спецов-вредителей в каждом угольном тресте.

Четырем инженерам и двум техникам из «Химуголя» предъявили обвинение. Обвинение было нелепое, и тогда они верили, что недоразумение разъяснится.

Теперь, в сорок третьем, Петр Николаевич не питал никаких иллюзий. Он знал, какие удивительные превращения происходят с истиной, как только в следственных документах появляется «политическая» пятьдесят восьмая статья. То, что на воле было правдой, становилось ложью. Невинные слова, сказанные между делом, наполнялись зловещим смыслом и звучали как приговор.

Для майора Ленинградского управления НКВД Климова блокадный город был не самым комфортным местом на войне. Но армейский паек позволял не голодать, а от бомбежек и артобстрелов можно отсидеться в убежище. У майора имелась реальная надежда дожить до победы. А льготы надо было отрабатывать.

Первый допрос 18 августа 1943 года он начал вежливо. От подследственного требовалось только рассказать свою биографию и сразу признаться в контрреволюционной деятельности.

Но Петр Николаевич одно знал точно - все обвинения необходимо отрицать. От этого зависела жизнь. Виноватый защищается ложью, невиновный - правдой, опытный - молчанием. Правда инженера Владимирова майору Климову была не нужна, и он начал орать. Погоны, еще очень непривычные, введенные в начале сорок третьего года, топорщились на плечах, как крылья беспомощного птенца. Бросался в глаза совершенно неприличный синий, почти фиолетовый, цвет просветов на них. Тот самый, презираемый до революции, цвет жандармских отличий.

Но майору было не до исторических аналогий, он не шибко разбирался даже в «Кратком курсе истории ВКПб». Почему-то с первого допроса Климов причислил Петра Николаевича к членам «промпартии».Да, Владимиров попал в двадцать восьмом под волну громких политических судилищ, но он не был в числе обвиняемых ни по «шахтинскому» делу, ни по процессу «промпартии». Его и товарищей из «Химугля», скорее всего, арестовали для массовости. Выпускать же из стен ОГПУ без наказания было неприлично. И Петру Николаевичу выпало семь лет лагерей.

Казалось, вся жизнь пошла под откос. А так все здорово начиналось.

Сызрань - поволжский городок Симбирской губернии. Там в простой семье провинциальных мещан в конце 1885 года он родился.

Сколько у Владимировых было детей, сегодня мне не известно. Но в сорок третьем следователь со слов Петра Николаевича записал адреса трех его здравствовавших в то время сестер.

Одним из самых передовых предприятий Сызрани был сланцевый рудник. Видно, по этой причине Петя Владимиров, когда подошло время, отправился учиться в Лисичанское горное училище. Там готовили штейгеров, или по-нынешнему - горных мастеров. Наверное, он предполагал вернуться после учебы домой, но жизнь распорядилась по-другому. Петр Владимиров надолго остался работать в Донецком угольном бассейне.

Донбасс в начале двадцатого века бурно развивался. Стране, переживавшей промышленный бум, нужен был уголь, основной источник энергии. Шахты открывались одна за другой. Им требовалась рабочая сила. В основном, малоквалифицированная.

Инструменты горняка того времени - кайло да лопата. Для работы нужны только сила, здоровье да сноровка. В шахтеры шли на заработки крестьяне со всей России.

Шахтерский труд всегда опасен, а на донецких пластах, насыщенных метаном, - вдвойне. Безопасное производство работ было основной заботой всего инженерного корпуса горняков. Техническая сметка молодого штейгера Владимирова нашла свое применение. В двадцать три года он получил патент на безопасную шахтерскую лампу.

Изобретение было достаточно просто по замыслу, но хитроумно по исполнению. Дело в том, что лампа - основной источник опасности в забое. Стоило открыть ее, и огонь воспламенял метан. Бесчисленное количество взрывов происходило по этой причине. Владимиров разработал такую лампу, которая гасла при любой попытке вскрыть ее. Нет огня - нет взрыва.

Через три года он усовершенствовал свое изобретение и получил второй патент. К сожалению, как это часто бывает, лампа Владимирова не нашла широкого применения.

О дореволюционной деятельности Петра Николаевича почти ничего не известно. Только по отметкам в паспорте можно понять, что его жизнь была связана с частыми поездками по всему Донбассу. Хорошие специалисты востребованы во все времена.
Ничего не известно и о его жизни в период революционного перелома в стране. Одно ясно, что за границу он не уехал, а остался верен стране и профессии.

В первый раз Петр Николаевич женился в 1907 году. Сколько длился этот брак, и чем он закончился - неизвестно. Неизвестно, когда и где его свела судьба с Ольгой Константиновной - второй женой. Единственный документ, касающийся личной жизни супругов, - сохранившаяся у родственников справка об усыновлении 20 декабря 1933 года Петром Николаевичем Владимировым сына Ольги Константиновны Игоря
В двадцать пятом году Владимиров защищает в Харькове диплом и становится горным инженером. И хотя процедура присвоения звания была несколько скоропалительна, вся дальнейшая жизнь показала, что он получил свой диплом по праву.

Середина двадцатых. Страна вставала из разрухи, опыт и знания горного инженера Владимирова были востребованы. Казалось, впереди безоблачное будущее.

И вот он, злосчастный двадцать восьмой год.

После объявления приговора его с товарищами отправили в Детские лагеря. Где они были, теперь известно только самым осведомленным работникам нынешней службы безопасности государства. Можно предположить, что располагались лагеря где-то рядом с Детским селом, тем самым, которое всем известно как Царское, но политкорректность тридцатых на некоторое время изменила это название.

Может быть, я не прав. Но как тогда нашли Петра Николаевича в лагере посланцы главного Ленинградского большевика Кирова? Явно искали в ближних арестных заведениях.

Как и положено, в Смольный заключенного привезли под охраной. Обращались с ним уважительно. Как-никак, а на беседу его вызвал не лагерный опер, а один из вождей революции.

Сергей Миронович поразил горного инженера Владимирова. Он впервые видел перед собой человека, для которого не существовало преград. Киров предложил Владимирову принять участие в деле, которое с точки зрения нормальной инженерной логики было невозможно. Построить за полярным кругом рудник, обогатительную фабрику и город.

Предложение было насколько неожиданно, настолько же и заманчиво. Альтернатива проста: или гнить в лагере, или принять участие в реализации авантюрного проекта. Инженерный рационализм не позволил Владимирову дать ответ сразу, он попросил Кирова разрешить ему поездку в Хибины.

Не знаю, под охраной или без осматривал инженер Владимиров в октябре двадцать девятого склоны горы Кукисвумчорр. Если охрана и была, то она его мало интересовала. Он сразу стал примерять, куда подвести железнодорожную ветку, как наметить горизонты, где устроить рудоспуски. В первую очередь Владимирова интересовало дело. В ноябре на стол Кирова легла подробная докладная записка. Об организации апатитового рудника.

Здесь в биографии Петра Николаевича еще один пробел. Неизвестно, когда его перевели в лагерь на Соловках. Скорее всего, там он провел первую половину тридцатого года. Наверное, даже перестал вспоминать о неожиданной встрече с Кировым и о поездке в Хибины. Но в июле тридцатого года про него вспомнили.

На апатитовых разработках вовсю развернулось строительство. Уже рудник на горе Кукисвумчорр давал руду, вырисовывались контуры обогатительной фабрики. И самой большой проблемой стройки была нехватка специалистов. Вот тут и понадобился горный инженер Петр Владимиров, отбывавший срок в Соловецком лагере.

30 августа 1930 года Управление Соловецкими и Карело-Мурманскими Исправительными трудовыми лагерями ОГПУ сдало в аренду тресту «Апатит» восемнадцать арестантов-специалистов. Среди них были горные инженеры и штейгеры, экономисты и строители. Был даже один юрист.
 
По этому факту составили договор, которым предусматривалось снабжение заключенных за счет треста спецодеждой, предохранительными приспособлениями, жильем, отоплением, освещением и баней. Договор определял твердую цену аренды заключенных. Самым тщательным образом была выписана процедура перечисления денег тюремщикам. Полагались даже пени за нарушение сроков оплаты.

Провожали с Соловков Владимирова стихами:

Ваш бодрый, светлый взгляд на то, что людям тяжко
Всех укреплял в минуты горьких дум,
И Ваша простота, сердечность без натяжки
Смиряли всякий гнев и горделивый ум.

Вы обогрели нас приветливым вниманьем,
В работу легкий дух терпимости внося,
Вы чутко отзывались всем желаньям,
Чтоб скрасилась нелегкая стезя.

С того дня Петр Николаевич на несколько лет осел в Хибинах.

Новый социалистический город официально не считался лагерем, хотя три четверти его населения числились людьми подневольными. Строительство Хибиногорска, добыча руды, производство апатитового концентрата было явлением фантасмагорическим: дикое соединение эксплуатации рабского труда, громких лозунгов и неистребимой веры в праведность дела.

Наверняка, эту обстановку инженер старого закала воспринял как чуждую. Но делать было нечего. Лучше работа по специальности, чем прозябание в лагере под конвоем.

Владимирова направили на апатитовый рудник, тот самый, перспективы которого он описывал в своей докладной записке Кирову. Первое, что горняк понял, ознакомившись с работой производства, - ленинградские проектировщики совершенно неправильно выбрали принципы добычи. Требовалось срочное изменение проекта. И Петр Николаевич предложил свою схему.

Как ему удалось убедить окружающих в своей правоте - неизвестно. Скорее всего, управляющий трестом «Апатит» Василий Кондриков, у которого был потрясающий нюх на правильные инженерные решения, поддержал его в высоких инстанциях.

Инженер Владимиров стал крайне необходим новому руднику. И когда в июле тридцать первого соловецкое лагерное начальство решило забрать его обратно, были пущены в ход все связи, чтобы оставить его в Хибиногорске. Судьбой Петра Николаевича занимался лично первый зам Кондрикова, бывший ответственный сотрудник Ленсовнархоза Георгий Гебер. Владимиров в лагерь не вернулся.

Рудник стал его домом. Он с головой ушел в любимую работу. Проектировал и строил бремсберги для спуска руды с открытых горизонтов рудника. Вникал в самые незначительные мелочи. Учил горняцкому делу мастеров и рабочих. Читал лекции в горном техникуме.

Мешал, конечно, постоянный пригляд партийных начальников и органов, но жить было можно. Больше всего раздражала социалистическая неорганизованность и расхлябанность. Был бы он вольным человеком, можно было сказать об этом в полный голос, а инженеру-вредителю полагалось помалкивать. Но Петр Николаевич нашел выход. Он подготовил для газеты «Хибиногорский рабочий» цикл статей об элементарных принципах управления производством. Говоря сегодняшним языком, это было пособие по менеджменту для малограмотных управленцев.

На апатитовом руднике от года к году увеличивали добычу. На обогатительную фабрику шла богатейшая руда прямо со склонов Кукисвумчорра. Но горный инженер Владимиров отлично понимал, что открытый способ добычи скоро исчерпает себя. И он приступил к работам по проектированию подземного рудника.

Для успешной работы ему необходимы были поездки по стране или хотя бы в Ленинград. Руководство треста «Апатит» обратилось к тюремному начальству с просьбой разрешить заключенному Владимирову выезд из Хибиногорска по служебной необходимости, но получило сухой и категорический отказ.

К счастью, в тридцать третьем году судимость с него сняли и даже наградили Почетной грамотой ВЦИК. Но Владимиров не покинул Хибиногорск. То ли интересная работа затянула, то ли инстинкт самосохранения сработал. К семье в Ленинград Петр Николаевич не уехал. А вот Ольга Константиновна с сыном и сестрой не однажды наведывались в Хибины.

В тридцать четвертом году Владимиров начал работу над книгой об апатитовом руднике. Его соавтором стал горняк Николай Сергеевич Морев. Тот также пострадал в конце двадцатых. Также был сдан с Соловков в аренду тресту «Апатит». Также знал на руднике каждый горизонт. Свой пятилетний срок он к тому времени отбыл.

Книга получилась отличная. Ее интересно читать даже сегодня. Прекрасный литературный язык, доступное изложение. Авторы богато иллюстрировали свой труд, что далеко не характерно для технической литературы того времени. К сегодняшнему дню, к сожалению, сохранилось считанное число экземпляров этой интереснейшей книги.

В тридцать шестом в тресте «Апатит» произошли большие изменения. Управляющий Кондриков был переведен руководителем вновь созданного строительного треста «Кольстрой». Основным местом приложения сил строителей стали к тому времени быстрорастущие по соседству с Кировском город Мончегорск, медно-никелевые рудники и комбинат.

Главным инженером Кондриков пригласил к себе не строителя, а горняка Владимирова. Был в этом большой резон. Самой сложной проблемой в Мончегорске были рудники. Без них пуск комбината невозможен.

Владимиров, как в тридцать первом в Хибинах, в тридцать шестом в Мончегорске начал с того же. Перечеркнул почти все, что замыслили в Ленинграде, и принялся за строительство, исходя из местных условий.

В начале тридцать седьмого арестовали Василия Кондрикова. По Кировску и Мончегорску прокатилась волна собраний, на которых клеймили врага народа. В мутный водоворот политической истерии вновь чуть не затянуло и главного инженера треста Владимирова.

Партийный секретарь треста «Кольстрой» обвинил Петра Николаевича во вредительстве. Масло в огонь подлил корреспондент газеты «В бой за никель» Солдатов. В угаре подозрительности прилепить ярлык врага народа человеку, отбывшему срок по пятьдесят восьмой статье, было просто. Но в этот раз Владимирову повезло. Комиссия, созданная для рассмотрения обвинений, сочла их чепухой. Строительство рудника и пуск стратегического комбината был важнее легковесной политической трескотни.

В тридцать девятом рудники начали давать руду, комбинат выдал первый никель, и Петр Николаевич стал собираться к своим в Ленинград. Почти десять лет прожил он вдалеке от семьи. Ему уже пошел шестой десяток, и пора было думать о спокойной жизни. За долгие десять лет постарела жена. Вырос сын. Игорь поступил в институт, и собирался тоже стать инженером. Правда, в горный не пошел. Но это его дело.

В Ленинграде долго искать работу не пришлось. Петр Николаевич был известной фигурой в среде горняков. В сентябре его принимают в проектное бюро Главсоли главным инженером проекта, а через две недели назначают главным инженером бюро. В течение двух лет бюро претерпело несколько реорганизаций, но Петр Николаевич по-прежнему оставался ведущим специалистом. Он читал лекции в Горном институте и готовился к защите кандидатской диссертации.

Война для всех пришла неожиданно. Так же неожиданно Ленинград оказался в блокаде, и Владимирову пришлось продолжать работу в осажденном городе. Блокаду переживал, как и все. Голодал и держался за жизнь. В начале сорок второго его проектный институт упразднили, и Петр Николаевич устроился на службу в Ремстройконтору Фрунзенского района. Его начальником стал Георгий Агаджанов, с которым они работали в Мончегорске в тресте «Кольстрой».

В Ремстройконторе Владимиров проработал только четыре месяца. Но они оказались для него роковыми.
Началось все с ареста в сорок третьем некоего Тырула. Офицеры НКВД пристрастно поработали с ним, и подследственный начал «давать показания»:

- А что касается Владимирова, так его называю как руководителя повстанческой организации, на основании известной мне его практической контрреволюционной деятельности. В начале декабря 1941 года на квартире Агаджанова Владимиров говорил: «Я отбывал срок как участник промпартии, и теперь у меня связи остались неплохие. Вот дождемся немцев, придут они с нашей помощью, я буду в Ленинграде не на последнем месте, а войду в состав правительства. Так что нужно активно проводить нашу контрреволюционную деятельность, а то мы можем опоздать, тогда уже ничего не поделаешь».

Вот так. Не больше и не меньше. Руководитель контрреволюционной организации. А видел Петр Николаевич этого Тырула лишь однажды, да и то мельком.

Майор Климов отрабатывал свой паек со знанием дела. В организацию контрреволюционеров было зачислено десять служащих стройконторы. В вину подследственным поставили обвинение в якобы имевшихся намерениях вывести работников Ремстройконторы на улицу к райсовету с лозунгами «Хлеба». По версии майора, контрреволюционеры даже собирались печатать листовки, для чего подыскивали печатающую машинку. А у одного из них хранилось холодное оружие - кинжал.

Три дня Трибунал войск НКВД в конце сентября 1943 года рассматривал это высосанное из пальца дела. Обвиняемые надеялись, что на суде им дадут возможность сказать правду. Но Трибунал собирался не для этого. Двоих приговорили к расстрелу, троим выписали по десять лет, четверым - по восемь и одной - семь. Владимирову, как закоренелому врагу советской власти, досталось десять лет лагерей и пять лет поражения в правах. Петру Николаевичу было пятьдесят восемь. Дожить до освобождения он не надеялся.

Но дожил. Сначала тянул зековскую лямку на авиазаводе в Рыбинске. Потом тюремное начальство спохватилось и отправило горняка Владимирова работать по специальности в «Закавказметаллургстрой», потом в Джезказган (это Степлаг), потом в «Енисейстрой»... Полный список мест, куда бросала судьба заключенного Владимирова, установить не удалось. После отсидки он, пока действовали пять лет поражения в правах, вернулся в Мончегорск. Написал директору письмо, перечислил заслуги, и семидесятилетнего специалиста взяли на комбинат почти рядовым инженером. Там он в апреле пятьдесят шестого дождался решения Верховного Суда Союза ССР. Приговор сорок третьего года отменили, и пенсионер Владимиров смог вновь вернуться в Ленинград к семье. Сын Игорь к тому времени резко изменил свою судьбу.

Окончил театральное училище и стал актером Ленинградского Большого Драматического Театра. В пятьдесят шестом году он снялся в популярнейшем кинофильме «Тайна двух океанов». По странной игре случая Игорь исполнил в этом фильме роль майора госбезопасности.

Майор был красив, умен, благороден, и совершенно не похож на тех майоров, с которыми его отец общался семнадцать лет в заключении.
Через четыре года Игоря Петровича Владимирова назначили главным режиссером театра Ленсовета. Долгие годы попасть на его спектакли было заветным желанием всех театралов.

Вопреки обстоятельствам Петр Николаевич дожил до преклонных лет. Он умер в 1968 году. На Большеохтинском кладбище в Ленинграде на его могиле стоит скромный памятник. Но самая большая память сохранилась о нем в двух северных городах: Кировске и Мончегорске. Память о Главном горном инженере с большой буквы.

Сергей Тарараксин

"СУДЕБ СГОРЕВШИХ ОЧЕРТАНЬЕ"