Юность его прошла в Латвии. После окончания школы, прежде чем попасть работать на пароход, пришлось ему быть канавокопателем, рыть колодцы для богатых хуторян, работать грузчиком в морском порту и, наконец, матросом на пароходе. А когда у него зародилась мечта стать штурманом, то пришлось несколько лет подряд трудиться на судне, не покладая рук без отпуска, не покидая борта судна, чтобы накопить денег на учебу. Тогда владельцы пароходной кампании не представляли платных отпусков.

Нужно было платить не только за учебу, но и за учебники, жилье и пихание. Когда во время учебы в мореходке кончались деньги, приходилось прерывать учебу и снова уходить на заработки в море. Так в условиях буржуазного "рая" отличник учебы Лев Шверст учился в мореходке в два раза больше положенного срока.

Великую Отечественную войну Лев Альфредович встретил старшим помощником капитана на борту советского судна "Колпакс", переоборудованного из транспорта в плавучий госпиталь. 29 августа 1941 года стало самым тяжелым днем для всех кораблей, участвующих в переходе Таллин - Ленинград. Балтийское море было нашпиговано минами, как суп клецками. Выстроившись в ряд, немецкие самолеты сбрасывали десятки бомб на это госпитальное судно с опознавательными знаками Красного Креста, где на борту тогда находилось более полутора тысяч раненых, многие из них принимали участие в отражении налета вражеских самолетов, летящих низко над водой. К сожалению, кроме винтовок, на судне другого, более эффективного оружия для отражения атак фашистских стервятников не было.

После очередного налета, обливаясь кровью, упал капитан, до последней минуты не покидавший ходовой мостик корабля. Старший помощник капитана Лев Альфредович Шверст вступил в командование плавучим госпиталем.

Вскоре пламя охватило все судно. Чтобы предотвратить взрыв котлов, капитан Шверст приказал выпустить пар из котлов. По его же приказу на воду начали спускать шлюпки, на них в первую очередь брали только тяжелораненых и женщин с малыми детьми. Сам же Лев Альфредович бросился с группой моряков к трюмам, чтобы немедленно сбросить брезент и открыть полностью трюмы, ведь там, в трюмах, находились люди. Дело решали минуты. И моряки погибающего судна успели это сделать. И вот "Колпакс" погрузился в бездну Балтийского моря.

...Лев Альфредович пришел окончательно в себя, когда воздушная подушка резко вытолкнула его на поверхность моря. Был полный штиль.

Немецкие самолеты, заходя прямо из-под яркого солнца, методично расстреливали из пулеметов тех, кто еще с трудом держался на воде.

Лев Альфредович успел сбросить с себя лишнее и плыл в тельняшке. Охватывала страшная усталость, которая постепенно сменялась холодным безразличием, но он продолжал упорно плыть, чудовищным усилием воли пытался сбросить с себя оцепенение... Наконец
увидел: наш катер подбирает людей. Хотел крикнуть - из горла ни звука. Катер подошел вплотную.

- Вроде живой? - пытались определить его состояние.

Но не мог он тогда не только слово сказать, даже глаза открыть. Подняли его на катер, попытались поставить на ноги, а он, словно без костей, заваливается. Ведь четырнадцать часов пришлось ему находиться в холодной воде. Все видит, все понимает, а слово сказать не может.

После госпиталя - фронт. Старший лейтенант Лев Альфредович Шверст стал разведчиком, ведь он в совершенстве владел несколькими языками, в том числе и немецким.

...В сорок втором центр планировал его группу к очередной заброске в немецкий тыл. Пока полковые разведчики готовили "окно" для его группы, старшему лейтенанту Шверсту пришлось провести несколько суток в блиндаже командира полка, чтобы уберечься от лишних глаз.

Хозяин блиндажа в то время почти не заглядывал в свой блиндаж, все время пропадая на передовой. Вот тогда и довелось Льву Альфредовичу встретиться на дорогах войны с женщиной, которая потом стала дороже всего на свете. Была она младшим сержантом, телефонисткой командного пункта полка. А до войны - солисткой Ленинградской филармонии. Это была Ирина Дмитриевна Мазурова.

Никогда до этого Лев Альфредович не думал, что природа может наградить такой красотой женщину: румяные от волнения щеки, полные налитые губы, длинные ресницы.

По рассказам своих товарищей он знал, что влюбленный обязан говорить "предмету страсти" что-то нежное, задушевное. Но то ли от волнения, то ли от смущения необходимые слова никак не шли на ум. В те минуты разведчик готов был выполнить, не только боевое задание, но и пойти на край света за этой прекрасной женщиной.

Вот наступил миг, когда Ирина приблизилась к офицеру, и они обнялись. Краем взгляда он успел заметить, что за проемом блиндажа во всю хлестал весенний дождик, образуя на дне окопа резвый ручеек...

Судьба подарила им тогда не только радость встречи, но и волшебную сказочную ночь, переполненную до краев нежностью. Вот тогда-то при, расставании, и дали они друг другу обещание, что если уцелеют на войне, то обязательно найдут друг друга, чтобы в дальнейшем идти вместе по жизни. К сожалению, отправляясь в тыл врага, разведчик не имел право назвать свое настоящее имя. Тогда старший лейтенант и связистка Ирина Мазурова условились, что после войны каждый год вечером первого мая они будут приходить на перрон Балтийского вокзала, откуда они отбывали на фронт и ждать там друг друга целый вечер.

Не знали и не ведали они тогда, что их встреча состоится только лишь через семнадцать лет.

После войны капитан Шверст вернулся к своей основной профессии. Вначале несколько лет водил по морям и океанам транспорта, а с пятьдесят первого года стал трудиться в Беломорской базе гослова в должности капитана промыслового судна.

Капитаном он оказался удачливым, ловил рыбу хорошо. Президиум Верховного Совета Карелии присвоил ему почетное звание "Заслуженный работник рыбной промышленности республики", а несколько позже Лев Альфредович Шверст был награжден орденом Трудового Красного

Знамени, который ему был и вручен в день нашего возвращения из рейса.

И вот наступило то памятное время, когда наш траулер ошвартовался у причала Мурманского рыбного порта. Льву Альфредовичу был предоставлен очередной отпуск. И можно уже было направиться прямо в аэропорт и взять билет до Сочи. Проститься хотя бы временно, с опостылевшими вечными холодами Заполярья и очутиться на берегу Черного моря, где теплый, ласковый ветер, щедрое солнце и приятный аромат магнолий...

Каково было наше удивление, когда Лев Альфредович, сдав дела и обязанности капитана, вместо Сочи вылетел в Ленинград и отправился на Балтийский вокзал. Весенний город казался подсвеченным молочной белизной белых ночей. В его лицо дул теплый, балтийский ветерок.
"Узнаю ли Ирину, ведь помню ее лицо лишь при свете коптилки?" - с тревогой раздумывал Лев Альфредович. Тогда его охватывали опасения, что при встрече со стороны Ирины могут возникнуть острые, как ножи, вопросы, на которые он до сих пор не мог найти ответы.

Чего там скрывать! Были в его послевоенной жизни женщины. Но душа его так и не оттаяла. Ни одна из них так и не прикипела к сердцу. Теперь он окончательно решил разыскать ее, хотя бы на краю света. Ее, навсегда запавшую в душу женщину, и больше не расставаться всю оставшуюся жизнь.

Отчего же тогда так сдавливает сердце необъяснимая тоска и страх сковывает движения?

Что делать? После войны у каждого из них сложилась своя жизнь. Капитан Шверст водил по моря и океанам суда, а солистка государственной филармонии Мазурова часто выезжала на гастроли по городам страны.

Капитан расстегнул плащ и вдруг увидел сидящих на карнизе здания пару воркующих голубей. Он невольно улыбнулся. Стало легче дышать.

С него, словно путы, слетело напряжение и Лев Альфредович вновь почувствовал себя молодым: и бесшабашным офицером разведки военной поры, для которого не существовало никаких преград.

Прошел короткий дождь, стало легче дышать, воздух пьянил, вызывая острую жажду жизни.

Был уже поздний вечер, когда Лев Альфредович заметил одинокую женщину, стоящую на краю платформы с наброшенной на плечи плащ-палаткой военной поры.

Это была Ирина. Прямо по лужам капитан бросился навстречу, подхватил ее и закрутился с драгоценной ношей на руках по опустевшему перрону. И были слезы радости, и жаркие поцелуи, и горячие объятия.

С той памятной встречи они не расставались.

До глубокой старости Лев Альфредович выглядел превосходно. Его высокая стройная фигура сохранила гибкость, с правильными чертами лицо было одухотворенным. В разговоре с женщинами Лев Альфредович был чрезвычайно вежлив и предупредителен. Окружающих пленила его эрудиция, врожденная вежливость и предупредительность, а также знание нескольких иностранных языков.

Ирина Дмитриевна же была воплощением добродетели, примерной хозяйкой, заботливой и любящей женой.

Я не ошибусь, утверждая, что они прожили долгую и счастливую жизнь.

Первой умерла Ирина Дмитриевна, хотя и была на 11 лет моложе своего мужа. А 5 ноября 1998 года, ровно через сорок дней после смерти жены ушел из жизни и Лев Альфредович.

Недаром говорят, что мир не без добрых людей. Нашлась сердобольная женщина, ленинградка Рыжова Галина Ивановна, которая не только организовала похороны ветеранов, но и ведет активную деятельность по увековечению их памяти. Ведь речь идет не о просто патриотах страны, а о людях, чья жизнь, великая любовь друг к другу могут служить примером для подражания.

...В один из апрельских вечеров 1999 года я навестил первого начальника Мурманского филиала базы гослова Дмитрия Алексеевича Поташова. Несмотря на то, что ветеран еще чувствовал себя неважно после перенесенной болезни, он, как и всех посетителей, встретил меня радушно, был оживлен, склонен к шутке. После взаимных приветствий началась неторопливая беседа. Увлеченно Дмитрий Алексеевич вспоминал пережитое, взволнованно и озабоченно говорил о затянувшемся застое в рыбной промышленности, о сложностях сегодняшней жизни и невзгодах, которые, подобно ненастной погоде, нахлынули на людей, а особенно на ветеранов.

Высокий, широкоплечий, с мужественными чертами лица Дмитрий Алексеевич как-то сразу располагал к откровенной и доверительной беседе.

Порывистый, иногда даже резковатый в разговоре, но по сущности своей отзывчивый и удивительно скромный человек, ветеран обладает замечательным даром проникать в души людей, понимать их и, я бы сказал, угадывать самое сокровенное, что может быть у собеседника.

В ту памятную встречу, рассказывая о пережитом, он взволнованно говорил о том, никогда незабываемом времени, когда зарождался Карельский океанический флот, о капитанах и механиках, не говоря уже о матросах, на чьи плечи опустилась тогда самая большая физическая нагрузка.

В свои семьдесят с небольшим он по-прежнему молод душой и сердцем, по-прежнему крепок памятью, полон убеждений, что не дадут нынешние руководители погибнуть флоту.

Делая некоторые обобщения сказанного тогда ветераном, можно утверждать, что в свое время Дмитрий Алексеевич не растрачивал зря свой талант руководителя. Его неизмеримо большая работа по созданию океанического флота и его становлению получила большое признание рыбаков. Многие специалисты в бытность его работы руководителем филиала со временем прочно встали в ряд передовиков производства, а некоторые из них даже пополнили галерею заслуженных тружеников рыбацкой нивы Заполярья.

Рассказывая о делах первого руководителя филиала, хочу остановиться на одном случае, который в свое время определил всю дальнейшую жизнь Дмитрия Алексеевича.

...Бравый моряк из легендарного морского дивизиона Д. А.Поташов возвращался из отпуска в свою часть. В вагоне познакомился с Машей, спешившей быстро добраться до Мурманска после нахождения в Доме отдыха. Рассказывая о той встрече, ветеран улыбается, его лицо озаряется при упоминании о том: счастливом случае, положившем начало их полу-
вековой совместной жизни. Судя по выражению лица и приветливости хозяйки дома этот экскурс в прошлое явился подобию чудодейственного бальзама.

Тогда, при расставании, они обещали вести переписку. Свое слово сдержали. Так что, когда республиканское руководство Карелии предложило Дмитрию Алексеевичу работу в Мурманске, он охотно согласился. Вполне возможно, что одной из самых важных причин было желание связать свою судьбу узами Гименея с запавшей в душу девушкой.

В Мурманске скромно отметили создание семьи и Дмитрий Алексеевич окунулся с головой в напряженную работу.

Если на первых порах вопросы укомплектования судов экипажами и обеспечения их промысловым вооружением удалось разрешить, то, в дотла сожженном фашистской авиацией городе, разыскать хотя бы какую-либо комнату для "конторы" не было никакой возможности.

Выручили тогда родители жены, приютив в своей двухкомнатной квартире и "управление филиалом", выделив для приема на работу и других дел одну комнату. Так что читающие эти строки отныне будут знать первый адрес нашего зарождающегося тогда флота: улица Новая, дом 5, квартира 8.

Нельзя обойти вниманием и безупречную работу первого бухгалтера филиала Надежды Алексеевны Пахрущевой, начальника снабжения Александра Алексеевича Фокина и председателя профсоюзного комитета Якова Григорьевича Рамзаева, который оказал большую помощь начальнику филиала, возглавив строительство поселка для плавсостава. За довольно короткий срок было построено девять двухэтажных деревянных домов с печным отоплением. Это сняло тогда острую жилищную проблему.

...Во время посещения Беломорска мне посчастливилось встретиться со старейшей рыбачкой-поморкой Анной Ивановной Поповой, которая рассказала о своей жизни, подробно останавливаясь на отдельных запоминающихся моментах, как она, поморского рода, рано познала рыбацкий труд, как довелось ей во время войны наравне с мужчинами трудиться на рыбном промысле.

Право на легенду  Владимир Бабуро