Вспоминая свой первый рейс в Северную Атлантику, капитан А. И. Колоборденко рассказывал:

- СРТ-362, который я принял из новостроя, было неплохое по тем временам рыбопромысловое судно. Оно было оснащено траловым и дрифтерным промысловым вооружением, к сожалению, на судне отсутствовала рыбопоисковая аппаратура.

Плохо обстояло дело со специалистами: они и бывалые рыбаки полностью отсутствовали. На первых порах основательно помог Дмитрий Алексеевич Поташов. Предстояла путина, а траулер без экипажа! Я попросил зачислить в штат только поморов, ведь с ними легче было бы осваивать дрифтерный промысел. И вот буквально перед отходом судна в рейс на судно прибыли "зеленые" специалисты, которые еще не имели рабочих дипломов.

Недостающих рыбаков укомплектовали из мурманчан.

В пути следования нас догнал и даже обогнал довольно свежий ветер. Заметив большое скопление чаек, я принял решение поставить сети, не доходя до работающей группы судов.

Такое решение было принято в силу сложившихся обстоятельств: на промысле разразился шторм и суда были вынуждены прекратить промысловую работу.

После выметки и непродолжительного дрейфа с сетями за бортом рано утром начали выбирать сети на борт. Даже бывалые рыбаки ахнули: брали с каждой сети по 200-300 килограммов крупной атлантической сельди! Вот тогда и показали себя поморы в работе.

Работали они молча, без перекуров, лишь изредка перебрасывались деловыми репликами. И, конечно, с рыбацкой сноровкой каждый из них знал, чем ему конкретно заниматься. К вечеру на борту траулера уже было забондарено в бочки и складировано в трюмах 25 тонн атлантической сельди. Тогда за четыре выметки сетей и дрейфа с ними экипаж взял полный груз и лег курсом в порт.

Надо заметить, что в то время промысловых судов типа СРТ имелось всего лишь единицы и для них в рыбном порту был выделен лишь девятый причал. Примерно в одно время с нами в порт для выгрузки рыбы спешили еще три траулера.

Чтобы в порту стоять на якоре на рейде в ожидании выгрузки и для сохранения сортности выловленной рыбы, пришлось тогда принять решение и повести судно хоженными во время войны на корабле фарватерами, прижимаясь к берегу.

На переходе изрядно качало, но у всех настроение было замечательное. Благодаря этому решению и новому главному двигателю, пришли в порт и ошвартовались у девятого причала первыми. Вот что значит промысловая сноровка, помноженная на примерный труд поморов!

С этим дружным экипажем мне пришлось несколько лет ходить в море.

Непременно надо назвать одних из первых покорителей Северной Атлантики, замечательных тружеников и атлантических побратимов. Это были рослые, физически крепкие люди: Иосиф Попов, Павел Лоташов, весельчак и балагур Алеша Тукачев, будущие известные капитаны промысловых судов: Вениамин Шереметьев, Константин Проккуев, механик Александр Носницин, радист, "король эфира" Иван Куроптев, молодые судоводители: Федя Недашковский и Алеша Харченко.

Это были люди высокого долга. Они вынесли на своих плечах первые рейсы в неизведанную тогда Атлантику. Это им я посвятил свое стихотворение:

Снова машет платочками берег,
Провожая своих сыновей.
Мы уходим за рыбой и зверем
На просторы полярных морей!
Нелегко нам придется, бесспорно,
Вот крадется коварный туман.
И во все свое луженое горло
Будет выть и реветь океан!
Пусть без нас не печалится берег,
Эй, поморка, гляди веселей!
Мы уходим за рыбой и зверем
На просторы полярных морей!

У опытных капитанов проходили тогда свои рыбацкие университеты молодые судоводители: Я. Ерофеев, А. Фролов. В числе тех, кто посвятил всю свою жизнь рыбопромысловому делу, был старейший ветеран нашего флота - Константин Михайлович Козлов.

Подробно рассказывая о Константине Михайловиче, я не рассчитываю на сенсацию, ибо большинство жителей, как Мурманска так и Беломорска, так или иначе связаны с морем, но и умолчать нельзя о человеке, который свое восьмидесятилетие встретил на матросской трудовой вахте плавмастерской "Фреза".

...В канун своего юбилея Константин Михайлович вернулся тогда мыслью из прошлого и признался, что все чаще в последнее время стал вспоминать родное Беломорье с его неброской красотой, порожистую речку в белесом свете сумерек и с седыми клочьями тумана над ней... Нет, даже когда впервые мальчонкой вышел вместе со взрослыми на рыбный промысел на ладье в Белое море, он не мог сказать словами о любви к этим извилистым бухтам и губам, к сверкающим россыпям прибрежных камней, выстилающихся при отливе ковром из водорослей. Он просто этим жил, рос, а на поверку вышло, что все навечно осталось в сердце.

Доводилось ли вам слышать о поморских зуйках? Зуек или зуй - это птичка северная, вроде чайки. Где рыбная ловля, где обрабатывают улов - там кружатся зуйки. Зуйками называли в Поморье и мальчиков, идущих вместе со взрослыми в море на лов рыбы. А шли они в том возрасте, что сегодня идут ребятишки в школу, в 7-8 лет. Слезно тогда просили матери опытного рыбака взять сына и научить его делу рыбацкому. Со слезами на глазах провожали крохотного рыбачка в студеное море. И песня поморская до сих пор сохранилась:

Скатна моя жемчужина,
Желанно мое дитятко!
Не в доцвете траву
Шелковую с поля убираю,
Не в дороете моего роженого
В работушку провожаю...

Испокон веков Козловы вместе с односельчанами каждую весну на самодельных шняках уходили на промысел зверя и рыбы далеко и надолго. Удачливые добирались даже до Груманта, который сегодня зовется Шпицбергеном. И если море щедро делилось с поморами своими богатствами, оно так уж и нередко в свою очередь взимало своеобразную дань жизнями рыбаков.

Косте Козлову было всего лишь два года, когда море Баренца осиротило его. Осенью 1914 года, уходя от войны с Мурманского побережья к себе на Белое море, во время шторма сгинули четыре шняки и с ними отец и десятилетний брат Алексей.

Осталась молодая вдова Феодосия с двумя малолетними горе мыкать. С односельчанами она жила в ладу, вела кое-никакое хозяйство и тревожилась: подрастает сынок, кто из соседей по милосердию возьмет его несмышленыша к себе на шняку, научит уму-разуму и рыбацкому делу?

Сложилось так, что Константин пошел в школу и в тот же год определился на промысловое судно зуйком без оплаты, за одно лишь питание.

В заслугу себе этого он никогда не числил, ибо таким же образом начинали свои морские биографии его сверстники, а в свое время отцы-прадеды.

В конце мая рыбацкий люд поморских селений сбивался в тысячную ватагу, следующую на Мурманский берег. С обозом шли до Беломорска, всяческими правдами и неправдами грузились на железной дороге в товарняки и ехали не меньше недели с многочисленными стоянками, с костровыми кулешами, своими артельными укладами.

И уже из Мурманска на рейсовом пароходе рассыпались по побережью искать рыбацкое счастье... Становище рыбаков из Нюхчи располагалось вблизи острова Малый Олений.

В двух словах, если работа зуйков не бог весть что: наживлять крючки ярусов да развешивать снасти на вешела для просушки. Но яруса весьма "прожорливы" - три тысячи крючков на каждом. Готовые к работе снасти заносили на борт шняки, укладывали ярдами, готовя к выметке.

- Для нас, мальчишек, это была не детская забава, а настоящая мужская работа. Забот хватало от зари до зари.

Рассказывая о том времени, я хорошо запомнил, как при этом Константин Михайлович тяжело вздохнул!

- Для зуйков это была тяжелая работа. Поскольку на наживу шла мойва, мы должны были ее заранее поймать с помощью небольшого невода. Сначала выбирали песчаное дно на прибрежной отмели, завозили невод на шняках и делали замет. И так каждый день - от зари до зари. А когда покидали силы, то случалось, и к господу обращались: "Помоги, Боженька, делай так, чтоб заштормило". Чуть не каждое утро шептали как заклинание: "Подуй, родной, дай выходной!".

Часто выпадали дни, когда обессилевшие мальчишки даже до топчана в избе не находили силенок добраться. В полном изнеможении падали тут же, на песке.

Судьба так распорядилась, что несколько лет подряд довелось ему работать в тех местах, где погибли в волнах студеного моря его родные.

Это было суровое напоминание: труд в море, особенно на парусниках, всегда сопряжен со смертельным риском. Тогда о двигателях на промысловых судах они и слыхом не слыхивали, даже спасательные шхуны под парусами спешили на помощь к попавшим в беду рыбакам.

- Мойва вам, - спрашиваю, - поди и на еду оставалась?

- Ни в коем случае! - протестующе замахал руками Константин Михайлович. - Если в корзине после наживки оставалась мойва, то вся она шла на корм чайкам. А уху готовили из тресковой печени.

Свое пятнадцатилетие Константин встретил полноправным рыбаком (третьим человеком на шняке). Начал он со временем тяготиться своей работой, все целиком и полностью зависело от капризов погоды. Настало время, когда одна только мысль овладела его душой безраздельно: работать на судне с двигателем и ловить рыбу в открытом море. Эту мечту он осуществил в Мурманске.

Впервые он попал в Мурманск в 1922 году. Тягостное впечатление произвел тогда на парня этот город: деревянный, низенький, он, словно длинный серый чулок, вытянулся вдоль Кольского залива. Но именно тут началась для парня из поморской деревни новая жизнь.

На первых порах трудился на моторном боте, затем стал работать на буксире, где получил звание матроса первого класса. В тридцать девятом году угодил на так называемую "малую" войну с финнами. Мобилизовали и сразу на фронт "пешедралом". Мороз, вьюга, а красноармеец Козлов вместе с солдатами своего полка продолжал упорно шагать в сторону фронта. Пока шли - вышло с финнами замирение. Так что Отечественную войну встретил бывалым солдатом. Ради справедливости надо заметить, что судьба во второй раз уберегла его от передовой: начало войны довелось ему служить в полковой пекарне. А по всему выходит, что в атаки не ходил, в траншеях не сиживал, высоты штурмом не брал. И хотя все остальное не обошло стороной солдата, и получил он сполна: бомбежки и артобстрелы, гибель друзей и скоротечные схватки с прорвавшимся врагом, в послевоенное время вышло так, что словно он и не фронтовик вовсе. В апреле сорок второго года решением Военного Совета Карельского фронта красноармеец Константин Козлов был направлен в Белое море ловить рыбу. Никто у него винтовки не отбирал, еще целый год он совмещал военную службу с ловом рыбы для фронта. На незащищенные рыбацкие ёлы нападали воздушные фашистские пираты. А в итоге вышло уже в наши дни - работник Первомайского райвоенкомата определил бывшего солдата Козлова как... не участника Отечественной войны. До боли в сердце было обидно старому фронтовику. А в военкомате его работники твердили одно: "Дескать, списков воинской части не сохранилось, а указанная ветераном полковая пекарня попала в окружение и все тогда солдаты погибли. Поищите свидетелей". А где тех свидетелей искать, когда сам Константин Михайлович уже тогда девятый десяток жизни разменял. Но еще возмутительнее всего, когда в военкомате одним махом прервали хлопоты Константина Михайловича с поисками однополчан и восстановлением справедливости. Без долгих слов отобрали тогда у ветерана военный билет и выговорили на прощанье: "Иди, дед, домой и не мешай работать!".

Право на легенду  Владимир Бабуро