...Во время напряженной промысловой работы перегорела освещающая промысловую палубу люстра. Хотя погода была довольно прохладная, моторист Алексей Сахно решил заменить перегоревшую лампу в люстре. Была временно остановлена обработка улова. Затаив дыхание, рыбаки смотрели, как по скобяному трапу, приваренному к мачте, моторист упрямо лез вверх. Был ли для него риск сорваться? Да был. Алексей, конечно, рисковал. И самое обидное, что когда была произведена замена лампы и палубу снова залил свет, а Алексей оказался опять в кругу друзей, то замена лампы в весьма скверную погоду тогда не обсуждалась на судне, как отважный поступок, и никто ни тогда и ни позже не собирался все это представлять в геройских тонах.

Но произведенную работу нельзя было назвать и легкомысленной и ничем не оправданным действием. Рисковать собой в тех условиях была просто производственная необходимость.

В свободное от работы время в столовой шла обычная морская травля, которая, между прочим, не имеет конца и интересна сама по себе тем, что она сопряжена с юмором и игра фантазии здесь на первом месте.

Признанный травила - это Никита, но сегодня ему, что называется, подрезали крылья. Тогда он рассказал о своей жизни в тайге, куда он угодил по вербовке и работал на заготовке пушнины.

Так вот, в дремучем лесу заготовители изловили однажды медвежонка: сами его вырастили и обучили многим житейским премудростям. Их Потап Потапыч охотно качался на качелях, помогал таскать к домику дрова... и даже вместе с ними ходил на рыбалку.

Замечательная черта у Никиты, он никогда не повторялся и мог заниматься травлей часами.

Большим авторитетом у слушателей был и рыбмастер, у которого рассказы о пережитом носили философский, практический характер. И когда рыбмастеру перепадала чарка-другая, то мастерски пел частушки, и все с намеками. Но, к сожалению, все они были не для печати.

Без таких вот заправских мастеров в свободное от работы время вести беседы на отвлеченные темы трудно было бы провести почти полгода в море.

Находясь подолгу на промысле, мы скучали по берегу, своим близким и родным, часто вспоминали о тех, с кем мы были связаны на берегу.

А очутившись надолго на берегу, начинали грустить о море. Первые дни после рейса, как правило, были заняты приемкой гостей и нанесением обратных визитов. А потом случайно зайдешь в управление, встретишь своих соплавателей и выясняется, что они уже начинают вести переговоры на предмет отправки на одном из судов на промысел.

За свою тридцатилетнюю работу на промысловых судах я пришел к выводу, что если судьба определила хотя бы один раз сходить в дальнее плавание, изведать невыносимую тоску, то на берегу он уже не жилец. А если еще ему посчастливилось носиться по океану за фосфорическим пятном - косяком сардины, увидеть, как шарахается от луча прожектора серебристая стая рыбы и кипят под светом люстры, в неводе стотонный улов стремительной в своем движении сардинеллы, на берегу такого человека трудно удержать.

Вот, к примеру, Александр Кудреватых - рыбачил в базе с пятьдесят первого года, бывший фронтовик, планировал сделать несколько рейсов, собрать деньги на дом и обзаведение и уехать, Что и было сделано! Но через полгода слезно стал просить начальника отдела кадров вернуться обратно на промысловые суда. Поскольку у рыбмастера залетов в медвытрезвители и нарушений трудовой дисциплины не было, то его взяли обратно на работу. Глаз у наших кадровиков наметан, и они почти безошибочно могут определить, насколько времени покидает увольняющийся человек. И даже документы не прячут далеко, ибо уверены, что скоро возвратится обратно.

Это надо же! Где-то я вычитал, что дольше всех находятся в разлуке жены разведчиков, заброшенных в другое государство и там натурализовавшихся, и жены моряков дальнего плавания.

С большим сожалением должен сказать, что некоторые рыбаки во имя работы в море теряли свои семьи - не все женщины могут быть женами моряков дальнего плавания. Да, бывали и на нашем флоте, правда единичные, каверзные истории, когда вернувшись с рейса раньше срока моряк заставал дома, как говорится в таких случаях, "бобра". После этого в большинстве своем моряки уходили из дома и обратно не возвращались. В большинстве своем женщины просили прощения, осаждали покаянными письмами, клялись отныне хранить вечно верность. Но возврата к прошлому не было.

В вечерних сумерках, когда спадал накал промысловой работы, после ужина по обыкновению в столовой собирались свободные от вахты моряки. Поскольку фильмы были уже просмотрены по много раз и тогда, по желанию большинства присутствующих, невольно заходили разговоры о женщинах. Неженатые вспоминали об оставленных на далекой земле полузабытых девушках, о бывших знакомых и любовницах, с которыми уже давно расстались, об утратах, встречах и расставаниях.

- И вот после нашей многотрудной работы мы оказываемся на берегу. Проходит день-второй, мы уже успели сдать судно береговому подменному экипажу, а бухгалтера успели начислить причитающиеся за рейс деньги, несколько часов и я уже в Питере, - начал по своему обыкновению травлю о своих береговых приключениях механик Саша Бердник.

Видя, что его внимательно слушают моряки, механик продолжал:

- И вот идешь с приятелем по Невскому. На тебе парадная форма моряка, сшитая в ателье люкс. Краб на фуражке и шевроны на рукавах тужурки говорят о твоей принадлежности к командному составу. Выходной день, дело к вечеру. Из открытых окон ресторана доносится ласкающая слух мелодия. Навстречу - две красивейшие женщины. Идут не спеша, любуясь собой в каждой витрине. Всем своим существом начинаешь чувствовать, что они вышли на траление, чтобы заловить в свои обольстительные снасти какого-либо морячину...

- Откуда у вас возникло такое мнение, а если женщины спешат по делу, или просто вышли на вечерний моцион перед сном, так сказать, отдохнуть от трудов праведных, - высказал свое предположение радист.

- Уважаемый Виктор Петрович, если женщина идет по делу, то она никогда не будет смотреться в витринах, а отдыхать предпочтет в ближайшем от своего дома скверике.

- Так чем же закончился тот памятный вечер?

- Куда направились дальше?

Послышались вопросы к механику, чтобы не пропустить пикантные места из дальнейшего рассказа, но продолжить свой рассказ механику не дал Николай Карасев.

- На кой ляд мне искать приключений и, возможно, потом корчиться под иглами венеролога. - После швартовки получаю на судне аттестат и бегом домой, а в спальне, уютно уткнувшись в подушку теплой щекой досматривает сон жена. Скрипнула дверь, и она просыпается, - начал свой рассказ Николай Карасев. - А ведь здорово, проснуться от почти бессонной ночи и никуда не торопиться. Знать, что на протяжении целого месяца все сутки твои. И здесь не будет никого, кроме нас двоих, занимающихся любовью...

- За неделю такого образа жизни, без продуктов можно будет и "дуба" дать, - глубокомысленно изрек рыбмастер. - Тут вам без помощи соседей не обойтись.

- К черту всяких соседей! Да здравствует любовь! - взыграл у Карасева приступ радостного тщеславия.

- За неделю такого блудства можно превратиться в Кощея Бессмертного, - пустился в рассуждения рыбмастер, придерживая тем самым поток хвастовства матроса.

- Соседи сжалятся и принесут продуктов, чтобы вы не протянули в постели ноги, - продолжал упорствовать рыбмастер.
Карасев пытался, было, продолжить свой рассказ, но его уже никто не слушал. Всем присутствующим становилось ясно без всяких исповедей, ибо каждому надоело до чертиков быть в разлуке с семьей, прописные истины моряки дальше слушать не стали, они знали, что у каждого из них пели в душе соловьи.

- Вот и хорошо, - произнес молчавший до сих пор боцман. - А ты, Николай, своей исповедью сам себе западню устроил. Верно говорят, что тщеславие - слабость невыдержанных людей. Начнет в порту наш капитан формировать экипаж на следующий полугодовой рейс, так против твоей фамилии может поставить большой знак вопроса. Кому нужны нытики и слабаки по части ждать и надеяться? А для проверки на выдержанность мы несколько усложним задачу, - в голосе боцмана появились загадочные нотки, несколько насторожившие слушателей. - В следующий рейс выйдем мы на полгода, согласно рейсовому заданию, а тут приближаются октябрьские праздники, и тогда с берега непременно приходит радиограмма от руководства, в которой оно слезно просит наш экипаж остаться еще на пару месяцев, чтобы заодно мы смогли справиться и с годовым планом вылова рыбы. Так что тогда может возникнуть весьма сложное положение, - боцман испытывающе посмотрел на Карасева. - Нам уже пришлось всем такое не раз переживать, а вот молодоженам, как Николай, задержка на промысле будет явно не по нутру.

Каждое произнесенное боцманом слово бьет по ушам, словно молоток. Всякого розыгрыша ожидал Карасев, но только не таких беспощадных слов, которые обрушил на него боцман.

Море и суда всегда разлучали людей. Это казалось вполне естественным, что им приходилось в таких случаях выдерживать суровые испытания временем и морем.

Но бывали случаи, что люди ломались не только в море, а даже на берегу.

Вскоре после выхода в рейс многие из экипажа обратили внимание на моториста, который после своей поездки на родину и женитьбы стал вести себя довольно странно. После окончания своей вахты моторист Ефим Купрейчик вышел из машинного отделения на палубу и, торопливо взмахивая руками, что-то нашептывая про себя, даже не обратив внимания на бросившегося в ноги судового пса, круто развернулся и буквально взбежал по трапу на ходовой мостик. Он прислонился к переборке, полез, было за сигаретами, но тут же забыл о них. Ефим то и дело поглядывал по сторонам и глядя на него можно было подумать, что он от кого-то скрывается. Так оно и было в действительности, но только его преследовали не люди, а собственные мысли. И чем больше он предавался своим рассуждениям, тем больше убеждался, что теперь ему не спастись от позора, которым он покрыл не только свое имя, но самых близких ему людей.

А тогда он стоял у фальшборта, заросший и угрюмый, и сосредоточенно смотрел на восток, словно что-то там отыскивая.
Как считал Ефим, отныне ничего нельзя было исправить, навсегда вычеркнуть из жизни тот нелепый случай, вызвавший это непреодолимое отчаяние. Спасение для себя Ефим видел только в полном забвении, отказе от всего прошлого и даже от своей жизни.

- Значит, пришла расплата за все, теперь наступает конец моей жизни! - произнес моторист вслух. И его помутневший рассудок начал упорно опрокидывать все доводы за продолжение своей никчемной жизни.

...Отчий дом Ефим покинул, когда ему только что шел пятнадцатый год. Его мачеха, прощаясь с пасынком, даже не поинтересовалась, куда же собственно он столь внезапно, даже не дождавшись отца с работы, собрался уходить? А сборы у подростка были короткие: уложил в котомку пару нательного белья, краюху хлеба, да с десяток вареных картошек.

Сейчас в голове Ефима вихрем пронеслось пережитое, с того памятного дня, когда он самовольно ушел из дома, и до этой минуты, когда он был близок от решения произвести все расчеты с жизнью.

Моторист понуро смотрел в воду, глаза его были мутные, лицо землистого цвета. На его груди неизвестный мастер-татуировщик оставил память о себе в виде парящей над бурным морем чайки. По его лицу обильно катились капельки пота. Тогда я его внимательно рассмотрел.

Высокий и шишковатый лоб, большой с горбинкой нос, широко открытые, смотрящие на собеседника не мигая, глаза. Чувствовалось, что характером должно быть крутой: такого, как говорят, от задуманного не уговоришь.

При общении зрачки его глаз заметно расширились и в них блеснула плохо скрываемая усмешка.

После вахты Ефим зашел ко мне в каюту, с решительным видом присел на предложенный стул. И без всякого вступления начал свою исповедь.

После опрометчивого ухода из дома он с трудом добрался до своей бабушки и до призывного возраста поселился у нее. Служить ему довелось на наблюдательных постах Северного флота.

Будет уместно сказать, что Ефим с виду ростом не вышел, заметно побитое оспой лицо делало его малопривлекательным. Но были у него, что называется "золотые руки". На селе не было такого умельца, чтобы мог, как Ефим, и ножницы заточить, и пилу направить, и велосипед отремонтировать. За все это его в деревне уважали и стар, и млад.

Поэтому никто не удивился, когда после службы Ефим сосватал одну из самых видных сельских невест. Ее родители не стали упрямиться и начали готовиться к свадьбе, которую решили отпраздновать после выполнения предложенного женихом своей нареченной плана. Ефим возвращается в Мурманск и устраивается на рыбопромысловое судно. Он уже навел справку, что механизаторы широкого профиля могут работать на промысловых судах в должности моториста.

Время летит быстро. После нескольких рейсов он возвращается домой, и молодые идут в сельский совет, чтобы скрепить брачные узы свидетельством. Тогда не нужно будет выделять в доме горницу для молодых. У молодоженов появится возможность купить легковую машину, да и на строительство нового дома денежки останутся.

Невеста немного погоревала, но против предложенного такого заманчивого плана возражать не стала. Так и прожили они в неустанном труде и подготовке к предстоящей свадьбе.

После демобилизации стал работать в Карельском флоте. За рейс и очередной отпуск получил весьма приличную сумму и тогда решил жениться на своей односельчанке, с которой в последние годы вел переписку.

Время было весеннее, деревья стали покрываться листвой. Заголубело небо, и на душе стало легко и радостно. А ведь было от чего радоваться: в деревне родные невесты во всю готовились к свадьбе. Жениться Ефим собирался на красивой девушке и был уверен, что в свою очередь и Наташа более чем неравнодушна к вчерашнему трактористу, а ныне моряку заграничного плавания.

В поезде большую часть пути Ефим думал о том, как они встретятся с Наташей, ведь это должна быть необычная встреча, а встреча людей, решивших навсегда соединить свои судьбы воедино и дальше шагать по жизни вместе. Когда впервые едешь на свою свадьбу, то простительны самые глупые мечты. Со временем Ефим купит легковую машину, о правах на вождение не надо было беспокоиться, они уже лежали в чемодане. Корову покупать не придется, тесть подарит на свадьбу телку. Со временем они построят в деревне большой, просторный дом с непременной мансардой, посадят молодой сад.

Поезд на станцию Орша прибыл точно по расписанию. Ефим сдал свои вещи в камеру хранения и направился на вокзал, в ресторан поужинать. Его появление было замечено. Дело в том, что перед самым отъездом судовой механик в качестве свадебного подарка отдал свою новую морскую фуражку с большим крабом на высокой тулье.

Ефим подошел к бармену и заказал бутылку коньяка, что также вызвало интерес у редких посетителей. За ужином моряк позволил себе выпить пару рюмок коньяка, сохраняя целостность купленной бутылки для встречающих.

После ужина и выпитого коньяка, пребывая в самом радужном настроении, он направился в привокзальный садик, опустился на свободную скамейку и предался размышлениям.

Ефим считал, что ему крепко повезло, что еще до ухода на военную службу заприметил односельчанку-девушку и вскоре понял, что отныне не представляет свою дальнейшую жизнь без Наташи.

Стоило лишь закрыть на минуту глаза, как отчетливо вырисовывалось ее лицо: почти сросшиеся над переносицей черные брови, немного вздернутый тонкий нос, строго сжатый рот с легка припухшей нижней губой и приютившейся ниже пунцового уха небольшой родинкой.

Ее любовь помогала Ефиму перенести все тяготы военной службы, не говоря уже о тяжелой рыбацкой работе.

Во время захода в иностранный порт на положенный трехсуточный отдых Ефим вел себя достойно, как и подобает жениху: не посещал злачных заведений, а ограничился лишь визитом в магазины, где по схожей цене приобрел свадебные подарки для будущей жены.

Моторист так бережно и искусно таил свои мысли, что его соплаватели даже не догадывались о ближайших его планах.

Он, безусловно, будет нежить свою жену, а по возвращении из дальнего плавания задарит ее иностранными подарками. Одним словом, разве только что не будет с нее сдувать пылинки.

Дальнейший рассказ я поведу от самого Ефима, исповедь которого я бережно хранил несколько лет.

"До прибытия моего поезда оставалось чуть более восьми часов. Мне было как-то тягостно коротать это время и я невольно вступил в разговор с присевшей ко мне на скамейку женщиной. Угостил Эльвиру, как представилась тогда случайная знакомая, разговорились. Из ее слов я понял, что она, в буквальном смысле этого слова, удрала из одной компании и ей до чертиков надоело одиночество.

Увидав торчащую из моей сумки бутылку коньяка, она предложила по случаю моего скорого бракосочетания отметить это событие у нее на квартире, которая расположена на расстоянии ста метров от вокзала".

И тогда и позже Ефим не мог найти для себя оправдания своему скоропалительному решению - отправиться ночью к незнакомой женщине, когда до встречи с Наташей оставались считанные часы.

На квартире была выпита бутылка коньяка, а все остальное дальше поплыло как в тумане: короткие и жадные поцелуи, объятия. Одним словом, произошло то, что не должно было никогда произойти между случайными знакомыми, а тем более с женихом, направляющимся на свою свадьбу.

Спустя двое суток совершилось шествие в сельсовет, где была произведена запись о рождении новой семьи, обмен кольцами и получение от самых близких подарков.

Установленные во дворе столы ломились от угощения, гости не скупились на поздравления и свадебные подарки. Все было так, как и должно быть на настоящей свадьбе, когда у хозяев есть чем угостить всех, почтивших молодых своим вниманием.

Свадьба приближалась к своему кульминационному моменту, когда молодых должны были проводить в спальню.

И тогда Ефим почувствовал, что ему очень дорого придется заплатить за ту нелепую и бессмысленную оршанскую встречу. Это его открытие рушило всю его дальнейшую жизнь.

Сидя за свадебным столом, он пытался не сердцем, а умом понять накатившуюся беду. Неумолимо надвигалось что-то ужасное, как в каком-то кошмарном сне, все это нахлынуло вдруг и на какое-то время глаза перестали видеть, а ноги слушаться...

"А ведь цыганка нагадала мне долгую и счастливую жизнь, пронеслось у меня тогда в голове. Боже мой, как мне тогда стало страшно! Я понимал, что может сегодня случиться непоправимое. В первую брачную ночь я заражу гонореей свою жену! И тогда позор навсегда не даст возможности смыть его даже своей кровью. В мою голову пришло единственно правильное решение - незаметно, под покровом ночи, исчезнуть, бежать на станцию и уехать куда угодно, чтобы избежать брачного ложа".

Ефим тогда плохо соображал и первое, что пришло ему в голову - отправиться в большой портовый город Ригу, где можно будет найти врача-венеролога, который поможет в нахлынувшей на него беде. Стало легче дышать.

Многое пришлось тогда пережить после таинственного исчезновения со своей свадьбы: поездку в Ригу, обращение к врачам, лечение. Но все это по силе душевных мук не шло в никакое сравнение, что пришлось пережить его собственной жене...

Казалось бы, моторист предусмотрел все, чтобы вопрос о его лечении венерической болезни никогда не всплыл наружу, но так уж случилось, что врачи не сдержали своего слова и отправили предписание по месту жительства его жене, чтобы ее освидетельствовали на предмет возможного заболевания гонореей.

Как водится в сельской местности, это совершенно секретное и сногсшибательное известие стало достоянием всех жителей деревни и ее окрестностей.

Из письма Наташи, полученного мотористом перед самым отходом в рейс, было ясно сказано, что он опозорил ее на долгие годы, если не навечно, и она, и ее родные никогда не простят ему этой грязной истории, ибо за этот позор, который пришлось ей пережить достойно, отомстят ее старшие братья...

Как говорят в народе, что беда не ходит в одиночку. После выхода в рейс, не зная всей этой истории, приключившейся с мотористом, я отдал ему во временное пользование справочник медицинского работника, который мне был необходим в рейсе, ибо как штурман, я заведовал судовой аптечкой, был обязан знать назначение медицинских препаратов.

Если в предыдущем рейсе всему экипажу доставалось от рыбацкой работы: ныли руки, ноги, то теперь у Ефима неустанно ныла душа.

Не прошло и пару недель со дня нашего выхода на промысел, когда ко мне в каюту пришел моторист и под большим секретом сообщил, что он обнаружил у себя первые признаки заболевания сифилисом.

В то время моторист не стал вести как положено вахтенный машинный журнал, с явной неохотой выполнял распоряжения старшего механика: он не ведал покоя от нахлынувших мыслей, стал страдать от бессонницы. Но самым страшным для Ефима было не отсутствие сна, а появившаяся на теле сыпь, по утверждению Ефима, верный признак заболевания сифилисом. Об этом он вычитал в медицинском справочнике.

Вскоре он превратился в донельзя измотанного человека неопределенного возраста. Когда к нему на вахту в машинное отделение спустился стармех, то на лице моториста, вместо приветливой улыбки прорезалась лишь жалкая гримаса.

И вот наступила наша последняя совместная вахта. В предыдущую ночь нам крепко повезло - капитану В. И. Смолину удалось обнаружить хорошие показания на эхолоте, и мы удачно выметали сети. Вылов за один дрейф с сетями составил пятнадцать тонн атлантической сельди.

Матросы покинули промысловую палубу и отправились на короткий отдых, а мы взяли курс на ближайшую от нас плавбазу для сдачи рыбы и для визита к врачам нашего моториста.

Матросы стали уговаривать Ефима не делать самому столь мрачного вывода, тем самым уводя его от явно ошибочного предположения.

Судовой балагур и весельчак Николай Зайцев принялся своеобразно успокаивать моториста:

- Ты особенно не тужи, Ефим. Согласись со мной, что моряк без триппера, что баржа без шкипера. Я ведь тоже в свое время знавал парней, которые имели подобные "земные радости", но все обошлось и ничего дурного с ними не случилось. Дай только срок, Наталья простит тебе этот грех и заживете вы счастливо всем своим сельчанам на зависть.

Право на легенду  Владимир Бабуро