После междурейсового профилактического ремонта судно ушло из порта. Рыбацкая страда продолжалась!

Первыми промысловыми судами нашего флота были СРТ, которые в начале пятидесятых годов интенсивно поступали из новостроя. На них экипажи трудились в Северной Атлантике, ловили селедку. Наши кадровики выбивались из сил, стараясь своевременно обеспечить траулеры специалистами и рядовыми матросами, большинство из которых были вчерашние демобилизованные солдаты. Они держались на судне артель-но, дружно, на судах устраивались домовито. В городское увольнение ходили ватагами. Почти каждый из них был в своем недавнем прошлом жителем деревни, и остались они после службы с одной целью - заработать. После нескольких рейсов в море они планировали рассчитаться и вернуться в свои родные края.

К сожалению, среди новичков попадались и отпетые уголовники, отбывшие сроки наказания. Но в море они работали неплохо. В контакте с ними кадровые матросы поняли, что совместная работа в море сблизит всех, соединит в один работоспособный коллектив единомышленников, ибо таков незыблемый закон рыбацкой работы. После напряженной работы в море, как правило, экипажи приходили к выводу, что борьба за успешный итог рейса - это в то же время и борьба за человеческое достоинство. Некоторые из блатных на первых порах повели себя нагло, но вскоре были напрочь отвергнуты коллективами и вынуждены в рейсе притихнуть и выполнять судовые правила работы и отдыха.

Когда судно возвращалось из рейса, большинство из холостяков вели фривольный образ жизни, посещали не кинотеатры, а рестораны, встречались с женщинами легкого поведения. Теперь, конечно, просто можно сказать, что они поступали неэтично и так не должны вести себя советские моряки. Но так было. И, к большому сожалению, пережитое просто так не вычеркнешь, не исправишь задним числом. Жизнь упорно диктовала свои требования: на берегу можешь быть кем угодно: злым, добрым, благородным, эрудитом, все это не столь уж было важно для рыбацкого дела - лишь бы ты в море мог работать, иногда сутками не покидая промысловую палубу и не перекладывая свою работу на чужие плечи.

Благородные и высокие принципы, если у кого они и водились за душой, очень скоро заменялись на расхожие заповеди рыбацкого уклада жизни того времени: не качай права, не стучи начальству и не корчи из себя "бугра". Некоторые моряки на время спрятали в тайники своей души дорогое и ранимое и вынуждены были притворяться, а иногда даже подлаживаться под создавшийся на судне коллектив. Главное, что многие из них старались сохранить и превратить в повседневную жизнь - вкалывать не по казенной обязанности, а по велению своей души.

Всем было понятно, что без матросов траулеры не могут выйти в море ловить рыбу. Кадровые моряки не могли этого допустить и старались крепко держать порядок на судне. Однако совместная работа вскоре показала, что на судах должен и может быть совсем другой стиль работы: не компромиссный, какого принципа старались придерживаться многие на судне, а официально-деловой.

С этим пришлось согласиться не отдельным морякам, а всему судовому коллективу, когда в командование траулером
4372 "Солунин" вступил Лев Альфредович Шверст. Он был старше меня на пятнадцать лет, а это по моим понятиям была целая вечность.

Ненавязчиво, немногословно, иногда в салоне за кружкой чая, а то и мимоходом, капитан открыл многим из экипажа, как правильно вести себя в повседневной жизни, как в море, так и на берегу, и как поставить на свое место залетных парней, с которыми соединила их рыбацкая семья.

Капитан Л. А. Шверст - удачливый рыбак, образцовый организатор и руководитель, обладающий острым аналитическим умом, склонностью к глубокому осмыслению не только событий и фактов, но мотивов поведения и поступков людей и вообще человеческой психологии.

Капитана беспокоило отсутствие на складе дрифтерных сетей, без которых судно не могло покинуть порт и взять курс в район промысла.

"Никогда не впадай в телячий восторг, рядом с радостью обязательно должна быть беда", мысленно рассуждал с собой Лев Альфредович, озадаченный известием, что на складе по-прежнему отсутствуют сети.

И тогда он вспомнил о случайном знакомом - снабженце одного из промысловых флотов. После работы капитан позвонил своему снабженцу, благо нашел его номер телефона в своей записной книжке. Тогда и состоялся разговор в ресторане за бутылкой коньяка.

- Ишь чего захотел, - весело произнес снабженец, выслушав просьбы капитана Шверста достать хотя бы четыре сотни столь необходимых сетей.

- На многое ты губу раскатал, товарищ капитан, на всех флотах запарка с сетями, - посетовал знакомый.

- Как же так, Иван Петрович? - Сейчас в Норвежском море рыба заловилась, а мы вынуждены прохлаждаться на берегу.

Было в собеседнике капитана что-то такое, что разительно отличало его от большинства посетителей ресторана.

Иван Петрович на какое-то мгновение задумался, а потом начал расстегивать пуговицы на своем пиджаке. Затем с улыбкой посмотрел на озабоченного капитана и произнес: - Сдается мне, что для вашего отплытия недостает всего лишь каких-то полтысячи рыбацких сетей, разве это проблема? Лев Альфредович, выпьем на посошок с вами и идите к себе на корабль, и пусть вам приснится хороший сон. А утром пришлите ко мне своего мастера лова с ходатайством вашего начальства о выдаче, с доставкой на борт, полтысячи сетей. Так они будут не позже обеда покоиться в трюме вашего корабля.

- Вы знаете нашего мастера лова? - в свою очередь полюбопытствовал капитан.

- Знаю ли я Мишу Бубнова? - Такого пройдоху, товарищ капитан, природа создает только поштучно и по спецзаказу.

- Вы вместе работали с ним?

- Говорю как на духу, мы вместе с ним полчервонца лет занимались воспоминаниями о пережитом в одном закрытом учреждении.

- Вы уверены, что просимое количество сетей мы получим в срок?

- Безусловно.

- Я не знаю, как вас отблагодарить.

- Не надо, товарищ капитан, - предостерегающе поднял руку собеседник. - Я уже давно отвык от положительных эмоций и громких похвал в свой адрес. А вы спешите на свой пароход и распорядитесь, чтобы все было готово к приемке сетей.

У каштана даже глаза загорелись радостным огоньком, когда на следующее утро на борт судна было доставлено и погружено в трюм полтысячи промысловых сетей.

После погрузки группа матросов расположилась на закрытом трюме, чтобы перекурить после работы.
Бывалые моряки были настроены к предстоящему рейсу и незамедлительному выходу в море. Руководивший погрузкой дрифмейстер окинул хмурым взглядом уставших от погрузки моряков, подошел к боцману и громко сказал:

- В море вкалывать придется иногда даже до седьмого пота, а эти субчики, - он кивнул головой на матросов и продолжил, - до утра в салоне крутили фильмы, а сейчас ползают по палубе словно сонные тараканы.

- Нужно же морякам еще что-нибудь помимо работы... - пытался защитить уставших матросов боцман.

- Обязательно нужно, даже необходимо в первую очередь, - немедленно ответил дрифмейстер, - нужны хорошие яловые сапоги, непромокаемые для воды рыбацкие костюмы, да по две пары на брата нательного белья, шапка с кожаным верхом и, конечно, харч хороший... Раньше у нас на рыбном промысле все было иначе, сети мы выбирали через планширь вручную, даже рола не было. От нас тогда валил пар, как от лошади, везущей тяжелый воз. Иначе было не поднять выметанные сети на борт с рыбой.

Он изучающе посмотрел на новичков и назидательно произнес: "На промысле, парни, не техника, а человек - главная фигура... Конечно, сегодня без сететряски нам не обойтись, - продолжил свои рассуждения старый рыбак, - в море, как правило, придется трудиться от темна до темна, но если хорошо покушать да отдохнуть основательно и трудиться... можно дальше..."

В разговор вступил вышедший на палубу механик. Ему не пришлись по душе эти своеобразные запугивания молодых матросов, начинающих свою рыбацкую работу. - Специалист ты толковый, свое дело хорошо знаешь, а мелешь чепуху. Ты вокруг оглянись: сетевыборочная машина есть, работает как хорошие часы, сететряска тоже в рабочем состоянии, а у нас в помощь судовому рыбмастеру установлен даже рыбопосольный агрегат. Теперь, моряки, все в рейсе будет зависеть от вашего бережного отношения к палубной технике, а она большая помощь для вас - палубников!

Все рассуждения о тяжелой матросской доле - это разговоры о вчерашнем дне. Надо вперед смотреть. Не за горами то время, когда на смену нашим логерам придут современные промысловые суда с неограниченным районом плавания, когда большинство процессов, относящихся к рыбодобыче и ее обработке, сведутся до управления рыбообрабатывающими агрегатами. А ты нас в тьму тараканью тянешь!

Я знаю, что на судне мало возможности высушить работающим на палубе робу. Вы знаете, что сушилка у нас таких малых размеров, что в нее не вмещается влажная роба палубной вахты. Если вы и в этом рейсе не будете нарушать противопожарную безопасность, как и в предыдущем, то разрешу матросам сушить робу в шахте машинного отделения.

- Спасибо, механик, за помощь в прошлом рейсе, полагаем, что и в будущем нас не покинешь в беде, если забарахлит сететряска, не говоря уже о возможности сушить по-хорошему влажную после работы нашу робу, - с чувством благодарности сказал боцман.

В разговор вступало все больше рыбаков. Теперь стали горячо обсуждать, какая сеть самая уловистая в осенний период при отлове атлантической сельди. Больше всех горячился помощник дрифмейстера Станислав Борисович Кирилюк.

- Если ты будешь работать осенью в Норвежском море мелкоячейной сеткой, то ни хрена не поймаешь, разве только что мелочишку какую-либо... Его перебил матрос Игорь Богданов, моряк бывалый и авторитетный, как правило, редко вступающий в спор.

- О чем разговор, парни? - У нас в трюме на все случаи рыбалки сети припасены, знай лови, складируй в бочки, не забудь хорошенько засолить, да опустить в трюм. Чем больше поймаешь рыбы, тем веселее будешь себя чувствовать у флотской кассы.

- Такая уж у нас моряцкая доля: рыбу стране, деньги жене, а сам носом на волну, - стал говорить молчавший до сих пор моторист Ефим Пузырев. Выражение его лица хитрое, слащавое, его серые прищуренные глаза и мясистый нос делали его похожим на церковного проповедника. Случайно оказавшись на палубе, не переставая улыбаться, моторист сидел на корточках возле матросов в выжидательной позе.

Громко хлопнула дверь и на палубу вышел, щурясь от солнечных бликов, боцман. Своим опытным взглядом он еще раз окинул матросов и понял, что многие из них еще не нюхали морской воды. У боцмана хорошо накаченные бицепсы, грудь покрыта густой шерстью, а через брючный ремень перевалился большой живот.

Боцман еще раз взглянул на новичков и без обиняков брякнул: "Ну что, романтики, какую матросскую работу, кроме как подметать палубу, вам можно доверить?"

- Товарищ боцман, прежде всего, выдайте нам, как новым морякам, бушлаты, а то в этих заплатанных фуфайках мы больше похожи на зеков, чем на матросов дальнего плавания.

Боцман с полминуты молча смотрел на просителя бушлата, чем вызвал у него явное недоумение.

- Я не ошибусь, если скажу, что за всю историю Карельского флота рыбакам не выдавались бушлаты, которые носят только лишь военные моряки, - авторитетно заявил боцман.

А тогда боцман вспомнил, что не позже как вчера, этот настырный новичок выговорил ему, что он не учит их матросскому делу, вот почему они пока продолжают смотреть на судно и существующие на нем порядки, как бараны на новые ворота, тараща на все виденное глаза...

И боцман решил снизойти до объяснения. - Это специально приготовленная шаровая краска для покраски фальшбортов. Каждый из вас получит банку с краской и кисть. И видя, что новички, мешая друг другу, стали разбирать выделенные для работы краску и кисти, неодобрительно хмыкнул: - Не суетитесь! Можете быть уверены, что без работы никого не оставлю, ибо впредь трудиться вам придется как в старину на панском дворе - от зари до зари. Успевайте только пошевеливаться.

А вечером он осмотрел все покрашенное молодыми моряками, одобрительно заметил, что если и так дальше пойдет, то они найдут с ним общий язык.

Урок, преподнесенный боцманом новичкам, не пропал для них даром: теперь их не надо было приглашать на работу. Позавтракав, они спешили на палубу в надежде, что боцман всех их обеспечит работой. Все матросы были довольны, что попали на отходящее на промысел судно. Они были обеспечены не только работой, но и сытной едой, робой, теплыми и уютными матросскими кубриками.

Окончательную ясность во взаимоотношения матросов с боцманом внес бывалый моряк Иван Тропин: наш боцманяра не может спокойно смотреть, когда в рабочее время моряки шляются по палубе - руки в брюки. Породу таких судовых "драконов" я изучил основательно.

Выйдем в море, тогда власть боцмана временно прервется. Всей палубной команде придется вкалывать под началом старшего мастера лова.

Почему-то в Карельском флоте их принято называть дрифмейстерами. Так что немного вам осталось времени демонстрировать свое рвение в работе самому боцману.

Иван в свои двадцать пять лет успел основательно потереться среди рыбацкого люда. Довелось ему трудиться и на берегу, но потом понял, что его призвание работать в море на рыбном промысле. На первых порах Иван Яковлевич внимательно присматривался к вчерашним солдатам, пытаясь понять, что их привело на борт траулера? В минуты откровения говорил он с демобилизованными вполне серьезно, даже назидательно, но потом отстал от начинающих привыкать к укладу судовой жизни. Пройдет несколько месяцев, и новичков трудно будет отличить от бывалых моряков. После рейса у них появятся сравнительно большие деньги, тогда пропорционально их сумме возрастут и запросы. Одним словом, впереди у многих из них жизнь моряка со всеми ее выкрутасами.

Иван Тропин начинал свою работу на промысловых судах с должности матроса-камбузника. Был он бойчее, пожалуй, многих бывалых матросов, свою работу любил и почти сутками пропадал на камбузе, если не отрывали его от основной работы на подвахту. На подвахте не уступал ни в чем кадровым матросам, на слова был скуп, а если и говорил, то в толк и по делу.

Вскоре все заметили, как высок авторитет среди моряков этого белобрысого парня. Если на судовом собрании брал слово, то его выступление слушали все внимательно, с его высказываниями считались. Особенно его ценили вчерашние солдаты, которых он пытался уберечь от нападок со стороны отдельных бывалых моряков.

Попав на промысел, демобилизованные трудились прилежно, старались перенять рыбацкий опыт. Конечно, умение профессионально трудиться не приходило сразу. Если внимательно присмотреться к работе новичков, то теперь можно было с уверенностью сказать, что рыбацкая работа пришлась почти всем по нутру.

А сколько радости приносили богатые уловы всему экипажу и, прежде всего, впервые вышедшим в море. С какой гордостью смотрели бывшие солдаты на плоды своего труда -бочки с засоленной рыбой. Эту их радость и гордость за принадлежность к рыбацкой семье ни с чем нельзя было сравнить.

Хотя, прямо сказать, работа матроса удалась им не сразу. Работая на подвахте, Иван Тропин внимательно смотрел на матроса Владимира Андреева, у которого на лбу волосы слиплись от пота: лицо красное, спина согнулась. Тропин видел, как старался Андреев изо всех сил, и прекрасно понимал состояние его души. Изредка он бросал косой взгляд на Тропина, как тот мастерски откатывал забондаренные бочки по правому борту и ставил их вертикально, затем делал легкий наклон бочки и методом вращения передвигал ее к судовой переборке.

Заметно выделялся своей работой Никита Петухов. Одно было загляденье смотреть с высоты мостика на этого плечистого крепыша, особенно как он освобождал методом тряски рыбу из сетей, а вот матросы его не любили. Грубый и черствый человек, хорошего слова от него к товарищу по работе не найдется. В грубой форме он поставил перед дрифмейстером условия: выкладываться он будет и впредь, но в рабочем табеле его надо заносить только матросом первого класса. Одним словом, о себе, о своей выгоде заботился.

Вскоре на одном из общесудовых собраний среди матросов вспыхнула горячая перебранка. Вышла она из-за требований Никиты значиться в рабочих табелях только по высшему матросскому разряду. На всех промысловых судах был заведен в то время такой порядок. Второй помощник капитана, который вел учет рабочего времени всему экипажу, чередовал в табелях матросам классность по месяцам. Последнее же слово в этом весьма щекотливом вопросе оставалось за дрифмейстером. На промысловых судах тогда считалось, что будет самым правильным, что впервые вышедший на промысел рыбы матрос, как бы он ни старался на первых порах, числился в табелях на зарплату на протяжении всего рейса матросом второго класса. Хотя, как правило, никто из моряков от работы не отлынивал и особенно напряженно приходилось трудиться всему экипажу во время больших уловов.

Вот тогда-то и случилось, что в силу производственной необходимости Никита был определен помогать бондарю в его работе, хотя эта работа считалась далеко не престижной и ее поручали малоопытным морякам. Тогда Никита и сказал довольно в грубой форме руководителю палубных работ: "Я этой дребеденью заниматься не буду, так как считаю, что эту работу может осилить любой новичок".

Услышав это заявление, к упрямцу подошел рыбмастер Василий Кондаленков: "Ты, Никита, не обижайся, что поделаешь, все не любят бочки обондаривать, а ты ведь еще ни разу не помогал в работе бондарю".

- Ты мне, "рыбкин", антимонию не разводи! - зло ответил Никита. - Я в подручные к бондарю еще не нанимался.

- Матросы на тебя обижаются за ершистый характер, - попытался его урезонить рыбмастер.

- А пусть обижаются, я цену себе знаю!

И тогда раздался голос моряка, считавшегося до сих пор большим молчуном: - Дает тебе рыбмастер работу, и будь любезен - выполняй ее.

Нечего перед нами "выпендриваться" и строить из себя этакого морского волка!

Никита буквально взорвался. Ему, матросу первого класса, выговаривает какой-то молокосос.

Молодой моряк в долгу не остался и буквально выкрикнул своим чистым и звонким голосом: - Перестань орать, становись на тряску сетей, а я пойду помогать бондарю.

- Почему не Никита? - спросил рыбмастер.

Моряк, не задумываясь, ответил: - А ты плохо его знаешь! Нам, палубникам, хорошо известно, как наш ллойдовский матрос Никита рассуждает. Сперва ты меня позовешь, а потом я на тебе поеду. Так что из-за прихотей Никиты нам рыбацкую совесть терять? Иван терпеть не мог ссор и всяких судовых дрязг, да и к тому же уважал рыбмастера за человеческие и профессиональные достоинства.

За время совместной работы невзлюбили рыбаки Никиту Петухова. Это был рослый парень, с крупным мясистым носом и маленькими глазками на широком лице. К тому же Никита был большим скрягой. Он трясся над каждым рублем. Аппетит у него был отменный и в обед запросто съедал большую чашку наваристых щей и тарелку макаронов. Хотя ради справедливости надо заметить, что матросом он был толковым и к работе жаден, но только к той, за которую хорошо платили.

Во время обеда, выпивая из кружки компот, Николай Карасев посмеивался над Никитой: - Куда у тебя только жратва помещается?

Но тут вмешался боцман Иван Грапов. Все знали его как справедливого и заботливого человека.

- Зачем над человеком изгаляешься? Он вкалывает на палубе не хуже каждого из нас, на чужое не зарится, так что и не надо над ним смеяться.

И тогда все находящиеся в столовой матросы поддержали боцмана, тем более боцман у них пользовался непререкаемым авторитетом, старался без веской причины не повышать на подчиненных голос, а если моряки его дружески подначивали, то боцман старался парировать меткой шуткой.

Промысловые дела позволяли на полчаса задержаться морякам в столовой, и тогда старший дрифмейстер перевел разговор в деловое русло. Всем было радостно на душе, что промысел складывается для коллектива хорошо, никто из моряков не ленится, рыбу находят судоводители оперативно, только успевай выбирать сети, да обрабатывать уловы.

Чрезмерная доброта дрифмейстеру часто в жизни мешала. Он в совершенстве познал свою работу, всю выловленную рыбу сдавал хорошей сортности. Любил свое судно, а вот приструнить лентяя или хапугу он не мог. И некоторые матросы, вроде Никиты, пользовались слабостью его характера.

Работая под руководством дрифмейстера в порту, матрос мог не прийти на работу или еще чего набедокурить, а потом плачется перед ним, и дрифмейстер, как правило, их покрывает.

Когда в море капитан потребовал повысить к матросам требования, то некоторые горлопанистые парни набросились на дрифмейстера.

Громче всех тогда кричал Никита.

- Какой ты наш "бугор", если перед капитаном не можешь за нас заступиться.

Тогда на собрании дрифмейстер пытался что-то невнятно сказать в свое оправдание, то и дело вытирая с лица пот.

Чем пристальней всматривался в него боцман, тем больше убеждался, что Никита Петухов не что иное, как перекати поле, залетный искатель больших заработков, и ему вспомнилось, что буквально на днях Никита разложил в кубрике на столе карту страны, стал водить по ней пальцем и при этом рассказывал матросам, где ему довелось побывать и какие там заработки. О шахтах у Никиты информация была негативная. Он рассказал тогда своим слушателям, что из всех известных ему производств страны - на шахтах больше всего зарегистрировано несчастных случаев и туда он больше не ездок!

Довелось ему побывать на Дальнем Востоке, там он рыбачил на сейнерах в Охотском море. Заработки хорошие, но слишком далеко от центра страны. Про целину Никита упомянул вскользь и нехотя: "пусть там маслопупые трактористы корячатся на целинных просторах Родины".

Долго тогда разглагольствовал Никита о своих похождениях по белому свету.

В то время боцмана Ивана Грапова все больше отягощали думы о душевном надломе забулдыжного матроса. Поэтому Никиту испугала та строгость, когда с ним вступал в разговор боцман, хотя до сегодняшнего дня боцман был всегда настроен дружелюбно, охотно учил его азам матросской работы. Теперь, после своеобразной исповеди моряка, всякий раз, когда Никита пытался поддержать добропорядочные отношения с боцманом, то неизменно встречал открытую неприязнь и явное нежелание общаться с ним и иметь другие отношения, кроме рабочих.

Отныне, когда у моряков заходил разговор о Никите, то всегда улыбчивое лицо боцмана мгновенно приобретало какую-то озабоченность.

Хотя свои взаимоотношения с матросами он всячески скрывал от старпома и никогда на них не жаловался.

Боцман понимал, что Никиту не вдруг перевоспитаешь, и поэтому с этим делом не спешил, боясь переусердствовать.

Незадолго до отхода в рейс Никиту Петухова прислали от резерва в помощь экипажу, и после нескольких дней работы боцман попросил старпома, чтобы тот похлопотал о зачислении в штат судна такого трудолюбивого, смекалистого моряка, каким ему показался Петухов.

А теперь, когда выпало свободное время, боцман пригласил к себе в каюту Никиту и, когда они остались наедине, то высказал ему все, что о нем думает: "Такие выкидоны тебя, парень, до добра не доведут; не сделаешь для себя выводов, что так надменно нельзя себя вести с товарищами по работе, а тем более находясь в автономном плавании, то по приказанию капитана вышвырнут тебя на первое отходящее в порт судно и чеши Никита своим избранным путем, только подальше от нашего траулера". И для полной ясности высказал все наболевшее на душе...

После того памятного разговора между боцманом и матросом произошло отчуждение, которое никто из них не старался преодолеть.

Боцман досадовал на себя, что не нашел ключ к строптивому матросу, хотя Никита, напуганный угрозой быть списанным во время рейса с судна, поубавил свой пыл, не стал больше выступать со своими необоснованными претензиями. Человек далеко не глупый, он понимал, что только благодаря своему безупречному труду он снова может добиться расположения боцмана и остальных матросов. Теперь боцман пристально следил за Никитой Петуховым, и однажды, глядя на его давно небритое лицо, в его кошачьи, бегающие глаза, сказал: "Даю тебе полчаса на приведение своей небритой физиономии в божеский вид".

И в этот раз матрос не ответил площадной бранью на боцманское замечание, как раньше, а стерпел, лишь плотнее стиснув зубы. И сделал тогда для себя Петухов вывод, что впредь лучше не попадаться боцману на глаза в таком непотребном виде, и этим самым его не раздражать, ибо в дальнейшем ронять в глазах моряков свое человеческое достоинство Никита не имел никакого желания.

Право на легенду  Владимир Бабуро