Сегодня, если оглянуться на прожитое, можно только самим себе позавидовать: нам выпала такая редкая возможность сравнить достоинства и недостатки двух различных государственных систем и общественно-социальных формаций! Такая (счастливая или трагическая?!) участь постигла в 1917 году и другие поколения российских граждан, из которых до нынешнего времени не многие дожили. А мы, еще достаточно молодые, можем не только сравнить, но и оценить, и вслух высказать свое мнение - в пользу того или другого.

Прежний режим мы называем режимом тотальной диктатуры, а нынешний - демократическим (в самом, конечно, зародышном его состоянии!).

Но так ли уж все было плохо при том режиме, и так ли уж все прекрасно при нынешнем?! Естественно, здравомыслящие, далекие от экзальтации российские люди рассудительны и уже все разложили по полочкам и выяснили, что там, за спиной, осталось много хорошего, а здесь, буквально под носом, у нас столько появилось смердящего дерьма, что ни то, старое не скоро забудется, ни это, новое, никогда уже не станет родным.

И одно замечательное качество, присущее нашей жизни ДО ПЕРЕСТРОЙКИ, отмечают буквально все - кто «за» и кто «против» постигших нас перемен. Это качество - отличие советских людей от любых других: какая-то невероятная сплоченность, спаянность, открытость и дружественность между собой, которые порой граничили (в понятии некоторых рафинированных представителей «высших кругов») с простотой, которая по пословице «хуже воровства».

Во времена, когда советский армянин Саркисян появился на Севере, и в Коле, и в Мурманске, и в других городах области, где он бывал, царила между людьми именно эта атмосфера чуть ли не родственных отношений. Да и вообще слово «Мурманск» звучало как пароль, свидетельствующий о твоей принадлежности к некоему особому сообществу. И даже если незнакомые друг другу люди разных национальностей встречались вдали от Заполярья, скажем, на пляже в Сочи, и вдруг узнавали, что они из Мурманска или Мурманской области, то они мгновенно как-то сближались и начинали друг друга расспрашивать о последних новостях, как будто они -земляки из одной маленькой деревушки. А «деревушка-то» - ничего себе! - к тому времени уже насчитывала по области около миллиона человек!

Это потом уже выяснялось, что кто-то из них - русский, армянин, азербайджанец, грузин, молдаванин, чеченец или латыш по национальности, - и это было вторично. Ведь если все они были из Мурманска, то первичным в те времена было именно то, что они - мурманчане. И так не партией было придумано, и не правительственными указами было установлено - так повелось по жизни, и традиция эта не умерла окончательно еще и сегодня. Хотя, конечно, времена изменились...

Но тогда не было еще ни Карабаха, ни Тбилисского расстрела демонстрантов на площади, ни Рижской трагедии возле телецентра, ни войны в Приднестровье, ни чеченских войн, ни других трагических событий, сопутствующих развалу СССР.

И когда Р.Г. Саркисян пришел на Кольский пивкомбинат, в коллективе никому в голову не приходило делить людей на своих и чужих по национальному признаку. Смотрели «в корень» - какой пришел в коллектив человек. И новичка в стабильном коллективе распознавали быстро.

И этим простым людям новоприбывший специалист быстро «пришелся ко двору».

Саркисян готов был сутками находиться на работе. Он любил свое дело, поэтому не уставал ходить по цехам Кольского пивоваренного завода, вникал не только в проблемы производства, но и в проблемы, которыми жили его товарищи по труду.

Старые работники и сегодня тепло вспоминают, что он знал буквально всех членов семей не только инженерно-технических работников, но и рядовых тружеников. Кто женился или развелся, у кого родился ребенок или внук, кто заболел или у кого кто-то из родственников умер, у кого свадьба или у кого день рождения, кто приобрел в дом большую покупку или что-то потерял, у кого дети поступили учиться, а у кого не прошли по конкурсу, - все это каким-то непостижимым образом укладывалось в памяти Рудольфа Григорьевича. А они, его собеседники, как-то незаметно для себя открывали ему душу, выкладывали такие секреты, о которых могли бы рассказать, пожалуй, или только самому близкому человеку, или - наоборот! - случайному попутчику в дороге: ведь бывает же потребность излить душу, да нет того, кому может открыться, вот и ходит человек с тяжелым сердцем... А Саркисяну почему-то легко было открываться и рассказывать о своем «самом-самом». Не потому ли, что если он слушал, то - и слышал? Если спрашивал, допустим, о здоровье, то эта фраза была не данью вежливости, а искренним интересом к состоянию здоровья собеседника. Не каждого Бог наделяет такой способностью, не правда ли?!

Алексей Кокоянин, хорошо знавший Рудольфа Григорьевича, вспоминает один из неординарных эпизодов из жизни Саркисяна. Произошел он на Мончегорском пивзаводе. Во время обеденного перерыва, Рудольф Григорьевич обходил территорию и зашел в цех, где монтировалась одна из производственных линий. Пользуясь затишьем, он поднялся на строительные леса, чтобы проверить крепления одного из узлов - уж такой он был человек, что ему нужно было все проверить самому! Проверил, стал спускаться, и тут трап не выдержал, и Саркисян упал с трехметровой высоты. Хорошо, что недалеко находились люди, они бросились на помощь. Но Рудольф Григорьевич уже сам поднялся, и хотя его обескровленное лицо свидетельствовало о боли, он отказался от помощи, поблагодарил работников, сделал замечание, что сходни надо сделать прочнее, а не тяп-ляп и самостоятельно покинул цех.

Только на второй день он обратился к врачу - ходил на работу, превозмогая боль, не придавая ей значения. Но врач его сразу же госпитализировал. Как показало обследование, у Рудольфа Григорьевича был поврежден один из жизненно важных органов. А он при таком диагнозе еще два дня ходил на работу!

Рассказ о происшествии с директором мгновенно распространился по заводу. И надо сказать, что в новом коллективе его зауважали еще больше.

Что и говорить: доверие, уважение и симпатии окружающих Саркисян завоевывал мгновенно! И все эти искренние ответные чувства самых разных людей он вызывал и тем, что был грамотным специалистом, и тем, что умел организовывать людей в различных ситуациях, и тем, что не чурался любого труда, был настоящим трудоголиком.

И еще все отмечали, что Саркисян был преданным избранному делу до фанатизма, и центром его вселенной всегда было его предприятие, которое он считал родным домом даже больше, чем, скажем, свою холостяцкую квартиру.

Рудольф Саркисян - романтик «новой волны»