Степана Березина в отряде любили, ласково называли Березкой, и не только из-за фамилии: был Степан строен, подтянут, ясноглаз, имел веселый характер.

С первых дней войны Березин стал летать на «шаврушках» и «эмбээрах» за линию фронта, показывая образцы мужества и отваги.

Случилась как-то беда у истребителей в авиационном полку. В одном из воздушных боев был сбит самолет командира эскадрильи.

Комэску удалось выпрыгнуть из горящего самолета на парашюте. Приземлился он на островке, в самом центре огромного озера. Территория нейтральная, но поди туда доберись. Пожалуй, только «шаврушка» и подходила для этой цели. Спасти комэска поручили Березину. Для сопровождения выделили шесть истребителей, которые должны были сверху прикрыть Степана в случае нападения вражеских самолетов.

Никогда еще у фанерной амфибии не было столь внушительного эскорта.

Но у «шаврушки» скорость 100 километров в час, у истребителей - больше 400, и ничего хорошего из этого симбиоза не получилось.

«Ястребки» носились вверх-вниз, закладывали отчаянные виражи, свечой взмывали в небо. Бедную «шаврушку» то швыряло к земле, то подбрасывало вверх, то заваливало на крыло. Так и до беды недалеко. Вконец разозлившись, Степан развернулся на 180 градусов и возвратился на аэродром. Там объяснил истребителям:

- Перестарались, други мои. Мы ведь совсем слабое существо. Обойдемся и без эскорта, только дайте мне человека, который знает, где приземлился комэск.

На место штурмана сел в кабину Герой Советского Союза Кузнецов. А через несколько минут «шаврушка» произвела посадку рядом с островком, где находился комэск.

Вылетать на помощь людям, попавшим в беду, Березину доводилось нередко. Не одну сотню жизней спас он. И под ураганным огнем садился и взлетал, и в тыл к врагу забирался. И без курьезов не обходилось. Об одном из них потом часто рассказывал Степан в кругу друзей.

- Как известно, метеопрогноз - что гадание на картах, - обычно не спеша начинал он. - Синоптическая карта, конечно, хитрая штука, с ее изобарами, циклонами да антициклонами сам черт не разберется. Вот погадал нам синоптик по такой карте и говорит: можете, миленькие, лететь на все четыре стороны - высота облаков будет высокая, видимость далекая. В общем, с богом.

Ну, с богом так с богом. Добрались мы до намеченной цели, а над нею сплошной туман. Вот это, думаю, видимость далекая. Я тебе, думаю, когда вернусь, покажу высоту высокую. Пока искал просветы, туман стал еще плотнее. Задание все-таки выполнили, и быстрей на базу.

Глянул на бензомер, и сердце оборвалось: горючего всего на несколько минут полета. Пришлось садиться.

Где сели, одному богу известно. Знали только, что линию фронта перелетели. Решили ждать утра в самолете. А когда рассвело, оказалось, что сидим рядом с какой-то деревушкой.

Я пошел на почту, дал телеграмму в часть. Вышел на крылечко и вижу: идет мой экипаж под конвоем женщин. В руках «конвоиров» охотничьи ружья да деревянные колья. А вокруг носятся мальчишки, орут на все село:

- Поймали диверсантов!.. Диверсантов поймали! Два мужика-инвалида злобно так требуют:

- Расстрелять их, гадов, на месте! Завидев меня, бортмеханик завопил:

- Товарищи, да вон же наш командир!

- Гитлер ваш командир, фашисты проклятые! - закричали в толпе.

Женщина, шедшая впереди, остановилась, посмотрела на меня да как закричит на моего бортача:

- Я тебе покажу командира, себя не узнаешь! Это же Березка с Апатитов!

Вижу, дело оборачивается худо. Принялся уверять, что это действительно мой экипаж. Хоть и не сразу, но поверили...

Хорошо воевал Степан Никифорович Березин. И по сей день в его личном деле хранятся копии наградных листов тех лет. Вот выдержка из одного:

«Все полеты сопровождались исключительным риском и опасностью, но товарищ Березин выполнял все порученные ему задания, не щадя своей жизни. За исключительное бесстрашие и проявленное мужество заслуживает правительственной награды - ордена Красного Знамени».

После окончания войны Степан Никифорович поселился в Нарьян-Маре. Работал там некоторое время, потом был переведен в Ленинград.

Умер в 1966 году, похоронен в Ленинграде.

* * *
...Раннее утро. Пахнет сыростью. Белесый туман ползет по низинам.

В поселке Тик-Губа тишина. Не так уж часто теперь бывает здесь спокойно. Сергей Савельевич Скоренко, заместитель командира эскадрильи по летной части, шагает по пирсу, громыхая сапожищами. С молодцеватой выправкой, подтянутый, быстрый, он будто создан для больших скоростей и лихих маневров - для «яков» или «лагов». А летает на тихоходных «шаврушках», «эмбээрах». Только не все знают, что дело, которое он делает, не менее важно, чем сопровождение бомбардировщиков или погоня за «мессерами».

Скоренко поглядывает на часы. Время вылетать, а самолеты еще не загружены. Подошел Виктор Прикащиков. В плечах - косая сажень. Он летит в паре со Скоренко.

- Ну как, командир?

- Вроде заканчивают. Сейчас полетим.

- Пока туманчик - оно получше, немец не заметит.

- Садиться будем ближе к берегу. Только не запорись в тумане, не наскочи на подводные камни. После приводнения рули к кустам, как в прошлый раз, - там укроем самолеты.

- А может, лучше сесть к сопке? Быстро разгрузимся - и прямо на взлет.

- Ну зачем же? - Скоренко недовольно взглянул на Виктора. - Разве не знаешь, что там, с сопки, отличный прострел?! Если накроют, не уйти. И пограничники ждут на старом месте.

- Ясно, командир.

- Кажется, все готово. Иди к машине. Да смотри от меня не отставай, сядешь вслед за мной.

- Есть, командир!

Тяжелые «эмбээры» один за другим спустились с пирса и поползли на старт. Клочья тумана, словно убегая от солнечных лучей, уползали все дальше в низины.

Оторвавшись от воды, самолеты легли на курс. Шли низко над землей, туда, где на так называемом Зашейковском направлении сдерживали врага отважные пограничники. Там шел бой, там ждали боеприпасов.

Туман рассеялся окончательно. Солнце залило лучами все вокруг. Только не радовались ему летчики: в небе с минуты на минуту могут появиться вражеские самолеты. Если погода была летная, они регулярно в одно и то же время летали бомбить железную дорогу и Кировск. Лучше бы был туман...

Но пока все шло нормально. Скоренко и Прикащикову сверху отлично было видно озеро, на котором предстоит приводниться.

Небольшой доворот. Посадка. Теперь ближе к берегу. Не напороться на подводные камни. Не столкнуться. Быстрее к прибрежному кустарнику. От берега навстречу самолетам вышли лодки пограничников.

Быстро и четко произвели разгрузку. Ящики с патронами передавали по цепочке из рук в руки.

- Спасибо, товарищи летчики! - обратился к пилотам молодой командир с двумя кубарями в зеленых петлицах.

И вдруг вздрогнула земля. Залились немецкие эрликоны. Автоматные очереди прорезали тишину. Несколько снарядов разорвалось чуть в стороне от самолетов. Осколки со свистом пронеслись над головами людей. Немцы пошли в атаку, не первую уже в этот день, но на сей раз особенно яростную. Видимо, их наблюдатели заметили «эмбээры» на озере и фашисты решили захватить самолеты.

Летчики присоединились к пограничникам, залегшим среди валунов и приготовившимся к отражению врага.

В небе появились «хейнкели». Зенитные пулеметы пограничников не давали им снизиться и вести прицельное бомбометание. Бомбы рвались поблизости. Гудела и дрожала земля.

Атаки фашистов были отбиты. Настала пора и летчикам уводить самолеты на базу. Но подобраться к «эмбээрам», укрытым в прибрежном кустарнике, стало невозможно: на гребне сопки фашисты установили пулемет, который простреливал все подходы к кустам.

Решили пробираться к машинам ползком, а потом вплавь. (Впоследствии Сергей и Виктор сами удивлялись, как им это удалось.)

И вот сжатый воздух бортовых систем заставил провернуться винты. Заревели двигатели. Машины были уже на середине озера, когда запоздало залаяли эрликоны. Снаряды ложились неподалеку от мчавшихся самолетов, вздымая огромные водяные столбы.

Взлетели благополучно, а вскоре были на базе.

Инженер Герман Иванович Куликов, осмотрев изрешеченные осколками самолеты, покачал головой:

- Ну, братцы, прилетели вы на честном слове... Опять Борскому на целую неделю работы.

...Закончился полярный день, и Скоренко, как и Карабанов, под прикрытием темноты стал летать за линию фронта.

Из штаба поступило срочное задание. Фашисты обнаружили нашу боевую группу, действовавшую у них в тылу. Разведчикам пришлось с боями отступать. И вот теперь, оставшись без продуктов питания и боеприпасов, они ждут подкрепления. Вся надежда на авиацию.

- Вы, товарищ Скоренко, не один раз бывали в тех местах, знаете их хорошо. Вот здесь, на восточном берегу озера, вас ждут наши люди. На западном берегу немцы. - Начальник разведки помолчал и добавил: - Прошу иметь в виду: в трех километрах от этого озера находится большой неприятельский гарнизон. Надо выйти точно к заданной цели, произвести посадку с курса вот в этом заливчике, разгрузиться и сразу на взлет.

- Мне все ясно, товарищ подполковник. Разрешите выполнять задание?

- Идите!

Темная осенняя ночь. Небо низко повисло над землей, и только верхушки елей мелькают под крылом. Сергей действительно хорошо знает эти места. Линию фронта пересекает незамеченным.

Впереди по курсу озеро. На его восточном берегу горит костер. Словно огромная водоплавающая птица, самолет с ходу плюхается в воду.

Замелькали огоньки карманного фонарика - два длинных и один короткий. Сергей поспешно рулит на условный сигнал. Штурман Герасимов и бортмеханик Лосев напряженно всматриваются в предрассветную тьму. В их руках автоматы. Там, у кромки леса, стоят люди. Свои? Фашисты?

Сергей выключает мотор.

- Привет из дому! - кричит он в тишину пароль.

- Гостям рады! - следует ответ.

Это свои. От берега к самолету направляется плот. Четверо на нем усиленно работают шестами. Несколько минут, и снаряжение на плоту.
МБP-2 выруливает на середину озера для взлета. Вдруг что-то сильно ударяет в днище. Машина вздрагивает и останавливается: Сергей мгновенно убрал газ.

- Лосев, что там? - кричит он бортмеханику.

Тот спрыгивает вниз и через несколько минут докладывает: сели на подводные камни; днище пробито, в отверстие хлещет вода.

Вот это влипли... Что делать? Бросить самолет и уйти с отрядом? Но где он теперь, тот отряд?

С противоположного берега послышалась немецкая речь. Все светлее становилось вокруг, но над озером, к счастью, держался туман. И если б не он, враги сразу же увидели бы самолет.

Лосев и Герасимов торопливо вычерпывали прибывавшую на глазах воду. Видя бесполезность этой работы, Сергей сказал:

- Попытаюсь дать форсаж. Может, удастся сорвать самолет с камней.

- Смотри, командир, разорвешь лодку! - предупредил бортмеханик.

- Быстро по местам! - отдал команду Скоренко. Надсадно заревел мотор. Немцы открыли шальной огонь в сторону самолета. По корпусу застучали осколки и пули.

А машина, вздрогнув, сорвалась с камней и помчалась по озеру. Повинуясь опытной руке пилота, плавно отделилась от воды и взмыла вверх.

Больше шестидесяти пробоин насчитали в теле «эмбээра», когда он вернулся из этого полета.

Войну Скоренко закончил на Карельском фронте командиром морского звена. На его долю выпала честь 28 июня 1944 года первым прилететь в освобожденный от гитлеровцев Петрозаводск и доставить в город на своем гидросамолете представителей штаба фронта и правительство Карело-Финской республики.

За мужество и отвагу, проявленные в годы Великой Отечественной войны, Сергей Савельевич Скоренко был награжден многими орденами и медалями Советского Союза. Сейчас Скоренко работает пилотом-инструктором в школе высшей летной подготовки ГВФ в Ульяновске.
Овчинникова война застала в Ленинграде, где он жил с молодой женой и маленьким сыном Пашей. С первых же дней его перевели на казарменное положение. Теперь он забегал домой редко и обычно всего на несколько минут.

Написал рапорт с просьбой направить его в истребительную авиацию. Ему обещали в ближайшее время просьбу удовлетворить. Павел ждал приказа, а пока выполнял то, что поручали.

В середине июля получил задание лететь в Петрозаводск, а оттуда в Мурманск: необходимо было срочно доставить сводки и приказы командующего фронтом.

На аэродроме Овчинникова ждал подготовленный к вылету самолет ПР-5. Это был обыкновенный самолет, предназначенный для перевозки пассажиров и мирных грузов.

Летел в родные края, с которыми связаны лучшие годы его жизни. Старался прижиматься пониже к земле: карельская тайга хорошо поглощала гул моторов.

Перед Бесовцем заметил, что резко повысилась температура воды в системе охлаждения двигателя. Пришлось садиться близ населенного пункта. Там случайно встретил своего сослуживца по Апатитскому аэропорту - авиатехника Владимира Агафонова.

Встрече были рады оба.

- Ну, как вы там? - спросил Павел.

- Нормально. Воюем. А ты-то как? Давно тебя не видел.

- Вот лечу в ваши края. Везу срочный пакет. Позавчера вывозил раненых с передовой. Работы хватает. А кто из стариков остался в отряде?

- Пилоты почти все на месте: Миша Карабанов, Сергей Скоренко, Коля Мосин, Степа Березин. Из технического состава Миша Бодров, Дима Цыпышев, Алексей Соколов. Вот только Дуся Лобко погибла.

- Такую девушку потеряли! - горевал Павел. В Мурманск прибыл во второй половине дня. Сдал пакет нарочному и отправился отдыхать, а утром следующего дня - это было 17 июля 1941 года, - взяв на борт самолета фельдъегеря штаба Северного флота Александра Лоскутова, Овчинников вылетел в обратный путь.

Утро выдалось ясным, солнечным. В небе уже несколько раз появлялись немецкие бомбардировщики. Но каждый раз, встреченные огнем краснозвездных «ястребков», «юнкерсы» скрывались за сопками.

Самолет Овчинникова миновал Шонгуй, приближался к станции Магнетиты. И здесь на беззащитную машину напали два «мессершмитта».

Павел попытался укрыться от них в распадке между сопками, но немецкие стервятники настигли его.

Так оборвалась жизнь пилота...

Всё начиналось с «Шаврушки»