Мы вышли в четыре часа утра 20 января.
Было совсем темно.
Пленных отправили в тыл.

Их конвоировали только два человека. Это был, пожалуй, не малый риск: ведь каждую минуту можно было встретить белых.
Не знаю, знакомо ли тебе подобное ощущение: ты очень устал, только что стал входить в сон - как вдруг выбивают из этого сна. Ты только что стал отогреваться у огня лесного костра - и тебя отрывают от него, чтобы послать в холодную черную зимнюю ночь.

И мы шли...

Никаких разговоров, никаких раскурок!

Мы шли в сосредоточенном молчании. Даже Антикайнен, любящий пошутить, молчал. И лишь по напряженным лицам командиров, да и потому еще, как Антикайнен рывками отталкивался на ходу палками, а не плавно, как это он делал всегда, - можно было догадаться о серьезности положения, о трудности нашего предприятия.

Так мы шли в напряженнейшем молчании, почти бегом, больше часа, когда перед нами на условном месте вырос с донесением товарищ Илки, с вечера уходивший в разведку.

Позади него сидит на своих дровнях крестьянин из Кимас-озера, остановленный Суси.

Командиры, посовещавшись, решили действовать как обычно: захватить все дороги и в условленное время одновременным ударом захватить село. По сведениям, добытым от крестьянина, лахтарей в селе не больше трехсот: штаб фронта, 1-й лесной полк белых, партизанский отряд Исотало Анти - того зверя, который в 1919 году неистовствовал в Олонце.

Мы сейчас стоим на дороге из Челм-озера в Кимас, отрезая штаб от фронта. Надо закрыть дорогу в Финляндию и ударить с запада. Это поручается второй роте Лейно. В наступающих сумерках его фигура кажется еще больше, чем всегда.

Дорогу на Барыш-наволок, проложенную сейчас по льду озера, должна перехватить первая рота. Первой же роте под командой товарища Коскинена поручался лобовой удар.

Было очень тихо. Можно было расслышать кукареканье петухов в селе, можно было расслышать биение наших сердец. Во всяком случае, дыхание наше большинству из нас казалось слишком резким и обращающим на себя внимание.

Вторая рота пошла влево. Взводы же нашей роты стали удаляться вправо.

Мы подошли почти к самому краю склона, ведущего вниз к озеру. Внизу на расстоянии полукилометра от нас, на мысу, дымились трубы изб села, мычали коровы, блеяли овцы, кукарекали петухи, от нас же в деревню шла тишина.

Все, что мы прошли, все, что мы перенесли,- все это мы сделали для сегодняшнего боя. Ладно!

Товарищ Антикайнен подходит на скрипящих лыжах ко мне. Его валенки потеряли свою обычную форму, как бы расплющившись. Его обычно начисто выбритое лицо поросло щетиной, но голос его по-прежнему уверен, и глаза сосредоточенно блестят перед боем.

«Кто из нас переживет этот день?» - думаю я. Как бы там ни было, каждый наш убитый заберет с собою в царство небесное не меньше двух лахтарей.

Товарищ Антикайнен обратился ко мне:

- Матти, возьми отделение и отправляйся вперед, надо прощупать положение до конца.

- Слушаю, товарищ командир!

В первом отделении со мной Лейно, Тойво, Яскелайнен и еще четыре человека.

- Слушаю, товарищ командир! - беру я под козырек, скрытый под балахоном, и, собрав свое отделение, отправляюсь вперед.

- Осторожно, товарищи, - говорю я ребятам и даю последние указания.

Так мы подходим к скату, к самому краю. Уже почти совсем рассвело, и снег от рассвета серый.

Все, что потом произошло, каждую секунду следующего получаса, я запомнил до самых незначительных мелочей на всю жизнь: и неловкие шаги Тойво, вспоминающего, наверное, свой последний спуск с горы, и сверкающие глаза Лейно, и его продранную варежку, из которой нелепо вылезал большой палец, и ноющая боль на ладони от глубокой царапины, полученной во время перехода через Лотавары...

- Вперед! - сказал я и нагнулся немного, приготовившись к крутому спуску. - Вперед, товарищи, - повторил я и оттолкнулся сразу двумя палками. И сразу рывок этот вынес меня вперед и понес вниз, по прекрасному снегу, с быстротой, захватившей дыхание, с плавностью легкого планера.

Что может быть лучше быстрого спуска по снежному склону на крепких лыжах!

Я летел вниз. С такого разбега можно было спокойно пролететь по гладкому, ровному месту шагов триста. Так я и сделал. Лыжи несли меня прямо на деревню по гладкому снегу, по ровному озеру.
Я стоял, уже выпрямившись во весь рост, и тут увидел в ста-полутораста шагах от себя трех вооруженных людей, стоявших у крайних изб (может быть, бань).
Люди эти заметили наш спуск.

Я оглянулся - в десяти шагах позади меня шел Лейно.

Остальная шестерка барахталась шагах в двухстах у самой подошвы склона.
Один собирал разъехавшиеся в стороны лыжи, другой подымался на ноги, стряхивая снег, набившийся за шиворот, в валенки. Все к счастью, были в балахонах.

У Тойво свалился штык, он его сейчас насаживал на место. Опять, наверное, из-за Тойво эта свалка произошла. И я разозлился на Тойво за чертовскую настойчивость, с какой он вынес весь этот трудный путь, чтобы, может быть, подвести в самую горячую минуту, и на себя за то, что потворствовал всей его глупой настойчивости.

- Лейно, идем вперед! - шепнул я своему верному другу.

Он кивнул мне, показывая всем своим видом, что понимает и серьезность нашего положения и задуманный мною план.

Мы медленно, как в кино при ускоренной съемке, пошли вперед, навстречу лахтарям. Я вытащил незаметным движением наган и, взяв обе палки в левую руку (в другую - револьвер), держа палки за спиной, медленно продолжал итти навстречу лахтарям.

Сухо щелкнули затворы винтовок неприятельского дозора.
- Кто идет?
- Бросьте ваши штучки, ребята, - сказал я возмущенным голосом,- мы из отряда Риута, в своих не стреляем!
Лахтари держались еще настороженно, недоверчиво и не спускали ружей, взятых наперевес.
Я оглянулся.

Отделение все уже встало на лыжи, и Яскелайнен шел уже по следу Лейно. Я подумал: «Может быть, этим ребятам известна каждая морда в отряде Риута», - и, подходя еще ближе, сказал:

- Нам бы в баню нужно, нет ли у тебя закурить?

Когда я говорил, то думал, что если конец-островский старик узнал по штыкам, что мы красные, то эти уж должны обязательно узнать. Однако мой вопрос о табаке разогнал остатки настороженности дозора. И в самом деле: откуда здесь, в центре белого движения, могли появиться красные? Даже предположение такое казалось нелепым.

Лахтарь опустил винтовку, вытащил из кармана кисет и стал его развязывать. Лейно вплотную подошел к другому лахтарю. Остальные ребята были уже шагах в семидесяти. На все это потребовалось гораздо меньше времени, чем для того, чтобы отхлебнуть глоток холодного кофе.
Я бросил на снег палки и рукояткой нагана ударил по голове лахтаря. Он зашатался и рухнул наземь.

Лейно приставил острие штыка к груди другого.

Около третьего уже стоял я со взведенным курком нагана.

Ребята были шагах в тридцати. Лахтарям ничего не оставалось сделать, как бросить на снег винтовки.

Ошеломленный ударом лахтарь стал шевелиться. Он, очевидно, был начальником: в его кармане я нашел хорошенький, полированный заряженный браунинг. Я опустил его себе в валенок.

Валенки до того разносились, что браунинг легко соскользнул вниз, едва ли не до самой щиколотки.
- Тойво! - приказал я.
Ребята уже подошли и были немного сконфужены своим падением при спуске.
- Тойво, стереги этих пленных и, смотри, не падай...
А мы бросились дальше вперед.

Надо было во что бы то ни стало произвести панику к моменту комбинированного удара со всех сторон. И вдруг загрохотал, зазвонил во всю мочь колокол кимас-озерской церкви. Он бил, казалось, в каком-то неистовстве.
Неужели набат? Неужели нас открыли и собираются к отпору?
А как же иначе? С чего бы стал пономарь в такую рань, в мороз тревожить себя? Мы открыты.

- Посты у них тут, во всяком случае, лучше, чем в Реболах,- криво усмехнулся Лейно.

Яскелайнен поставил пулемет на снег у плетня.
Шагах в пятидесяти-шестидесяти от нас шагал отряд, примерно, человек в двадцать.
Нас было семь.

Я оглянулся и посмотрел на склон, по которому минут пять назад скатывалось наше отделение.

Сейчас развернутой шеренгой, словно на спортивном параде, шестьдесят человек в белых балахонах скатывались вниз по горе, держа ровные интервалы.

Было приятно смотреть на такой спуск, и никто из них не только не свалился, но даже не накренился.

Впереди летел Антикайнен.

И опять послышалось в тишине морозного утра сухое щелканье затворов.
Ребят уже не было видно на склоне. Они, наверное, катились по озеру.
Отряд лахтарей по-прежнему шел на нас по улице.

И сразу мы услышали несколько выстрелов у пройденного нами берега, из домов повыскакивали какие-то черные фигуры, и снова, казалось, над всем озером, над окрестными лесами раздался громкий голос оратора нашего, командира нашего, товарища Тойво Антикайнена. Он ругался теперь последней матерной бранью:

- Сволочи, мы идем к вам на поддержку из Финляндии, а вы нас так встречаете!

И опять молчание. И опять мерные шаги лахтарского отряда, идущего прямо на нас. И опять тревожное гудение набата. И вдруг новый взрыв отборной ругани и беспорядочные выстрелы позади.

- Огонь! - скомандовал я Яскелайнену.

И морозный воздух январского утра разодран был сухим треском ручного пулемета.
Два человека из неприятельского отряда рухнули. Пулемет смолк. Остальные рассыпались в недоумении, не зная, что делать.
Огромный фельдфебель с рыжей бородой скомандовал:

- Обойму в магазин, прицельная рамка...
- Вперед, товарищи, ура! Бей лахтарей! - скомандовал я и, размахивая наганом, выскочил из-за плетня.

Ребята все выскочили за мной.
Я выстрелил из своего нагана два раза, взяв себе мишенью рыжую бороду.

В пятнадцати шагах от дороги - большой сарай с двумя большими щелями вместо окон.
- За мной! - кричит фельдфебель и бежит в сарай. За ним поднимаются из снега другие и тоже бегут в сарай. Вбегая в сарай, рыжий оборачивается и, не целясь, бьет из маузера.

Колокол все еще продолжает бубнить, но в его звоне я начинаю улавливать обычную спокойную размеренность, а не панику набата.
Пуля из маузера рыжего фельдфебеля попала в курсанта моего отделения. Он присел на снег.

- Матти, не робей!! Все в исправности! Ничего, легко! - кричит он мне в ответ, явно сдерживая стон боли.

Я разрядил вслед рыжему наган, но напрасно: дверь сарая захлопнулась.

Толщина стен неизвестна, лучших патронов нет, и нет времени на осаду, а из этой оконной дыры они могут кой кого из ребят угробить.

Ребята остановились, вскинув винтовки. В моем нагане нет больше патронов: после вчерашних выстрелов я забыл его снова зарядить. Но ничего, дело поправимое. Я на бегу опускаю руку в валенок, чтобы выудить из него мой трофейный браунинг.
Чорта с два! Браунинг за что-то зацепился, и его никак невозможно вытащить. Даже ругательства не срываются с языка.
Я уже вплотную у сарая.

У самой стены сарая лежат в поленнице дрова. Я подбегаю к поленнице, хватаю небольшое, но занозистое полено. Я кричу громко, изо всей силы, чтобы слыхали в сарае:

- Товарищи курсанты, отойдите подальше, я бросаю в сарай гранату. Изо всей силы мечу в дыру сарая это полено и подскакиваю сразу к двери.

Занозы остаются в ладони.
Умный Лейно рядом со мной.

Дверь быстро распахивается, и с маузером в руке выскакивает рыжий детина. Но, почувствовав у своего виска дуло моего, чорт возьми, незаряженного нагана, по моему окрику быстро бросает маузер в снег.

За фельдфебелем выскакивает второй лахтарь. Его принимает Лейно. Я передаю бородача подошедшему курсанту и, стреляя из маузера в темноту сарая, кричу:

- Бросайте оружие, выходите на свет, жизнь будет сохранена!

И, лишенные своего командира, один за другим выскочили испуганные лахтари из своего убежища.
Так первая часть нашей работы проделана была чисто.
Одиннадцать пленных, маузер в руке, три револьвера - для одного боя более чем достаточно.

От нашего сарая видна была церковь с колокольней. Звон прекратился.
Из церкви выскакивают белые, многие из них вооружены.
Некоторые из них вскидывают винтовки к плечу и стреляют в сторону берега.

- Яскелайнен, - говорю я товарищу,- пулеметный огонь! Направление - храм божий!  
Яскелайнен застрекотал на своей швейной машинке. Лахтари, беспорядочно отстреливаясь, рассеялись.
- Вперед, ребята!

Один остался у сарая караулить пленных.
Пять человек бежали за мной.
Площадь перед церковью была уже пуста. Но не успели мы добежать до нее, как из-за изб и изгородей справа выскочил товарищ Илки с группой курсантов.
Антикайнен шел впереди.

- Вперед! - крикнул он. И мы побежали вперед.

Мы находились на краю мыса. Остальная часть деревни - как раз та, где находился штаб - лежала перед нами на северном берегу озера метрах в двухстах - двухстах пятидесяти от нас. Мы выбежали на лед. На другом берегу бегали, суетясь, лахтари. Два человека в финской офицерской форме распоряжались всем. Один налаживал пулемет.

- Сволочи, так-то вы встречаете помощь из Финляндии! - кричал товарищ Антикайнен.

И вдруг в тылу белых, с запада, раздались выстрелы, сначала разрозненные, а затем правильно организованные. Это начала наступление, едва успев занять назначенное ей исходное положение, вторая рота. Офицер остановился, прислушался; он, казалось, понял, что мы его обошли.

Затем он обернулся и стал быстро уходить на лыжах налево, к лесу. За ним побежал второй офицер и еще несколько.

Я не привык обращаться с маузером, и, кроме того, у этого револьвера была слишком резкая отдача. Вот почему все три пули пошли «за молоком». Но, все же, размахивая разряженным револьвером, громко выкрикивая ругательства, я бежал вперед, к двухэтажному дому, над которым развевался белый флаг. Лейно был уже впереди меня. Я вскочил на крыльцо.

Слева приближались курсанты второй роты.

Антикайнен быстро шел, отдавая приказания:

- Немедленно крой вперед, вправо! Необходимо перехватить штабистов!
На дверях было написано: «Штаб». У крыльца в нетерпении рыл снег копытом породистый белый жеребец.
Выстрелы прекратились.

- Мы взяли деревню, - сказал мне спокойно, как на вечерней поверке, командир. - Матти, где твой шлем?
И только после этого вопроса я внезапно почувствовал холодок на голове. Проведя рукой по смерзшимся от выступившего пота волосам, я убедился, что действительно шлема не было.

- Лахтарская пуля, должно быть, сбила его ко всем чертям! - почему-то очень громко прокричал я и вскочил в помещение штаба белых.
Комната напоминала обычную полковую канцелярию. Адъютант уже рылся в бумагах, разбирая их.

Несколько папок с делами валялось на полу.

Я взглянул на часы-ходики: они шли спокойно, как будто ничего не случилось.

Продолжение читать здесь

ПАДЕНИЕ КИМАС-ОЗЕРА