В мае тридцать седьмого четыре самолета стартовали с подмосковного аэродрома. Курс - к Северному полюсу.

21 мая Герой Советского Союза М. В. Водопьянов посадил флагманский самолет на льдину вблизи вершины планеты. Вслед за ним совершили посадку самолеты, ведомые В. М. Молоковым, А. Д. Алексеевым, И. П. Мазуруком. На льдину были высажены четыре отважных советских исследователя - И. Д. Папанин, П. П. Ширшов, Е. К. Федоров, Э. Т. Кренкель.

Так начался исторический дрейф первой полярной станции «Северный полюс».

О том, что происходило дальше, можно прочитать в учебниках истории. Длинный и сложный путь - 2500 километров - прошла льдина с отважными полярниками. В Гренландском море штормовые ветры изрядно потрепали ее. Оставаться на ней было опасно. Началась операция по снятию папанинцев со льдины.

Начальник Главсевморпути Отто Юльевич Шмидт выехал в Мурманск, откуда отправлялись в Гренландское море корабли спасательной экспедиции. Ледокольные пароходы «Таймыр» и «Мурман» загружаюсь снаряжением и самолетами, принимали на борт воздушные экипажи.
235-й авиаотряд тоже должен был принять участие в операции. Овчинников, узнав о предстоящей экспедиции, загорелся. Но вопрос, кому будет доверено в ней участвовать, должен был решиться после возвращения из Мурманска Владимира Степановича Загорского, который временно исполнял тогда обязанности командира.

И вот, наконец, Владимир Степанович появился в Тик-Губе. Павел сразу заявился в штаб:

- Прошу в состав экспедиции включить Михаила Карабанова и меня.

- Почему именно вас? - с любопытством спросил Загорский. Он лукавил: решение послать именно этих пилотов у него уже было готово. Но ему было интересно узнать, как обоснует свою просьбу Овчинников.

А тот растерялся.

- Как почему? - переспросил он. - Мы же... - и осекся.

Ну да, они с Карабановым хорошо знают Север. Да, летали и в пургу, и в туманы, и в морозы. Только ведь тут речь идет о доверии. А на доверие вроде бы не напрашиваются.

Загорский не стал томить Павла:

- Ладно уж, успокойся. Вы с Карабановым и утверждены. С вами пойдут старший инженер Бречалов и техник спецслужбы Липский. Сейчас надо срочно заканчивать подготовку самолетов к погрузке. Вечером к «Северной стреле» будем цеплять платформу с «шаврушками».

Самолет Павла Овчинникова был погружен на ледокольный пароход «Таймыр» вместе с машиной полярного летчика Г. В. Власова, старшего группы. 3 февраля после торжественного митинга в порту «Таймыр» вышел в море. 7 февраля снялся с якоря ледокольный пароход «Мурман», на борту которого находились самолет полярного летчика И. И. Черевичного и «шаврушка» Михаила Карабанова. После тяжелого перехода по Баренцеву и Норвежскому морям корабли вошли в ледовые разводья Северного Ледовитого, двинулись к берегам Гренландии.
15 февраля «шаврушка» Овчинникова была спущена на лед. Павел с минуты на минуту ждал команды на вылет. Над морем повисла низкая облачность, надвигался туман.

Судовая радиостанция «Мурмана» передала, что в 15 часов пилоты И. И. Черевичный и М. В. Караба-нов вылетели на Ш-2 к лагерю папанинцев. Шло время. Ждали сообщения о возвращении самолета с Черевичным и Карабановым на базу. Но его не было. Вылет «шаврушки» Овчинникова отложили.

Павел не находил себе места от волнения.

А произошло вот что. Черевичный и Карабанов долетели до берегов Гренландии, повернули к точке, где находился лагерь, пошли по замкнутому треугольнику. В это время облачность сильно уплотнилась, и летчики ничего не смогли увидеть. Уже потом выяснилось: они пролетали почти над самой льдиной папанинцев.

Началась пурга. Нужно было возвращаться. Но видимость продолжала быстро ухудшаться, поэтому пилоты приняли решение сесть на льдину.

Около сорока минут искали подходящее место - вокруг были одни торосы.

Наконец сели и стали уточнять место вынужденной. Черевичный устало предложил:

- Давай закурим, Миня.

Карабанов полез в карман, достал пачку сигарет «Мишка на Севере», протянул командиру. Тот, посмотрев на рисунок - на пачке был изображен огромный белый медведь среди льдов, - улыбнулся:

- Вот это зверюга! Не хотел бы я с таким встретиться...

Не успели прикурить, как - легок на помине - из-за торосов вышел огромный белый медведь и направился прямо к самолету. Черевичный и Карабанов почувствовали себя очень неуютно. Браунинг - у Черевичного, ракетница - у Карабанова, вот и все вооружение. Притихнув, ждали. Карабанов чуть слышно, одними губами прошептал:

- Давайте залезем на центроплан. В случае чего, будем палить прямо в пасть.

- Помолчи-ка, - оборвал Черевичный.

Медведь между тем подходил все ближе. Черевичный медленно поднял браунинг. В тишине, прерываемой сопением медведя и скрипом снега под его лапами, выстрел прозвучал четко и сухо. Медведь вздрогнул, остановился. Летчики видели, как шевельнулась шерсть на его загривке. И вдруг зверь повернулся и очень спокойно, не торопясь пошел прочь от самолета и все оглядывался на ходу, пока не скрылся за дальними торосами.

Наступила ночь. Подул холодный порывистый ветер.

Иван Иванович предупредил Карабанова:

- Знаешь, Миня, - медведь - любопытный зверь. Он обязательно вернется ночью. Можешь считать, что ему нужно нашу бдительность проверить.

Заснуть себе не позволяли. Сидели в самолете, негромко переговаривались. И все-таки задремали, сморенные усталостью.

В середине ночи зверь действительно вернулся. Он подошел вплотную к самолету, встал на задние лапы.

Карабанов очнулся первым, толкнул Черевичного. Стрелять не решились - отложили на случай, когда этого не избежать. А медведь опустился на четвереньки и не спеша пошел, принюхиваясь, вокруг самолета. Видимо, запах бензина и масла ему не очень понравился, потому что, обойдя машину раз-другой, зверь медленно удалился за торосы.

Впоследствии, когда об этом случае рассказали Папанину, тот, улыбаясь, заметил: - Ваше счастье, братки, что косолапый был сыт, а то бы он показал вам, как вторгаться в его владения.

19 февраля 1938 года в 14 часов 30 минут ледоколы «Таймыр» и «Мурман» подошли к кромке льдины, на которой находился лагерь полярников. Это была волнующая, незабываемая встреча.

Вечером на «Мурмане» состоялся большой товарищеский ужин. Иван Дмитриевич раздавал участникам экспедиции полярные сувениры. Овчинникову достались гоголевские «Вечера на хуторе близ Диканьки».

Вручая подарок Павлу, Папанин сказал:

- Эта книга, молодой человек, прошла с нами все испытания в Арктике. В свободные минуты мы зачитывались ею.

...Тихий вечер, звездный, совсем не похожий на заполярные вечера. Терпко пахнут травы. Семья Овчинниковых в сборе по случаю приезда Павла. В крохотном садике собралась вся родня, многочисленные знакомые.

Книгу Гоголя уже подержали в руках и мама Павла, и сестра Вера, и брат Володька. А сейчас она лежит на коленях Карпа Федоровича Овчинникова, и он время от времени бережно поглаживает переплет: подарок самого Папанина!

Вопросам нет конца.

- А белых медведей видел?

- А правда, что у вас там край света из окна видать?

- Неужели в Заполярье весь год морозы?

Пашка от души смеется. Потом серьезно растолковывает, что и как.

На другой день пришли из школы - попросили: выступить. Павел считал себя не мастаком говорить. Для него оказаться в центре внимания - чистое мучение. Да разве откажешься?

В школе, большой и красивой, директорствовал. Степан Моисеевич Дьяченко, тот самый Степан Моисеевич, у которого Пашка учился еще в бывшей церковной сторожке. И когда его посадили в президиум рядом со Степаном Моисеевичем, почувствовал он себя как на экзамене. А тут еще ребята во все глаза смотрят, восхищенно перешептываются.

Вон в первом ряду его младший брат Володька с Колькой Воробьевым, соседским пареньком. Тоже общим настроением заразились, сидят как завороженные, Павла разглядывают, словно впервые видят.

Вот пора и на трибуну идти. Начал говорить, краснея, запинаясь. Потом вроде прошло. Ну, а рассказывать о Кольском полуострове - и самому в удовольствие. Говорил свободно и, как самому показалось, интересно - ребята слушали внимательно.. Вопросов, конечно, уйма. Просили рассказать, о героических делах, о подвигах. А какие там подвиги! Обыкновенная работа, как у всех летчиков.

Нет, не мастак он был говорить о себе...

Всё начиналось с «Шаврушки»