Читать предыдущую главу

11. Второй курс Мореходной школы.

Мы начали обучение в новом учебном корпусе, расставшись с ДМО. В подвале нового здания были камбуз и столовая, на первом этаже администрация, а два верхних этажа были отданы под учебные аудитории. Мореходная школа приобрела вес и стала конкурировать со средней мореходкой. Мы уже были не теми салажатами, что год назад. Приехав из деревни, голодный в прямом и переносном смысле, я много читал, посещал читальный зал и читательские конференции. Тренировался в плавательном бассейне, участвовал в художественной самодеятельности. В общем, вел себя как рыба в воде. Жизнь была насыщенной и интересной.

12. Культ формы. Кубрик - наше жильё.

Мы очень любили морскую форму. Никто не отваживался одевать её без предварительной подгонки. Брюки должны быть обязательно расклешенными. Фланелевка должна быть в обтяжку, под ремнём клоп не должен был пролезть. Полоски тельняшки должны быть ровными, их должно быть не более трёх. Полоски контрастны, не застираны. Этим требованиям отвечал кусок тельняшки, пристёгиваемый булавками к майке. Его легко было содержать идеально чистым, в отличие от застиранной тельняшки. Его почему-то называли «дисциплинкой». Новый гюйс (воротничок) никто не одевал. Он должен быть не синего (салажьего) цвета, а голубым, для чего его сначала простирывали. Были и экстремалы, которые гюйс вытравливали почти до белизны.

Алька Рогов носил брюки шириной 38 сантиметров, при своём скромном росте. Шинели мы подрезали. Она должна быть чуть ниже колен и не скрывать клеш. Многие заказывали ленточки на бескозырках длиной до пояса. Были и другие примеры. Так здоровенный и крайне неуклюжий Фильчагов в вечно мятом обмундировании и огромных ботинках, возмущал командира роты до того, что он сам советовал: - «Хоть бы ты клинья вставил!»

До сих пор осталось приятное чувство от хорошо подогнанной формы.

Каждый взвод располагался в отдельном кубрике. Жили очень дружно. Я не припомню каких-то конфликтов. Один раз бились подушками совершенно безобидно с соседним взводом. Здесь я должен отметить, что дружеская атмосфера царила не только в группах, но и во всей школе. Никакого пренебрежения со стороны старших. И речи не могло быть о какой-то дедовщине, хотя разница в возрасте со старшекурсниками было очень большой.

Морская честь, морская дружба, для нас, пацанов, были понятиями преувеличено святыми. Не дай бог услышать «наших бьют!» В момент по улицам мчалась дружная ватага, а молодые же особенно старались доказать свою преданность старшим. Жилстрой был районом рабочим и с городскими ребятами не раз завязывались разборки. Один раз наше общежитие подверглось осаде в тот момент, когда большинство курсантов было в увольнении.

Поскольку основным местом прогулок был проспект Сталина или Сталинская, то собрать народ на выручку оказалось делом не сложным. У нашего Марка Борисовича даже были неприятности. Но после серьёзной воспитательной работы инциденты сошли на нет. Да и мы взрослели.

13. Учёба. Деспот Симка Рахинский.

В учёбу мы втянулись и большинство с программой справлялись. Но у нас появился новый предмет. Мне сейчас и определить-то его сложно. Ведь школа была даже не средне-техническим учебным заведением. Это было что-то от сопромата, теоретической механики и деталей машин. Преподавал эту смесь Рахинский Изосим Петрович, в быту «Симка». Он сделал из предмета культ. Двойки сыпались направо и налево. Шпаргалить было невозможно. Ребята после отбоя баррикадировались в классе и занимались дополнительно. А ведь Володя Земсков каждый день докладывал, сколько поездов пройдёт мимо окон, сколько кружек чая остаётся выпить до начала урока. Стали искать ключики к Симке. Контрольную без шпаргалки многие бы не осилили. Сильные должны помогать слабым. Симку требовалось нейтрализовать. Способ нашли. Он был ярым шахматистом. У нас в группе тоже были ребята неплохие любители. Мы их рассредоточили так, что Симка в класс, с трудом продирался, от одного к другому. Сначала это было вроде случайно оказавшиеся доски, хотя шахматы ребята любили и Симка постоянно играл с ними.

Короче он крючок заглатывал, сеанс одновременной игры начинался. Для шахматистов контрольная не была сложной. И они с нею справлялись между ходами. Зато за нами Симке смотреть уже было некогда. Естественно мы использовали момент к общему благополучию. Приблизительно такая же схема работала и на экзаменах. Симка был одиноким лет под пятьдесят мужчиной. Каждое лето отдыхал на юге «с чемоданчиком денег и бритвой» - как он говорил. Вещами он себя не обременял. После экзамена на другой день он отбывал в отпуск. Внезапно кто-то предложил, а почему бы не сразу после экзамена! Симка ни капельки не возражал. Проблема была с желдорбилетом. И тут на сцену скромно выступал Валя Мурашов. Он брался решить эту проблему. Валя был любимцем Рахимского, который и раньше пользовался его услугами. Валя получал автоматом пятёрку и отбывал по назначению.

Честно заработать даже тройку для Вали было не реально. Он и так оказался у нас в группе как второгодник.

Экзамен превращался в действо формальное. Все настраивались на предстоящие проводы вечернего поезда. Билет Валя, разумеется, доставал. В летний период это было очень не простым делом. Но не для Мурашова. К нему я ещё вернусь.

В общем, Зосим Рахимский был деспотом. К числу любимых преподавателей он не относился. Уже упоминавшегося Борю Ковшикова довёл до того, что он не стеснялся признаться, что готов поцеловать за тройку Симкин зад.

14. Валя Мурашов и другие.

Это был упитанный, среднего роста и приятной наружности юноша. В науках не преуспел, но он к этому и не стремился. Был с авантюрными наклонностями и предприимчив. С одним из примеров мы уже знакомы. Родом он был из под Череповца и, в общем-то, безобидный, всячески старался выглядеть приблатнённым. Постоянно ошивался на городском рынке и если ребятам нужно было что-то продать, обращались к Вале. Называли цену и

Валя, не торгуясь, принимал её. Приносил деньги, явно не оставаясь в накладе. Часто Валя ходил по гражданке. Помню у кинотеатра «Родина» мы встретили его, ожидающим свою Морку (не путать с Муркой). Морозец был весьма знатный. На Вале был клеенчатый плащ. Широкополая шляпа и ослепительно белая рубаха с белыми манжетами и чёрный галстук. Морка запаздывала. Мы поразились мужеству Вали, так как знали, что под плащом не было даже майки, а была манишка с манжетами на резинках. Особого криминала за ним не числилось, но он считал, что должен посидеть в тюрьме.

Случай представился, когда они с Сашкой Собираевым где-то добыли ржавый револьвер. Сели ненадолго, но внесли некоторый вклад в строительства Печенгской автодороги. Ходили слухи, что Валя остепенился и в Череповце успешно трудится на комбинате. С морем не подружился.

15.Настоящий полковник

В пятидесятых годах начальником Организационно-строевого отдела училища был полковник береговой обороны Обертас. Статный, внушительный, с чёрной, без седины, с коротко стриженой бородой, фронтовик, с множеством наград. Ходили слухи, что он воевал ещё в гражданскую, у Ворошилова.

Строевик. Очень нравилось ему, когда чётко и зычно командовали «Смирно!» при его появлении. Были у нас такие мастера. У меня это тоже неплохо получалось. Но лучше всего, мне кажется, это делал старшина роты Володя Львов. Обертас часто ходил с пистолетом на поясе. Подозреваю, что это было какое-то именное оружие. Он любил появляться для проверки службы рано утром. Видно не спалось. Я как-то, будучи дневальным у входа, под утро задремал. Обертасу удалось бесшумно снять и унести часы над моей головой. Последствий это для меня не имело. Видимо старику это напомнило молодость, как будто часового вражеского снял незаметно. Да и меня он знал по зычной команде «Смирно!» при его появлении.
Обертаса, судя по фамилии и виду, можно было принять за прибалта, или обрусевшего остзейского немца. А звали его - Иван Лукич.

16.Ненастоящий полковник

В мореходке многие из нас не обошлись без прозвищ. Леву Когана окрестили «Увертюрой». Поначалу он один знал это слово. Валя Остроумов за подвижность прозвали «Гончим». Володя Земсков - «Хасик». Многие прозвища исчезли со временем.

Меня окрестили - «Саня нос». Я был худым и нос выделялся. Вскоре я отъелся и перестал соответствовать образу. Забылось и прозвище. Но были прозвища, приклеившиеся на всю жизнь.

Миша Удальцов, полненький белобрысый мальчишка из Вологодской глубинки, приехал поступать в мореходку в трофейном кителе. Кто-то из острословов нарек его «Полковником». Миша так «Полковником» и окончил мореходку. Дослужился до капитана, стал рослым и представительным. Но для нас так и остался «Полковником». Недавно встретил его после длительного перерыва. Пенсионер. Пошутили, что капитаном перестал быть, но «Полковником» остался.

17. Часы отдыха. КЛУБ тыла С.Ф.

Мы не могли слоняться по городу по своему желанию. Гуляли только будучи в увольнении. Любимым местом был проспект Сталина (от «Детского мира» до Пяти углов), а точнее от Егорова до Пяти углов. Это называлось «прошвырнуться по Сталинской». Иногда и сейчас встречаю старушек, порхавших в то время. Мурманские девчата всегда искали женихов среди мореходцев и многие связали с ними жизнь. Надёжные ребята.

Зимой многие ходили на каток стадиона «Строитель», всегда переполненный. Но больше всего пользовались популярностью вечера танцев.
В мореходной школе не было собственного зала, все общественные мероприятия проводились в арендуемом клубе ДОСФЛОТА, а ранее это был клуб тыла Северного флота. Мой двоюродный брат Николай, служивший на флоте в войну, вспоминал о нём. Это одноэтажное здание располагалось на ул. Милицейской (ныне Дзерджинского), напротив Октябрьского РОВД. Сейчас на этом месте находится здание радиошколы ДОСААФ.

По выходным там устраивали танцы, часто с самодеятельными концертами. У нас был хороший духовой оркестр, с почти не сменявшимся до выпуска составом. Большинство оркестрантов были с нашего курса. Танцы были только под оркестр. Радиол тогда ещё не было. Мы лихо вальсировали по наклонному полу к сцене и с меньшей скоростью в противоположном направлении. В отличие от нынешнего топтания на месте, танцы были весьма разнообразны. Вальс, танго, фокстрот, полька и другие бальные танцы. Популярен был и краковяк. Танцевать мы любили и умели. Многие занимались в кружках бальных танцев. Я в их числе. Желающих попасть на наши вечера было много, у подъезда всегда толпились девчата в надежде попасть в зал.

Художественная самодеятельность, предмет особый. Что за моряк, если не «бацает» чечётку, ритмический вальс или «яблочко». Но были записные мастера как Сашка Макаршин и Боря Амринов, замечательный парень из Алма-Аты. Он сразу запомнился мне, когда я увидел стоечку, которую он исполнял на втором ярусе нар. Было интересно наблюдать, кто выйдет победителем в танцевальном конкурсе. Виктор Охримчук, высокий, артистичный, очень хорошо пел. В то время особенно были популярны неаполитанские песни. Он занимался в студии при ДК им. Кирова. Наш любимый Мих Мих. с язвинкой называл его «молодым Карузо», шел тогда такой фильм. Вите было не до учёбы. Он уже был женат на Раисе, официантке столовой ДМО. Это были ребята старшекурсники. Охримчук был приглашен в какой-то Астраханский ансамбль и выступал с успехом. Концерт не обходился без выступления наших атлетов.

Лидировали здесь Коля Галимов, маленького роста дагестанец, но замечательно сложенный и Серёга Башин, сложенный также великолепно, но уже тогда с цыплячьим пушком на макушке. Незабываемые вечера.

18. Военизация Мореходной школы.

Летом 1952 года, когда подходили к концу теоретические занятия за второй курс. Правительством было принято решение Мореходные школы военизировать. Программы были дополнены курсом военной подготовки. Должности командиров рот заняли строевые офицеры, большей частью списанные из плавсостава по состоянию здоровья. Благодаря стараниям начальника школы Литвина, порядок в школе был на высоте, но с приходом военных он ужесточился и не скажу, что нам в тягость.

Командиром нашей роты был назначен Акишин Василий Петрович. Ему сейчас за восемьдесят, но мы и сейчас в постоянном контакте, как соседи домами и гаражами. У Петровича характер ещё тот, несгибаемый, неуступчивый. Это привело к тому, что в звании капитан-лейтенанта он был демобилизован. Мы остались сиротами и малость сожалели. Как-то уже привыкли к нему. Он общался с нами от подъёма до отбоя. Утро у нас начиналось с команды «подъём», громогласно объявляемой дежурным по роте. Эту команду в роте выполняли человек пяток отличников. Основная масса делала попытку размежить очи после команды «Смирно», подаваемой дневальным. На этаже появлялся командир роты. Он шел по коридору, проверяя каждый кубрик.

Самые ленивые с закрытыми глазами свешивали ноги с койки, когда Акишин ударом ботинка открывал дверь в кубрик.

Была усилена строевая подготовка. По воскресеньям мы совершали строевые прогулки по городу под оркестр. Горожане любовались нами. Затем воскресный обед и увольнение. Ещё деталь, через овраг у универмага «Мурманск» был большой деревянный мост. Мы удивляемся как он не развалился, когда, несмотря на команду «вольно» продолжали шагать в ногу. Вечерние проверки с общим построением во дворе, превратились в торжественный ритуал. Дежурный офицер был обязательно при кортике. Двор мореходной школы мы привели в порядок, а плац заасфальтировали своими силами. У штурманов комроты был каплей Мильман.

Очень колоритной фигурой был зам. начальника Школы по военно-морской подготовке кап. II ранга Кейстер. Представительный, в идеально подогнанной форме, бывший подводник. Был строг. Даже очень. «Это не моряк, а слякоть!» - выражал он крайнюю степень возмущения. Нарушения-то были.

Старшекурсникам было за двадцать. Многие выпивали, особенно после практики в море. Да и молодые кое-кто приобщались к лжетрадициям.
Следует вспомнить и Анатолия Ивановича Курёхина. Капитан-лейтенант, старпом-подводник, преподаватель по военно-морской подготовке. Холостяк, любивший и выпить и закусить. С курсантами держался просто. Его анекдоты помним до сих пор. Дослужился до капитана II ранга и, женившись, уехал в Москву. Не удивлюсь, если рано ушедший из жизни, но известный певец Сергей Курёхин, был его сыном.

После экзаменов и отпуска нам предстояло пройти длительную плавательную практику. И нам уже объявили, что проходить её будем на парусной бригантине «Г. Ратманов».

Читать следующую главу

О друзьях, о море, о себе