Мужчины, влюбленные в море - 6| Мужчины, влюбленные в море - 6 |
 |
 |
|
...День прошел в томительном ожидании отхода в рейс. Траулер отошел от причальной стенки и на середине залива стал на якорь. Матросы слонялись как неприкаянные по судну. Все дела были переделаны, ждали прибытия пограничников и таможенный наряд. Бывалые моряки нырнули в свои кубрики и завалились спать. Но разве тут уснешь, когда остались считанные часы до отхода? Так уж устроен мир: если тебя не провожает в дальнее плавание женщина, то на душе у тебя будет тоскливо, сколько ни будет вокруг друзей. ...А городу нет дела до того, что какой-то СРТ собрался выбрать якорь и начать следовать по заливу на выход в море. Каждый день в Мурманске приходят и уходят десятки судов. Встречи и расставания, радость и печаль. Вот и все. От борта, приняв наряды таможенников и пограничников, ходко отошел катер. Еще долго глядел вслед гакобортному огню катера Иван, пока окончательно не продрог. Новичок был морально сломлен, и теперь боцман из него будет веревки вить и узлы вязать. Это было ясно молодому моряку, глядя на складывающиеся взаимоотношения между новичком и матерым боцманом. Тяжело прививался матросский труд впервые зачисленному в штат моряку. Вся его жизнь до поступления в рыбацкую "контору" была сопряжена не с непосильным трудом, а приятным для своего удовольствия времяпрепровождением. Несколько лет он работал экспедитором по доставке дефицитных товаров со складов в магазины. Привык, чтобы перед ним заискивали, старались угодить, чтобы приобрести по знакомству дефицитную вещь. Так что на первых порах не складывались у него взаимоотношения с судовым "драконом", с которым он раньше и разговаривать не стал бы, не то что общаться и выслушивать от него нудные нотации. Глядя на закидоны молодого моряка, остальные матросы диву давались. Родители у матроса учителя. Вроде бы должны знать, как надо воспитывать. А их единственный сын рвачом вырос. Ничего святого за душой у него нет. Новичок так и норовит кого-либо объегорить. Наступила ночь. На палубе помимо Петра собралось несколько моряков. Лиц нельзя было разглядеть. Лишь по тлевшим в кромешной темноте сигаретам можно было определить, что он не одинок в этой кромешной тьме. Моряки, прощаясь с землей на долгие месяцы, глядели на берег, который с каждым оборотом винта судна заметно удалялся за корму. Через открытые иллюминаторы на палубу доносилась музыка, транслируемая по радио и сквозь нее можно было с трудом разобрать шорох убегающей волны. На левом крыле ходового мостика, в красном отсвете бортового фонаря притулилось у переборки несколько моряков. Лиц курящих было не разглядеть, лишь мерцали тусклым светом огоньки сигарет. На целых полгода обрывалась физическая связь с берегом. Начиналась рыбацкая жизнь. Ближе к рассвету вышли в открытое море. Траулер упорно вспарывал форштевнем волну, упорно шел на запад, и в душе каждого покинувшего порт рождалось ожидание чего-то неизведанного. Прошлое осталось за бортом, отделенное сотнями миль от родного порта. Вода качала и навевала грустные размышления. Боцман умел ужиться с матросами без большой ругани. Сегодня он посмотрел на мат, сплетенный руками матроса Николая Кравчука, поднял брови кверху и изобразил на своем лице гримасу-смесь сожаления с удивлением. - В вашем возрасте я успел совершить два кругосветных плавания и смог не только "сварганить" коврик с узорами, но и выполнял все работы, положенные боцману. Боцман был круглолицый, живой тридцатилетний человек. Особым трудолюбием он не отличался, но и лентяем его назвать было бы несправедливо. Василий Васильевич страстно любил, что в праздничных приказах, где обычно объявляли благодарности, непременно значилась его фамилия... На мостике нес вахту третий помощник капитана, худенький, похожий на подростка и какой-то домашний. На нем был одет рыбацкий свитер на пару размеров больше, чем требуется. Своей молодостью и малоопытностью он не внушал доверия рыбакам. Но при виде зашедших в рубку матросов штурман преобразился. В голосе появилась командирская требовательность, совершенно не нужная в этой обстановке. Молодые матросы буквально впились глазами в отвесные скалы, нависшие над водой. Вчерашних солдат поразило, что капитан зашел в ходовую рубку в растоптанных шлепанцах. Как посторонний человек, он прижался к стеклу лбом и молча уставился на гривастые волны. День угасал. За край горизонта ушло на покой солнце, вскоре вечерние сумерки сменились чернильной ночью. Весь небосвод высветился бесчисленным количеством звезд. Судно продолжало следовать на промысел. К полуночи стало сильнее покачивать. Все заметнее стали ударять волны в скулу судна, все резче подбрасывая его на волне. По судну глухим перезвоном стукает и брякает, что плохо принайтовано. Периодически на палубу стали тяжело плюхаться перемахнувшие через фальшборт, гривастые волны. Петр несколько раз пытался встать с койки и собраться на вахту, и всякий раз его швыряло к переборке и обратно. Матросу потребовалось немало усилий, чтобы одеться и добраться до рулевой рубки. В рубке темно, лишь чуть заметно горит огонек, подсвечивающий картушку компаса. По-прежнему на своем излюбленном месте у окна стоял штурман в своем неизменном свитере. По палубе с шипением разливается вода, разбиваясь о лебедку и среднюю надстройку. В напряженных рыбацких буднях росло мастерство, приобретался необходимый опыт. С первых же дней работы на промысле хорошо ловилась рыба. Матросы буквально валились с ног от усталости. Однажды, находясь около суток на палубе, матрос Иван Подберезин на миг потерял сознание, и если бы его не поддержал оказавшийся рядом рыбмастер, наверняка упал. Все это видел капитан. Он оставил рубку, направился к себе в каюту и вскоре появился на палубе со стаканом в руках, который протянул матросу. Выпив единым духом, матрос понял, что в стакане была водка. Он испытал чувство неловкости от своей мимолетней слабости. Впрочем, никто из экипажа никогда об этом эпизоде не напоминал. Лишь капитан через несколько дней вскользь обронил, что на будущую промысловую работу придется планировать так, чтобы оставлять моряку хоть минимальное время для отдыха. Все работающие на промысле под началом капитана Юрия Алексеевича Осташкова единодушно отмечали, что непосредственно на промысле в условиях открытого океана заметно проявились самые сильные стороны его незаурядной личности. Неукоснительная, порой жесткая требовательность и самоорганизованность сочетались у Юрия Алексеевича всегда с ровным, лишенным какой-либо нервозности отношением к морякам. Он никогда не заигрывал с подчиненными, не кокетничал своим демократизмом, без особой нужды не сокращал дистанцию в служебном положении. Но, может быть, именно поэтому она, эта дистанция между капитаном и рядовыми матросами, определялась не столько субординацией, сколько большим личным авторитетом Осташкова, безграничным уважением со стороны всего экипажа. Работая продолжительное время в должности руководителя флотилии, Юрий Алексеевич настойчиво добивался, чтобы управление на промысле флотилией было оперативным, четким и гибким, чтобы информация о нахождении скопления рыбы доводилась до экипажей в кратчайшие сроки и чтобы в случае необходимости вся флотилия была бы перемещена в районы скопления рыбы. Руководство флотом в целом высоко ценило трудовую деятельность флагмана Осташкова. Однако, это ни в коей мере не означало, что флагман был застрахован от всяких коллизий, иногда достигающих весьма большой остроты. О некоторых из них представляется полезным рассказать, ибо поведение Осташкова в этих случаях оказалось на должной высоте. Случилось, что на промысле оказалось очень мало дизельного топлива, что грозило прекращением на какое-то время промысловых работ. И тогда сказалось умение флагмана находить правильное решение. Юрий Алексеевич распорядился поделиться своими судовыми запасами некоторым промысловым судам. Следует оговориться, что сложившаяся обстановка происходила в условиях штилевой погоды. Прервав на несколько часов промысел, траулеры были ошвартованы друг к другу, началась передача дизельного топлива. Флот продолжил промысловую работу, а буквально через неделю на промысел пришел танкер и все суда были полностью обеспечены дизтопливом. Промысел продолжился. ...После возвращения из рейса капитана Владимира Михайловича Кравченко вызвали к начальнику флота. Носницин был непроницаемо спокоен, хотя на его лице и в глазах проглядывала хмурая озабоченность. Выслушав краткую информацию о промысловой обстановке в Баренцевом море, где проходил рейс Кравченко, он сказал: - К сожалению, мы плохо ориентированы о положении дел у африканского побережья. Нам необходимы точные, проверенные данные о рыбопромысловой обстановке. У вас есть богатый опыт. Предлагаю отправиться в рейс. Состав экипажа подберите на свой выбор, вылет на Канарские острова через пару недель. Так была решена судьба капитана Владимира Михайловича и он попал в африканский рейс. Находясь на пенсии, я встречался с бывшим своим капитаном, который к этому времени стал начальником Карельского промыслового флота, и мне довелось долгими часами беседовать с бывшим своим соплавателем о виденном и пережитом. Я благодарен судьбе, что она в свое время свела меня с этим замечательным рыбаком, чьи суждения об истории флота и о его будущем были весьма интересны и поучительны, а примеры обостренной честности во всем, особой личной скромности, жизненной мудрости, доброжелательного внимания к людям, требовательности к себе - незабываемы. ...Как и многие, щедро одаренные природой люди, Павел Тимофеевич Котелевский, участник войны и ветеран труда, показал себя, что он талантлив разносторонне. Единственный из ветеранов нашего флота. Во время Отечественной войны, находясь на военной службе, был кочегаром на легендарном ледоколе "Ермак", экипаж которого в то время состоял из военных моряков. Его богатая событиями биография может служить для начинающих свой жизненный путь примером для подражания. В подкрепление сказанного считаю необходимым привести ряд примеров из пройденного им жизненного пути. Начну с того, что Павел попал в Военно-Морской Флот, прежде всего, из-за своих физических данных: высокого роста, плечист, накаченные бицепсы, достаточно для того времени образован, а главное - неистребимое желание испытать себя морем, там, где было тяжелее всего. Начинал с рядового кочегара, а со временем стал инженером-механиком, опытным организатором, руководителем механико-судовой службы нашего флота. По авторитетному мнению его сослуживцев можно утверждать, что Павел Тимофеевич к вышеперечисленным достоинствам еще обладает острым аналитическим умом, склонностью к глубокому осмыслению не только событий и фактов, но и мотивов поведения, поступков подчиненных ему механиков и вообще человеческой психологии. Беседуя со мной о пережитом, Павел Тимофеевич неоднократно подчеркивал чисто психологические трудности в жизни рыбаков. Подчас промысловая работа, особенно в осенне-зимний период, требовала, да и в настоящее время обязывает моряков всех рангов быть не только профессионалами, мастерами своего дела, но и людьми большого личного мужества. Не без улыбки Павел Тимофеевич вспоминает пережитое: однажды на борт отходящего в рейс судна прибыл начальник снабжения и начал дотошно выяснять причину списания большой партии ветоши и бязевых перчаток. В частности, он потребовал от старшего механика письменного объяснения, почему было выдано значительно больше перчаток, чем положено по норме? Главный снабженец поставил под сомнение факт перерасхода ветоши. Нетрудно представить, как на все эти домогательства снабженца реагировали судовые механики, измотанные до предела предрейсовыми заботами. Поэтому на нелепые требования снабженца реагировали бурно, и в конце концов обратились за помощью к начальнику отдела Котелевскому. Право на легенду Владимир Бабуро
Set as favorite
Bookmark
Email This
Hits: 1645 |
