В начале семидесятых бывшего директора первой обогатительной фабрики Михаила Васильевича Кочеткова часто приглашали на торжественные мероприятия.

Просили рассказать о жизни, о встречах с Лениным и Кировым, о том, как начинали строить в тридцатые годы Хибиногорск.

Ему было о чем рассказать. Только о нескольких годах, практически, вычеркнутых из его жизни, он старался не вспоминать.

Начальнику МГБ Мурманской области

С 20.VI.49 г. на 21.VI.49 г. я пришел к товарищу Кочеткову, к тому времени подошел к нам бухгалтер артели «Металлист». Мы договорились все вместе выпить. Достали 1,5 литра водки и 400 граммов колбасы.

Тов. Кочетков начал разговаривать по делам. Он сказал мне, что советское оборудование ни к черту не годно, и мы не сможем выполнить плана на советском оборудовании. А американское оборудование самое хорошее в мире.

Разговор пошел об американских играх. Кочетков говорит, что американские игры лучшие в мире и побеждают всех.

Бухгалтер спросил, какой же уровень культуры Америки. Он сказал, что культура в Америке на 200% лучше, чем в СССР. Можно доказать: при оккупации Германии, Германия отдала все золото Америке.

Затем 21.VI.49 г. в конторе артели «Металлист» был разговор и. Кочетков сказал, что атомная бомба выпущена в 1935 г. английским ученым, фамилию я не запомнил.

За вышеизложенное отвечаю личной подписью.
21.VI.49 г.

Председателя мурманской артели «Металлист» Михаила Васильевича Кочеткова арестовали 27 июня 1949 года. Все было сделано как положено: арест под утро, обыск, понятые, протоколы.

Ночь в камере, а к полудню на первый допрос. Кочеткову все это уже было знакомо. Двенадцать лет назад было примерно также. Только, за столом напротив сидел не подполковник МГБ, а сержант НКВД. Звания тогда у них были малые, неприметные, а «шпалы» в петлицах полковничьи. Два слова без мата связать не могли, но чуяли себя генералами.

Подполковник был строг и сух. Пуговицы френча застегнуты до самого верха, отчего стоячий воротник жестко упирался в выбритую до синевы шею. Подполковник был педант. На столе не было ничего лишнего. Ручка, чернильница и линованные листы протокола.

Допрос начался с биографических вопросов.

«Ну что ж, слушай. Тебе о такой биографии можно только мечтать. Имей ты ее, сидел бы не в заштатном Мурманске, а в Москве на Лубянке. - усмехнувшись, подумал Михаил Васильевич. - Имел бы ты кабинет в сукне и бархате, огромный, как футбольное поле. А впрочем, может быть, и не имел бы ничего. Скорее всего, было бы у тебя только два квадратных метра на казенном колымском кладбище».

Я родился 18 сентября (по старому стилю) 1893 года в селе Куземкино Шостенской волости, Касимовского уезда, Рязанской губернии. Отец, безлошадный крестьянин, в 1894 году уехал в Петербург на заработки. Работал ломовым извозчиком, грузчиком и дворником на даче барона Мейндорфа и академика Бехтерева на Каменном острове. Жили бедно, тяжело. Учиться начал в 1904 году. Закончил четырехклассное городское училище. Работал с десяти лет, помогая отцу.

В 1909 году он определил меня учеником на почтамт. Потом я поступил на постройку дворца эмира Бухарского в качестве плотника и носчика кирпича. Позже работал в 54-ом отделении на приемке посылок. В октябре 1914 года был мобилизован в ряды русской армии.
В армии я служил рядовым солдатом, сначала в 176 запасном полку. На фронте воевал в 91 -ом Двинском полку. Через три недели ранили в голову. Полгода в Семеновском военном госпитале в Петрограде. В команде выздоравливающих окончил краткосрочные курсы ротных фельдшеров.

До 1917 года служил ротным фельдшером в 176-ом полку. Полк находился в Красном Селе. Сразу же после Февральской революции меня избрали в полковой комитет. Там я был сначала секретарем, а потом председателем.

В феврале 1918 года, когда немцы наступали под Нарвой, из числа добровольцев в полку был сформирован партизанский отряд. Меня назначили командиром.

К тому времени я уже был большевиком. 4 марта 1917 года товарищ Осип Левинсон записал меня в межрайонную организацию объединенных социал-демократов интернационалистов. На VI съезде РКПб в августе 1917 года автоматически стал членом партии большевиков.

В апреле 1918 года на базе отряда сформировали 10-й номерной батальон РККА. Я был комиссаром этого батальона и одновременно комиссаром города Красное Село.

В мае 1919 года пошел добровольцем на фронт. Сначала рядовым, а потом меня назначили комиссаром батальона. В июле месяце 1919 года вместе с командиром батальона попали в плен к белым у деревни Бегунцы. Нас повели в штаб бригады полковника Пер-микина. Мы закололи конвоира и бежали к своим.

В сентябре 1919 года меня ранили в руку. В начале октября пришел в Губком и был назначен в штаб Петроградского укрепленного района. С ноября 1919 по декабрь 1920 года служил комиссаром третьего стрелкового полка, комендантом штаба Петроградского укрепрайона, комендантом Петропавловской крепости, секретарем центральной комиссии по контролю над выполнением условий перемирия между РСФСР и Финляндией.

Потом был назначен председателем губернского революционного трибунала. Эту должность занимал полгода. После чего в конце 1921 года или в начале 1922 был переведен в Петроградский губернский карательный отдел.

После этого я заболел нервным расстройством в тяжелой форме и до апреля 1922 года не работал. В апреле по совету академика Бехтерева я поступил на работу в Колчановскую детскую колонию дворником, где проработал около полутора лет.

Михаил Васильевич гордился своим революционным прошлым и до старости считал этот период самым счастливым. В первый раз жизнь дала трещину, когда он в двадцать втором году написал заявление о выходе из партии.

Не однажды ему придется отвечать перед властью за этот шаг. Как только ответственные товарищи доходили до этого события в биографии красного комиссара Кочеткова, так делали собачью стойку, готовые сорваться по команде хозяина и грызть намертво.
Вы вышли из партии по причине несогласия с линией партии?

Нет, я просто был очень болен.

Лишь один раз на этот вопрос он ответил утвердительно. В 1937 году. На допросе в Кировском отделе ГПУ.

Тогда его арестовали по делу о вредительстве и принадлежности к контрреволюционной вредительской группе. По замыслу людей, создававших это «дело», во главе организации контрреволюционеров и вредителей стоял управляющий трестом «Апатит» Гебер. В нее входили 19 руководителей треста. Михаил Кочетков к моменту ареста занимал должность начальника железнодорожной ветки, а до этого четыре года с небольшим перерывом директорствовал на обогатительной фабрике.

Пытаясь доказать факты вредительской деятельности специалистов «Апатита», следователи подготовили сорок томов документов. Даже при беглом просмотре видно, что это «липа». Несмотря на все старания, следователям не удалось собрать даже мало-мальски авторитетной комиссии экспертов. Жалкую писульку, обвиняющую во вредительстве крупнейших специалистов своего дела, подписали никому не известные рядовые инженеры.

Полтора года шло следствие. И, в конце концов, оно попросту развалилось. Трибунал Северного флота, который рассматривал его, вынужден был признать, что в деятельности Кочеткова и других «не было ни злоупотребления, ни вредительства».
В 1939 году Михаила Васильевича выпустили на волю. Правда, в партии не восстановили. Не помогла даже личная встреча со Ждановым.

Ближайший соратник Сталина посоветовал Кочеткову «не поднимать этого вопроса».

А в двадцатых порядки в партии были помягче. Михаилу Васильевичу простили его необдуманный поступок и в двадцать пятом приняли кандидатом в члены ВКПб. В двадцать седьмом плотник Кочетков стал полноправным партийцем.

А в августе 1930 года «добровольно мобилизовался на работу в Хибины в трест «Апатит». Здесь он сначала работал управляющим делами треста, потом инспектором рабоче-крестьянской инспекции, а в июле тридцать второго его назначают директором одной из самых современных обогатительных фабрик мира.

Сегодня уже не осталось людей, которые были знакомы с Кочетковым - «красным директором». Но если судить по сохранившимся архивным документам, человеком он был не ординарным. Может быть, это было в порядке вещей для своего времени - директор передового предприятия с четырьмя классами образования. Директор, который на карте путал Китай с Америкой. Но он же учил и заставлял грамотно обслуживать самые современные машины бывших крестьян. Люди, руководимые им, выпускали апатитовый концентрат, соответствовавший самым жестким международным нормам.

Но какой бы способный руководитель не был Михаил Васильевич, после отсидки в тридцать девятом в трест «Апатит» его на работу не взяли. Поставили начальником райстройконторы.

Когда началась война, ему было сорок восемь. Возраст призывной. Но из-за давнего ранения в голову на фронт его не взяли. До сорок четвертого латал дыры в домах после фашистских бомбардировок Кировска и восстанавливал комбинат, а потом его перевели председателем артели «Заполярный труд». За войну получил Михаил Васильевич две медали: «За оборону Советского Заполярья» и «За доблестный труд».

Новый 1948 год он встретил в Мурманске. Его назначили председателем правления артели «Металлист». Работы было невпроворот. Предыдущие начальники загнали артель в финансовый тупик. Через год наметился просвет в делах. И тут арест.

Приговор

19 сентября 1949 г.

Судебная коллегия приговорила:

Кочеткова Михаила Васильевича по ст. 58-10 ч. 1 УК РСФСР к 10 годам лишения свободы с поражением прав сроком на три года.

На свободу Михаил Васильевич вышел 8 марта 1955 года. Верховный суд снизил ему меру наказания до 5 лет.

До выхода на пенсию в 1958 году «красный директор» Михаил Кочетков работал в лесопильном цехе комбината «Апатит». Умер он 30 сентября 1977 года. Похоронен на Кировском городском кладбище. Реабилитирован 28 мая 1992 года.

Сергей Тарараксин

"СУДЕБ СГОРЕВШИХ ОЧЕРТАНЬЕ"