Всё это произошло потом, в конце 80-х - начале 90-х годов. А сейчас, сделав отступление, связанное с организацией ПИНРО, вернёмся в трудные 30-е годы. Ведь именно результаты исследований учёных ПИНРО в тот период позволили И. В. Сталину подписать постановление о создании управления «Мурмансельдь».

Удачный опыт лова сельди дрифтерными сетями Северной сельдяной экспедиции (Шишов, 1934) мог позволить перейти от пассивных форм добычи сельди в губах и заливах к дрифтерному лову в открытом море. С. В. Аверинцев (1933) считал, что нужно развивать активный сельдяной лов на западе Баренцева моря, добывать сельдь вокруг Исландии. Дрифтерные и кошельковые суда должны сопровождаться судном-маткой, которое принимает рыбу и снабжает промысловые суда необходимыми запасами. Эти идеи были претворены в жизнь через 17 лет.

С.В. Аверинцев возглавлял Северную сельдяную экспедицию в 1933 и 1934 годах. В 1935 году, несмотря на благоприятные условия для промысла сельди в открытых районах моря, облов её там не производился, а в губы, где рыбу ждала промышленность, заходов не было.
Начался 1936 год. Несмотря на постановление Окружкома, поисковая работа добывающими организациями была ослаблена. Сельдь по-прежнему ждали в губах, но она туда не заходила, хотя и составлялись такие прогнозы. Основной причиной ошибок было недостаточное знание биологии и закономерностей миграции рыбы в прибрежную зону (Сомов, 1934). Ещё были неизвестны места нерестилищ сельди, закономерности её сезонного распределения, причины подходов к побережью и заходов в губы и заливы.

Это могли быть: численность поколений, возраст, физиологическое состояние рыбы, её накормленность, жирность, возможно, и гидрологические факторы - температура воды в море и губах, направление ветра и прочее (Глебов, 1935). Все эти вопросы предстояло изучить, ведя промысловый лов и исследовательскую работу по изучению биологии сельди одновременно.

Исследования распределения сельди в открытой части Баренцева моря были начаты В. И. Тихоновым в 1936 году на РТ-69. Эти работы были продолжены в 1937 и 1938 годах на судах «Кит», «Сом», «Ф. Дзержинский», «Севгосрыбтрест» (Тихонов, 1939). Первые результаты исследований показали, что к берегам Мурманского побережья подходит лишь незначительная часть рыбы, распределяющейся в южной части моря. В эти же годы были прослежены пути миграции «жирной» сельди от берегов Мурманского побережья в западные районы Баренцева моря, что помогло составить схему мигрирующей молоди сельди Баренцева моря и получить данные о местах зимовки рыбы.

До 1938 года дрифтерный лов сельди осуществлялся с малых судов-касаток. После приказа А. И. Микояна на лов сельди были направлены более мощные суда - комбайны и траулеры, что сразу же отразилось на вылове. В общей сложности в открытых районах моря было выловлено 6,5 тысячи тонн сельди.

Дальнейшие исследования показали, что баренцевоморская сельдь - это неполовозрелая норвежская сельдь, которая в стадии личинки пассивно дрейфует с нерестилищ, заносится в Баренцево море, живёт в нём 4-6 лет и, с началом развития половых желёз, мигрирует в Норвежское море, пополняя взрослое стадо (Рыженко, 1938, 1939; Расе, 1939; Монтейфель, Марти, 1939; Марти, 1941). Баренцево море, таким образом, для молоди норвежской сельди является выростным водоёмом.

Местом нереста сельди является, главным образом, район Лофотен-Вестероллен. Исследования структуры нерестового стада были подтверждены Селиверстовой только в 1969, 1973, 1978 годах, что обосновало нахождение района нереста.

Больших успехов добился коллектив ПИНРО в обеспечении эффективного промысла сельди дрифтерными сетями, изучая распределение косяков, вертикальных миграций, положение фронтальной зоны, цветение фитопланктона и многое другое. Особенно ценными были исследования по влиянию полярного дня на вертикальное распределение сельди. Была доказана возможность эффективного дрифтерного промысла в период полярного лета. Так, в светлый период 1938 года дрифтерными сетями было выловлено 1,5 тысячи тонн сельди.

По инициативе и с участием ПИНРО с конца 1938 года начала функционировать авиаразведка для обнаружения косяков сельди, в которой были задействованы два самолёта. В этом же году, впервые в СССР, ПИНРО начал проводить работы по применению гидроакустической техники для разведки рыбы. Эти работы выполнялись О. Н. Киселёвым и И. Г. Юдановым. В мае-июне 1939 года эхолотом на э/с «Персей» было обнаружено более 150 косяков сельди на глубинах от 7 до 50 метров.

В апреле 1939 года были, наконец, найдены нерестилища сельди в районе Лофотенских островов, были пойманы личинки сельди, дрейфовавшие в струях Норвежского и, частично, Шпицбергенского течений. Это открытие поставило многие, дотоле дискуссионные, вопросы на реальную основу. В итоге была открыта стройная схема дрейфа личинок, найдены места оседания молоди на дно, определены районы постепенного продвижения рыбы, по мере роста, к западу.

Теперь было необходимо найти места, где обитает и скапливается сельдь старших возрастных групп, и выявить возможности организации её промышленного лова. Для этой цели 17 июня 1939 года экспедиционное судно ПИНРО «Николай Книпович» (типа деревянного зверобойного бота) вышло в море. Начальником рейса был Ю. Ю. Марти, а капитаном судна - П. А. Полисадов.

Судно направилось в сторону острова Медвежьего. В результате этой экспедиции была обнаружена сельдь старших возрастов, питающаяся красным калянусом. Эта сельдь была названа «полярным заломом». Вслед за НИС «Н. Книпович» был отправлен поисковый комбайн «Авангард». Руководителем рейса был С. Захаров, а капитаном - С. Е. Едемский. «Авангард» через 18 дней возвратился в Мурманск с 25-тонным грузом полярного залома.

Эта экспедиция стала вершиной успеха коллектива ПИНРО в исследованиях сельди в предвоенные годы. Предваряла этот успех большая и напряжённая работа сотрудников института по следующим направлениям:

- изучение биологии мурманской сельди (Мурашенцева, 1938; Соловьёва, 1938; Юданова, 1939);

- исследования распространения и миграций в связи с гидрологическими условиями и экологическими факторами (Алеев, 1938; Пчёлкина, Тихонов, 1939);

- исследования жизненного цикла, нереста, размножения (Есипов, Мантейфель, Марти, Расе, 1939);

- изучение питания сельди, установление закономерностей в развитии планктона.

Эти пионерские исследования ПИНРО в предвоенные годы подготовили прочную научную основу для выхода промыслового флота в открытый океан, как только северные рыбаки получили необходимую технику для такого промысла. Организующую роль сыграло постановление правительства, о котором сказано выше.

В предвоенный 1940 год рыбное хозяйство страны добыло 1,3 млн тонн рыбы и морепродуктов, из них почти 60% - во внутренних водоёмах, при этом 90% рыбопродукции выпускалось в солёном и вяленом виде. В составе промыслового флота из 6000 единиц самоходных судов только около 100 единиц имели главный двигатель мощностью 300 л. с. Вылов флота составлял около 30% общей добычи.

За все годы войны вылов рыбы составлял 81% уровня 1940 года. Это был подвиг рыбаков страны и их вклад в победу над врагом. При этом нужно учитывать, что рыбаки Северного и Азово-Черноморского бассейнов не только ловили рыбу, но и участвовали в боевых действиях.

Сразу же после окончания войны работники рыбной отрасли, руководимые министром Ишковым Александром Акимовичем, взялись за труднейшее дело - создание качественно нового рыбного хозяйства на основе современных принципов организации производства. Это начинание в первую очередь было направлено на освоение ресурсов Мирового океана, для чего требовался новый совершенный промысловый флот. И всё это предполагалось в разорённой войной стране, где сельское хозяйство в европейской её части было разрушено, и народ жил впроголодь. Однако рыбаки уже в 1947 году вышли на довоенный уровень по вылову рыбы, а наши научно-поисковые экспедиции вышли в западную часть Атлантики. Начинался новый этап рыболовства.

В этих условиях министр А. А. Ишков выдвинул программу быстрого наращивания добычи рыбы и морепродуктов за счёт океанического рыболовства и убедил правительство страны в целесообразности капитальных вложений на эти цели. Как, наверное, известно читателю, в этот период начинались организационные работы по освоению целины, чтобы решить хлебную проблему страны. Это мероприятие сопровождалось активной пропагандистской кампанией, слагались песни про целину: «Едут новосёлы по земле целинной...» А в это время, без лишнего шума и торжеств, начиналось освоение промысловым флотом другой целины - сырьевых ресурсов Мирового океана. Эта огромная, порой жертвенная эпопея в своё время не была оценена нашим государством по достоинству. Достигнув апогея
в конце 80-х годов, когда оперативная зона деятельности советского промыслового флота простиралась на весь Мировой океан, столкнулась с «демократическими» веяниями и канула в Лету. Теперь только поседевшие и постаревшие ветераны вспоминают о недавних своих плаваниях.

Так на что опиралась уверенность министра при докладе правительству? Здесь ответ может быть однозначным: на результаты комплексных исследований, выполненных рыбацкой биологической наукой, и, прежде всего, ПИНРО, в предвоенные и первые послевоенные годы.

В 1948 году в Германии по репарации началось массовое строительство среднетоннажных траулеров для СССР (логгеры) с отличными мореходными качествами для своих параметров, которые уверенно переносили свирепые зимние штормы Северной Атлантики. В качестве силовой установки использовался очень выносливый двигатель «Букау-Вольф» мощностью 300 л. с. Вот на этих судах молодой добывающий флот управления «Мурмансельдь» отправился в своё первое океаническое плавание в 1950 году.

Тактико-технические данные среднего рыболовного траулера (СРТ): длина - 39,4 метра; ширина - 7,3 метра; водоизмещение -429 тонн; грузоподъёмность - 70 тонн; мощность главного двигателя - 300 л. с; запас топлива - 35 тонн; воды - 28,5 тонны; скорость - 9,5 узла; экипаж - 25 человек; автономность -35 суток. Фактически плавали и по полгода, пополняясь снабжением с плавбаз.

Однако экипажам на таких судах было тяжело выдерживать полугодовые рейсы. Вдумайтесь, как можно прожить полгода на скорлупке длиной всего 39 метров, подвергающейся изо Дня в день постоянной качке. Качка может быть резче или спокойнее, стремительной или как бы ленивой, но не прекращается ни на минуту, пока судно не придёт в порт или не укроется в какой-нибудь бухте, например в Фугле-фьорде Фарерских островов. Добавьте сюда постоянный шум от работающих двигателей, запахи сгоревшего дизельного топлива и масла, запахи пригоревшей пищи, выплёскивающейся на раскалённую плиту, грохот над головой тяжёлых полуболотных сапог и, наконец, непрекращающийся шум морской воды. И всё это - в весьма стеснённых жилищных условиях.

Рядовой состав живёт в шестиместных и четырёхместных каютах-закутках, часть матросов - в помещениях под полубаком, которые обогреваются камельком, работающим на угле. Но это всё увертюра. Главное действо происходит на постоянно ускользающей из-под ног, открытой всем волнам и ветрам палубе, где команда в первые годы промысла сельди в океане вручную выбирала километровые сетные порядки и вручную же вытрясала улов, потом солила, убирала в бочки и опускала их в трюм. Поэтому совершенно не случайно была большая текучесть кадров на флоте.

В подтверждение вышесказанного привожу отрывок воспоминаний капитана Журавлёва Владимира Павловича, ныне живущего в Мурманске. «... Прежде всего, я должен предупредить, что события, о которых мы говорим, произошли 55 лет назад, и, естественно, что-то подзабылось. И второе, самое главное - я смогу смотреть на прошедшие события с позиции матроса, именно матроса, кем я был тогда.

Может быть, всё было бы написано по-другому, будь я судоводителем или хотя бы опытным рядовым моряком со стажем. У меня же это была вторая практика. 1950 год. Я окончил второй курс судоводительского отделения Мурманского мореходного училища, получил паспорт моряка (по тем временам большая редкость) и был направлен в «Госрыбтрест», где комплектовалась вторая сельдяная экспедиция в районы Исландии. Поскольку экипажи были визированы, то были трудности с комплектацией. Поэтому в составе нашего экипажа СРТ-131 «Муссон» мурманчан было меньше половины. Это были капитан, старпом, радист-акустик, дрифмейстер, боцман и три матроса. Остальные члены экипажа прибыли из Астрахани и Ахтарска, причем, как выяснилось, большинство командированных никогда не были в море.

Командовал судном Кузнецов Сергей Владимирович, руководителем экспедиции был назначен Гунин Яков Алексеевич. В первых числах июня, группой в составе пяти СРТ, вышли из Кольского залива и взяли курс к восточному побережью Исландии. Флагманом был СРТ-131 «Муссон», остальные СРТ - «Кратер», «Амгунь», «Кораблестроитель», «Гроза» - шли в кильватере, а позже строй распался, но суда постоянно находились в зоне видимости. На выходе из Кольского залива наши члены экипажа, прибывшие с «югов», поголовно укачались (погода была свежей) и практически до прихода на промысел в судовых работах участия не принимали. К сожалению, повар и юнга оказались вообще не пригодными к работе в море и впоследствии были отправлены на берег. Я был вызван к Гунину Я. А. и после продолжительной беседы оказался на камбузе до первого подхода к плавбазе, откуда нам прислали повара и юнгу.

Команда состояла из 27 человек. Душой коллектива и всей экспедиции был Яков Алексеевич Гунин. Опытнейший моряк, прекрасный человек и воспитатель. Он много сделал в эту труднейшую экспедицию, а впоследствии для сельдяного флота. Для меня, курсанта-практиканта, работа на камбузе была обременительна и неинтересна, но кому-то нужно было работать и там. Тем более что Яков Алексеевич старался по возможности вызывать меня на мостик и знакомить с обстановкой. Продукты были превосходные и в достаточном количестве, но громадная проблема была с водой. На протяжении всех четырёх месяцев мы испытывали нехватку воды. Достаточно сказать, что утром перед завтраком боцман выдавал по кружке воды почистить зубы и умыться. За все время плавания команда имела четыре бани.

На промысле находилась одна маломощная плавбаза «Онега», и только где-то в августе подошел «Тамбов», который задержался
с приходом, т. к. на переходе с Чёрного моря у него случилось возгорание в трюме, и он заходил в Лиссабон тушить пожар.

Приходила на промысел парусная шхуна «Юпитер», но во время жестокого шторма была выброшена на берег и затонула.
На промысле ощущалась острая нехватка плавбаз, приходилось с полными трюмами лежать в дрейфе, ожидая очереди на выгрузку и получение снабжения.

Интересный факт - кранцевая защита состояла только из связок автомобильных покрышек, а «Тамбов» пришёл с «кранцами», изготовленными из связанных пуков лозняка. Его «кранцы» разваливались после первой швартовки. С уходом в порт «Онега» передала «Тамбову» свой комплект.

При каждой очередной сдаче груза командам СРТ с плавбазы выдавали спирт или водку.

Промысел был удачным - отдельные дрейфы приносили нам 130-160 бочек сельди. Механизации выборки порядка не было никакой, все делалось вручную, поэтому команды судов работали с большим напряжением. Особенно тяжело было на первых порах, когда у команды не было никакого опыта. Командный состав не уходил с палубы.

Промышляли на видимости восточного побережья Исландии, в основном у мыса Ланганес. Обработка судов плавбазами проводилась в открытом море. В конце августа подошло ещё несколько СРТ - может быть, пять-шесть, а в сентябре подошла плавбаза «Тунгус». Таким образом, экспедиция набрала силу. Результаты работы нашего судна были хорошими. Более месяца с нами находился Яков Алексеевич.

Более того, «Муссон» имел современное по тем временам навигационное оборудование и поисковые приборы (акустика). Остальные суда первой группы также сработали неплохо.

В конце сентября мы вернулись в Мурманск. Вторая группа судов, уже вместе с тремя плавбазами, осталась работать осенью.

Эта экспедиция, эта практика на дрифтерном лове уже в будущем 1957 году мне очень помогла, несмотря на то, что в той экспедиции я был матросом.

Продолжение читать здесь

Океанская вахта