Читать начало

Когда изучаешь материалы развития рыбных промыслов в 20-30-х годах прошлого века, обращают на себя внимание многочисленные изменения в структуре руководства рыбным хозяйством и изменения подчинённости то одному, то другому московскому ведомству. То же относится к организации научных исследований. Складывается такое впечатление, что советская власть упорно искала наиболее эффективные формы управления рыбным хозяйством Севера и организации научных исследований, приглашая для работы в Мурманск видных учёных, занимающихся изучением морских рыб.

Но прошли годы поисков, прежде чем была найдена наиболее эффективная форма управления многократно усложнившейся промысловой работой всех рыбодобывающих и береговых предприятий на основе выработанного бассейнового принципа управления. Однако понимание этого сложного вопроса пришло далеко не сразу. Фактически, с созданием в 1962 году Главного управления рыбным хозяйством Северного бассейна, казалось, был утверждён этот принцип на длительную перспективу. Но новые, разрушительные по своей сути, веяния конца 80-х и начала 90-х годов (ещё раз вспомним злополучный закон «О самостоятельности социалистических предприятий») были направлены, прежде всего, против этой отлаженной системы управления. Но это ещё будет впереди.

А сейчас, на примере реорганизаций научных учреждений, посмотрим, как новая власть пыталась оптимизировать направление биологических исследований.

Одним из первых декретов (№ 57 от 16 марта 1921 года) был организован Плавучий морской научный институт (Плавморин), который должен был проводить комплексные исследования северных морей, их островов и побережий. Для экспедиционных исследований институту передавался ледокольный пароход «Малыгин». Первым научно-исследовательским судном Плавморина был «Персей». Причём сотрудники института сами участвовали в его строительстве.

Определённый интерес к исследованию сельди проявила созданная в 1920 году Северная научно-промысловая экспедиция при научно-техническом отделе Всесоюзного совета народного хозяйства (ВСНХ).

Задачи ихтиологических исследований Северной научно-промысловой экспедиции сформулировал Н. М. Книпович: «...усиление промысла трески, пикши, сайды, палтуса, зубатки, сельди во много раз по сравнению с современными размерами нашего северного рыболовства. Одна из самых главных и самых настоятельных задач северного рыбного дела - интенсификация морских промыслов всеми возможными способами».

Преемник Северной экспедиции - Институт по изучению Севера - проводил в 1927 году исследования на Опытной сельдяной станции Севгосрыбтреста в Тюва-губе, частично в них принимал участие Государственный институт опытной агрохимии. Некоторые работы по сельдяной тематике выполнялись на Мурмане Центральным научно-исследовательским институтом рыбного хозяйства. Но у этих учреждений не было исследовательских судов. А что значат исследования жизни морских обитателей без наличия плавсредств, специально оборудованных и подготовленных к этим непростым исследованиям?

1927 году Институт по изучению Севера организовал так называемую «наживочную» экспедицию, которой руководил Суворов. Этот институт устроил стационар по изучению сельди - научно-промысловую станцию в губе Порчнихе (Восточный Мурман), которой было передано одно судно. Руководящим органом этой станции стал учёный совет во главе с Н. М. Книповичем. В состав совета входил известный учёный-биолог И. М. Дерюгин. Однако станция проработала недолго: в 1930 году Институт по изучению Севера был преобразован во Всесоюзный Арктический институт (с частичным изменением профиля работы), и станцию в Порчнихе передали в ЦНИИРХ, а затем в Севгосрыбтрест. В 1931 году она прекратила своё существование.

В 1929 году все крупные рыбопромышленные предприятия были переданы из ВСНХ в Наркомат внешней и внутренней торговли (нарком А. И. Микоян).

Государственному океанографическому институту (ГОИН), образованному в 1929 году на базе Плавморина и Мурманской биологической станции, было передано решение проблемы создания устойчивого сельдяного промысла на Мурмане. Так как ГОИН не справился с возложенными на него задачами, то последовали репрессивные меры, о чём упоминалось выше, и институт прекратил свою работу, передав свои дела Полярному научно-исследовательскому институту морского рыбного хозяйства и океанографии (ПИНРО) в феврале 1934 года.

Перед новым научно-исследовательским коллективом была поставлена задача в кратчайший срок проанализировать данные по гидрологии и биологии, собранные за 13 лет сотрудниками Плавморина и ГОИНа, организовать систематические наблюдения за гидрологическими и биологическими условиями в море и, на основе анализа их изменений, дать прогнозы по эксплуатации сырьевых запасов Баренцева моря. Руководителем исследований по сельдяной тематике был назначен профессор Сомов М.П.

Были разработаны программные задачи, над которыми стал работать институт:

1. Изучение биологии промысловых объектов, путей их миграции, причины концентрации скоплений, связей распределения, поведения и плотности косяков с кормовой базой и гидрологическими условиями.

2. Выявление новых районов промысла и составление для промышленности промысловых карт любой заблаговременности (ежемесячной, декадной, пятидневной, ежедневной).

3. Анализ экономических характеристик хода промысла и режима эксплуатации траулеров.

4. Создание и испытание нового сельдяного трала.

5. Изучение возможностей прибрежного лова трески.

6. Создание лаборатории для бактериологического и технологического анализа продукции рыбообрабатывающих предприятий.

7. Создание гидрологических, ледовых и промысловых прогнозов по результатам рейсов промысловых судов.
Собранные материалы должны были послужить основой для решения теоретических вопросов по гидрологии (тепловой баланс вод и ледовый режим Баренцева моря).

Создание ПИНРО оказалось самым оптимальным решением для организации исследований Баренцева и прилегающих к нему морей в интересах рыбного хозяйства Севера. Это лишний раз доказал недавний 75-летний юбилей заслуженного научного центра. Коллективу института удалось пережить «демократические» веяния, хотя рыбное хозяйство подверглось капитальному разгрому и перестало быть ведущей отраслью Мурманской области. Следует заметить, что перспектива его деятельности четко не определена, но это сегодняшний день. А тогда нужно было быть незаурядными учёными и патриотами своего Отечества, чтобы так ёмко и конкретно поставить цели вновь созданному научному центру по изучению сырьевой базы для рыбного хозяйства Севера.

Однако с созданием института не были решены два довольно болезненных вопроса, которые в дальнейшем стали предметом постоянных дискуссий между руководством института и руководителями промышленности.

Первый вопрос касался подчинённости института, то есть замыкается ли институт в своей деятельности на руководство бассейном или подчиняется московскому начальству в лице ВНИРО? Здесь были разные точки зрения, сталкивались различные интересы и амбиции, иной раз во вред делу. Если внимательно прочитать первый и второй пункты задач, прописанных институту его создателями, то тогда всё становится на свои места.

ПИНРО, как ведущий научный центр биологической науки на Севере, работает в тесном союзе с промышленностью, изучая для неё сырьевую базу, и на основе полученных данных даёт прогнозы по оптимальному промыслу того или иного вида биологического сырья. По мере расширения промысла и освоения новых районов, институт распространяет свою деятельность на другие акватории океана, изучая сырьевую базу других районов, которые в дальнейшем становятся полем деятельности промысловых флотов. Но руководство ВНИРО разделило Мировой океан на районы (как в своё время Папа Римский Григорий VII разделил мир на две части), за изучение которых отвечали созданные впоследствии АзчерНИРО, АтлантНИРО, ТИНРО. Вдумайтесь в названия институтов. Например, АтлантНИРО - как будто северные моря: Норвежское, Гренландское, Ирмингера - не являются частью Атлантики!

Искусственно разделив Мировой океан, московские чиновники от науки могли торжествовать - теперь они создали целую систему (отраслевую Академию), которой можно управлять.

Если же говорить о Севере, то ПИНРО оказался в значительной степени оторванным от проблем промыслового флота «Севрыбы». Этот флот, не считаясь с умозаключениями руководства ВНИРО, вторгся в пределы ответственности других бассейновых институтов и оказался в тех районах без необходимой поддержки науки. Сложилась странная ситуация. На промысловых советах в Минрыбхозе прогноз по всем промысловым районам давал представитель ВНИРО (обычно бывший капитан Семёнов А. И., который первым в «Мурмансельди» выловил 10000 центнеров сельди за год).

А на промысловом совете «Севрыбы» руководители промфлотов требовали прогноз от сотрудников ПИНРО по тем районам, за которые институт формально не нёс ответственности, но в которых промысловый флот осуществлял свою промысловую деятельность. Сотрудники же ВНИРО, державшие руку на пульсе исследований промысловых районов океана, на севрыбовские промсоветы не ездили. В таких условиях завязывался тугой узел противоречий, которые обострялись при ухудшении промысла в том или ином районе, и это случалось довольно часто. Ведь, в отличие от всех других хозяйствующих отраслей, только рыбное хозяйство использует для своей работы сырьё животного происхождения, живущее в Мировом океане.

Сколько раз бывало, когда в Мурманском обкоме КПСС обсуждался вопрос о выполнении текущего плана областью. Слушая выступление генерального директора объединения «Апатит», Героя Социалистического Труда Голованова, Докладывающего о своих производственных трудностях, невольно думалось о том, что его плато Расвумчорр с апатитовой рудой никуда от него не спрячется. А вот наше рыбное сырьё, при современном уровне прогнозов, вполне может подстроить какую-нибудь каверзу, и будет гореть план. Ведь, по сути, промысел в океане является жестокой межвидовой борьбой, где с одной стороны выступает человек, располагающий всей мощью современной техники добычи, и конечный результат этой борьбы нетрудно предсказать, если не вести рациональный, щадящий промысел.

Таких примеров было немало во второй половине XX столетия, особенно в последней его четверти, когда технические возможности промысла быстро нарастали, что накладывало огромную ответственность на учёных, работающих в бассейновых институтах. Они должны были разработать такие методы регулирования промысла, чтобы не нанести непоправимого ущерба той или иной популяции промысловых рыб и других попавших под пресс промысла гидробионтов. Прогнозируя вылов, нужно было иметь большое мужество в отстаивании своих позиций перед планирующими московскими чиновниками. Однако на практике получалось далеко не так...

Второй вопрос, который не был чётко решён при организации ПИНРО, касался деятельности промысловой разведки. Возник целый ряд проблем. И сотрудники ПИНРО, и работники промышленности в общем соглашались, что промысловая разведка необходима. Но как она должна быть организована, какую иметь структуру, подчинённость, по какому принципу подбирать суда и их количество, как подобрать для этих судов капитанов, как разделить ответственность между оперативной и перспективной разведками?.. В общем, вопросов было больше, чем ответов.

Когда читаешь архивные материалы, видишь, с какими трудностями столкнулись руководители «Промразведки» при её организации и в первые годы деятельности. Далеко не сразу пришло понимание того, что для эффективного решения задач, связанных с ежедневным поиском сырьевых ресурсов, «Промразведка» должна стать научно-исследовательским и поисковым флотом, специально подготовленным и оснащённым самыми современными приборами, имеющим свои кадры исследователей и специально подготовленные экипажи. Такое решение получило право на жизнь под воздействием требований промысловых флотов, вышедших промышлять на огромные просторы южной части Мирового океана, где ПИНРО, согласно разделу океана, исследований не вёл. Но правильно ли было в принципе такое решение?

Представляется, что было бы гораздо больше пользы, если бы ПИНРО руководил разведкой, имея в своём составе специальные подразделения и весь научно-исследовательский и поисковый флот. В этом случае институт сосредоточивал бы в своих руках все направления научных исследований той части океана, где действовал северный промысловый флот. При этом институт должен был быть освобождён от непрофильных лабораторий. В конечном итоге так и было сделано, например, организован «Севтехрыбцентр», который вышел из ПИНРО.

«Промразведка» долгое время была небольшим подразделением аппарата «Севрыбы», а корабли для поисковой работы выделяли промысловые организации по разнарядке. При этом для разведки зачастую выделялись суда, малопригодные для этих целей, которыми командовали капитаны, не проявившие себя на промысловой работе. Отсюда и низкий уровень первых поисковых работ. И такой, с позволения сказать, порядок просуществовал до создания специального научно-исследовательского флота. А это более 30 лет! Одна эта цифра говорит о том, что с вопросами поиска рыбных скоплений дела обстояли неблагопо -лучно. С созданием специализированного флота «Промразведка» стала довольно быстро выступать оппонентом ПИНРО, особенно при прогнозировании промысла в отдалённых районах.

Появился своеобразный новый институт (официально не признанный) со своими научными кадрами, лабораториями и, главное, со своим мощным флотом.

А ведь ещё в 1934 году, при своей организации, ПИНРО имел на балансе 3 судна: бот «Н. Книпович», «Персей», РТ «Кумжа», что давало свои преимущества: подбиралась квалифицированная команда, личный состав был постоянным и работал со знанием дела вместе с научной группой. Первым капитаном «Персея» был Замятин И. Н. Другие капитаны: Бильдяев Б. Н., Решетников С. В., Заморин 3. П.

И вот, по прошествии стольких лет, молодые активные исследователи «Промразведки» своими прогнозами быстро завоёвывали авторитет у промысловиков не только в отдалённых районах, но и в Баренцевом море, например, при прогнозе весеннего промысла мойвы. Наблюдать, как теряет авторитет старейший и заслуженный коллектив исследователей, было крайне неприятно. Делались попытки оздоровить обстановку, назначив директором ПИНРО молодого кандидата биологических наук Луку Г. П., работника «Промразведки».

Но, как в дальнейшем оказалось, это было ошибочное решение. Здесь следует вспомнить об этике. В настоящее время бывший много лет директором ПИНРО Лука Г. И. зарабатывает деньги, подвизавшись сотрудником одной из фирм в Норвегии. Правда, не он первый открыватель такого сомнительного «служения» науке. Один из бывших директоров «Промразведки», Шепель Л. И., уже многие годы «служит» в Канаде. Другой бывший работник «Промразведки», Кудрин Б. Д., теперь обосновался в Дании. И это всё люди, претендующие называть себя учёными! Теперь назовите фамилию учёного из Норвегии, Дании или Канады, который перебрался к нам жить и работать?

Океанская вахта