Сейчас в Мурманске его нет, и там, где он существовал почти четыре десятка лет назад, ныне пролегла асфальтированная магистраль - улица Шмидта. В год изгнания с Советского Мурмана интервентов и белогвардейцев комсомольцы и молодежь города заложили этот садик и назвали его Комсомольским.

Территория садика, обнесенная метровым штакетником, северной стороной упиралась в сухой овраг.

Когда фашистская авиация стала бомбить рыбный порт, там для укрытия людей при воздушной опасности служила штольня, пробитая в штабеле слежавшейся соли. Это единственное в порту укрытие было вполне надежным, но сидеть в нем люди могли не более 10-15 минут из-за низкой температуры. В связи с этим многие работники порта при объявлении воздушной тревоги покидали его территорию и отсиживались в сухом овраге у Комсомольского садика. Тогда и решено было построить в этом овраге вместительное убежище. В сооружении его самое активное участие приняли портовики. Руководил работами инженер штаба МПВО Яковлев. Работы шли быстро, и к сентябрю 1941 года бомбоубежище было готово.

В откосе оврага шла 25-метровая штольня высотой в два и шириной в полтора метра.

Убежище имело бревенчатые стенки, в два ряда прошитые соединительными скобами, и бревенчатый накат сверху.

По обеим сторонам штольни тянулись скамьи, на которых могли сидеть 160 человек. Почти столько же размещалось стоя, между сиденьями. Практически в этом убежище укрывалось во время налетов более трехсот человек: работники рыбного порта, моряки, служащие Кировского райвоенкомата, рабочие бани и мастерской. Убежище было куда теплее соляных штолен и безопаснее, так как порт подвергался бомбежке чаще, чем район Комсомольского садика.

Но 24 июня 1942 года при очередном налете немецких бомбардировщиков две фугасные бомбы весом по 500 килограммов упали именно сюда, в откос оврага, где находилось убежище. Первая, пробив трехметровый слой грунта, взорвалась точно у одного из входов в убежище. Вторая бомба прошла внутрь убежища в угловой его части и, убив сразу 37 человек, обрушила второй выход из убежища. Более 250 человек остались под землей, как бы заживо похороненными. Мне, начальнику штаба МПВО Кировского района, довелось лично руководить спасательными работами.

Бойцы прибыли сюда через десять минут после падения бомб. В овраге находилось много людей. Часть из них сидела, часть лежала, несколько человек выносили из убежища раненых и укладывали их на траву. Там, где был другой вход, образовался завал, сквозь который глухо доносились крики. Бойцы медико-санитарной команды и сандружинницы под руководством М. С. Лукашина и Е. Д. Владыкиной приступили к делу: легкораненых перевязывали и посылали в поликлинику, а тех, кто не мог передвигаться, на машинах «скорой помощи» отправляли в больницу.

Другие команды немедленно начали раскопку заваленного входа и разборку завала внутри убежища. Зная, какая страшная вещь паника, мы постарались сообщить находящимся под землей людям, что помощь идет. Как потом выяснилось, наши опасения имели основания и в данном случае. Когда после взрыва бомбы по убежищу стал распространяться удушливый газ, раздались крики раненых, люди начали метаться из стороны в сторону. Но, к счастью, среди тех, кто был завален в убежище, находился военком Кировского района Иван Петрович Шепляков. Властный, волевой человек, он сумел остановить людей, поддержать их морально в эти страшные часы. Более того, он даже организовал раскопку завалов с той, внутренней, стороны.

Но кроме паники была еще одна опасность, которую, может быть, не все понимали, - кислородный голод. В заваленном убежище, где дышали более двухсот человек, по моим расчетам, было 75-80 кубических метров воздуха. Мы бросили все силы, чтобы как можно быстрее пробить в завале хотя бы небольшое отверстие, дать доступ свежему воздуху. Сначала мы слышали людей, работавших изнутри, четко различали голос военкома, но когда пошел второй час, голоса стали глуше - делал свое дело недостаток кислорода. Мы порекомендовали Шеплякову прекратить работы, призвать людей сохранять силы, меньше двигаться.

Но вот разобран и разбросан грунт, обнаружился вход в убежище. Однако путь преградила стена из поломанных и скрепленных между собой бревен. Пустоты между искореженными кусками дерева были заполнены землей. Эта смесь не пропускала воздуха, а самое неприятное - не поддавалась лопате. Бойцам МПВО пришлось одолевать завал руками, ломая ногти, пилить ножовками крепко засевшие бревна, а те, что поддавались, - вытаскивали веревками. Два часа шли раскопки, а пробить отверстие так и не удалось. Кто-то внес предложение взять дюймовую трубу, проткнуть ее сверху через песчаный грунт в убежище и компрессором подавать воздух. Командир взвода Н. Н. Никитин не откладывая притащил откуда-то три двухметровых трубы, две соединительные муфты к ним и убежал доставать компрессор. Честно говоря, мы не питали особых надежд на этот вариант, знали, что во всем городе всего два компрессора, да и вряд ли удастся дюймовой трубой пробить верхний слой убежища; но обстановка заставляла использовать все средства.

Люди продолжали разборку завала с предельным напряжением. В овраге стояла тяжелая тишина - только были слышны шелест лопат и временами торопливая работа пилы.

Вдруг в этой тишине откуда-то из-под земли донесся радостный крик: «Товарищи, воздух! Пошел воздух!» Этот возглас словно прибавил силы. Возобновились раскопки изнутри. Через два часа пятнадцать минут после начала работы в проделанный лаз был вытащен из убежища первый человек.

Большинство бойцов были направлены на раскопку другого завала, в помощь работавшей там дегазационной команде. Правда, лаз получился небольшой, а последние бревна сплотились так, что быстро расширить отверстие было невозможно. Да и там, в убежище, больше не хотели, не могли ждать. Применили такой способ: бросали конец веревки в лаз, в убежище обвязывали человека веревкой поперек туловища, а мы снаружи вытаскивали пострадавших. Некоторые чувствовали себя хорошо и, когда мы волокли их по лазу, держались за веревку руками.

Отправив часть людей, военком Шепляков занялся выявлением и эвакуацией раненых. Два бойца из медико-санитарной команды и одна сандружинница вызвались залезть в убежище, чтобы оказать медицинскую помощь тем, кто нуждался в ней немедленно, и установить очередность эвакуации. Спасатели, работавшие у лаза, постепенно освоились, и дело пошло быстрее.

Из убежища через это отверстие было извлечено 98 человек. Это были люди, не получившие каких-либо ран, но сильно ослабевшие, бледные, с мутными глазами. Испытав кислородную недостаточность, они нуждались в немедленной медицинской помощи. В овраге был фактически развернут полевой перевязочный пункт. Каждый человек, вытащенный, а затем вынесенный из убежища, получал кислородную подушку. Тех, кто быстро приходил в себя, отпускали домой. Но большую часть пострадавших наши медики вынуждены были отправить в больницы. Машины «скорой помощи» работали с полной нагрузкой.

Когда вытащили Ивана Петровича Шеплякова, он сообщил, что в убежище находится еще много раненых и наши добровольцы оказывают им помощь; много и тех, кому помощь уже не нужна. Чтобы попасть в убежище с носилками и вынести раненых, а также погибших, мы потратили еще больше часа на расчистку проходов. В числе первых, кого вынесли санитары, были два бойца и сандружинница. Помогая пострадавшим, они сами наглотались отравленного воздуха и потеряли сознание. Очень жалею, что тогда, в разгар работы, я не записал и не запомнил имена этих мужественных людей.

У обоих выходов из убежища образовалось нечто вроде эвакопунктов, куда приносили пострадавших. Больше всего было отравленных. На первый взгляд казалось, что эти люди, пролежавшие в засыпанном убежище более трех часов, надышавшиеся газами от взрывчатки, мертвы.

Но выделенные нам в помощь врач и две медсестры поликлиники тралфлота у всех отравленных нашли признаки жизни. Кислородные подушки, искусственное дыхание и другие методы дали результаты. Около восьми часов работали бойцы МПВО и санитарные дружинницы.

Работали без перерывов, без отдыха, без обеда. За это время фашистские самолеты еще дважды бомбили город, в том числе и район Комсомольского садика. Двух бойцов медико-санитарной команды, получивших ранения, пришлось отправить в больницу.

Мы покинули сухой овраг только тогда, когда всем пострадавшим была оказана помощь.

Мурманск в огне войны