За полвека работы в печати мне довелось освещать немало событий, оставивших глубокий след в истории нашего государства.

Одно из них - гибель в Норвежском море уникальной, не имеющей тогда равных в мире по своим боевым и техническим возможностям атомной подводной лодки Северного флота "Комсомолец".

Трагедия случилась 7 апреля 1979 года, но и до сих пор у военных, конструкторов и ученых нет единого мнения о причине гибели корабля. Да и сама эта история за минувшие годы обросла такими "подробностями", которые не только далеки от действительности, но и зачастую искажают истину. Говорю так потому, что имею на это моральное право: я был единственным журналистом, который в те трудные дни имел доступ не только к оставшимся в живых членам экипажа, но и к спасенным ими судовым документам.

Таким доверием я обязан заместителю председателя Государственной комиссии по расследованию ЧП, заместителю председателя Совета Министров СССР Игорю Сергеевичу Белоусову, дружба с которым завязалась еще в шестидесятые годы, когда он был директором судостроительного предприятия в Ленинграде. Встретились же мы на курсах по повышению квалификации руководящих партийных, советских и хозяйственных кадров при Ленинградской высшей партийной школе. Естественно, сразу же поинтересовались, есть ли у нас общие родственные корни. Увы, их не оказалось. Но несмотря на разницу в возрасте и служебном положении (я тогда возглавлял экономический отдел газеты "Полярная правда"), мы стали поддерживать связь.

Игорь Сергеевич шутя, называл меня братом. Так и представил председателю госкомиссии по расследованию трагедии "Комсомольца" секретарю ЦК КПСС Олегу Дмитриевичу Бакланову и входившему в состав комиссии заместителю председателя КГБ СССР. Надо ли говорить, что после этого запретных тем для меня, уже спецкора ТАСС, в этой истории не стало? Но я твердо держал обещание не писать о том, что сообщалось мне доверительно. Для заметок хватало материалов и официального характера.

Конечно, прежде всего хотелось встретиться с оставшимися в живых подводниками, к которым, оберегая их, медики Североморского госпиталя не допускали даже близких родственников. Но в виде исключения с некоторыми мне разрешили встретиться. Узнав об этом, спецкор "Комсомольской правды" попросил меня похлопотать и за него. Парень показался мне серьезным, и я помог. Вместе мы брали интервью, записывая рассказы подводников на диктофон, вместе ушли из госпиталя.

Я сразу же после встречи передал в ТАСС серию информации, а он "выдал" большой материал в газете через несколько дней...

Читал я его "труд" и поражался: коллега не просто исказил факты, но и выдал за откровения моряков свое странное восприятие случившегося на лодке. Короче, переврал все, что можно было переврать. Естественно, подводники оскорбились. Написали в газету опровержение, которое вскоре было опубликовано.

Я думал, Игорь Сергеевич пожурит меня за прокол с коллегой по перу, но он дипломатично обходил эту тему всякий раз, когда на наших встречах речь заходила о "Комсомольце". О работе ТАСС по освещению истории с этим кораблем и он, и Олег Бакланов отзывались положительно. Как и сами моряки атомохода.

Но вернемся к общению с подводниками.

- Это был из ряда вон выходящий случай, - рассказал капитан первого ранга Борис Григорьевич Коляда, старший из оставшихся в живых офицеров экипажа. - Столь сложная аварийная обстановка не дала возможности морякам спасти лодку, хотя они и мужественно боролись до последней минуты за корабль и покинули его в самый последний момент нахождения на плаву. До этого были приняты все меры, которые необходимы для обеспечения радиационной безопасности. Реактор был заглушён и приведен в безопасное состояние. То же проделано и с ядерным оружием, которое находилось на борту.

Сам Коляда остался жив лишь потому, что его, обессилевшего в студеной морской воде, буквально втащил на спасательный плотик политработник Талант Буркулаков. Втащил - и почти тут же упал сам: сердце не выдержало нагрузки, остановилось. До Коляды, оказывается, Буркулаков помог забраться на спасательный плот еще четверым членам экипажа.

Я хорошо знал Таланта Амиджановича еще по прежней его службе в дивизии подводников. Он не раз бывал у меня в гостях, тепло принимал у себя. Это был настоящий моряк и надежный друг. Таким он и остался в памяти сослуживцев.

Лейтенанту Андрею Зайцеву не хватило места на спасательном плоту. Он держался за него в течение почти полутора часов. Когда руки окоченели и ослабели, кто-то из моряков вцепился в его бушлат зубами. Так и спасли товарища.

Удивительные рассказы о мужестве и стойкости подводников услышали мы на встрече в госпитале. Причем люди говорили не о себе: каждый старался поведать о тех, кто был рядом. Порой рассказы не совпадали в деталях, но это и объяснимо: в трагические минуты каждый воспринимал события по-своему. Один говорил, например, что видел, как командир вернулся на тонущий корабль, другой утверждал, что вместе с ним выходил из спасательного отсека, третий - что погиб, прыгнув в студеную воду, а перед этим помог спастись кому-то из моряков.

Правительственная комиссия, тщательно проанализировав все рассказы, установила точно: командир, капитан первого ранга Евгений Александрович Ванин, вернулся на лодку в последний момент, чтобы помочь выбраться задержавшимся там товарищам. Помогая другим, он и погиб там, на лодке, до конца выполнив свой командирский долг.

В госпитале мне удалось обстоятельно поговорить с человеком, который сделал, пожалуй, главное - лично остановил реактор, - с капитан-лейтенантом Сергеем Семеновичем Орловым. Воспроизвожу беседу с ним так, как зафиксировал диктофон.

"Когда стало ясно, что надобность в работе реактора отпала, я принял решение остановить его, как и положено это по инструкции на случай нештатной ситуации. Удивляться тут нечего: по должности я отвечаю за работу энергетической установки, и мне дано право останавливать ее в случае создания даже малейшей опасности для реактора. После того как сработала аварийная защита, я опустил компенсирующие решетки на нижний концевик. То есть реактор был заглушён стопроцентно.

Собственно, реактор остановился и после срабатывания аварийной защиты. Но тут нужна была гарантированная заглушка его. А это достигается путем опускания компенсирующей решетки на нижние концевики, что я и сделал. Были включены и работали безостановочно все насосы, обеспечивающие расхолаживание активной зоны реактора. Когда мы покидали корабль, минут за пять до того, как он погрузился на глубину, я в последний раз побывал в центральном посту. Запомнилось показание прибора: температура в первом контуре в этот момент была 35 градусов. Это свидетельствует о том, что реактор уже остыл.

Хочу еще вот что сказать: даже при полной потере энергопитания на нашей лодке предусмотрена автономная система расхолаживания реактора. Мы ее испытывали не раз и убедились в высокой ее надежности, так что гарантия от радиационного заражения полная.

Исключается и разрушение системы первого контура. Говорю это вам как специалист. Ведь все построено с расчетом на запас. Для корпуса реактора не страшны те 150 атмосфер давления, которые он испытывает сейчас на глубине. Он ведь тоже сделан с запасом. Так что надежность защиты от радиационного загрязнения моря на все 120 процентов. Так и запишите: это мое, специалиста-атомщика, твердое убеждение ".

После трагедии на месте гибели лодки побывали десятки экологических и природоохранных экспедиций, отечественных и зарубежных.

Несколько раз ее обследовали с помощью наших уникальных подводных аппаратов "Мир". Уровень радиации вокруг АПЛ остается неизменным и не представляет опасности для окружающей среды. Один из самых активных участников этих экспедиций, всемирно известный океанолог, доктор технических наук Анатолий Сагалевич сказал в беседе со мной: "Люди, спите спокойно: "Комсомолец" опасности не представляет".

Такого же мнения и норвежские ученые, до сих пор отслеживающие обстановку на месте гибели российского атомохода.

- "Комсомолец" был опытным подводным кораблем. За время своего существования эта лодка не только несла боевую службу, но и давала ответы на многие научно-технические вопросы, интересующие ученых и конструкторов, - говорил мне Игорь Белоусов, курировавший в ту пору отечественное судостроение. - Дело в том, что именно на этой лодке отрабатывались совершенно новые направления различных отраслей науки и техники, связанные с глубоководными испытаниями и применением совершенно необычных и пока еще не использовавшихся материалов. По крайней мере, двенадцать научно-технических проблем связаны были с этой подводной лодкой. И в отношении многих из них получены обнадеживающие результаты, которые будут учтены при создании новых подводных атомоходов.

Что касается технического состояния этой АПЛ перед выходом в ставший последним для нее поход, то, как отметил заместитель председателя правительственной комиссии, она была технически исправна и готова к дальнему плаванию. Высоко оценила комиссия и степень готовности экипажа, действовавшего на всех этапах трагедии со знанием дела. Подтверждение этого дали не только опросы оставшихся в живых моряков, но и стенограммы радиопереговоров, которые штаб флота непрестанно вел с кораблем с момента возникновения пожара и до трагической развязки.

Трагедия "Комсомольца" широко освещалась в советских и зарубежных СМИ, вызывая живой отклик читателей. Немало откликов пришло и на мои тассовские материалы, опубликованные в центральных газетах. Читатели, восхищаясь мужеством моряков, выражали сочувствие семьям погибших подводников и возмущались слабой, по их мнению, организацией спасательных работ. Участник Великой Отечественной войны москвич Валерий Квятковский, например, хотел знать, почему для спасения подводников не были задействованы имеющиеся в ВМФ самолеты-амфибии. Ведь погода в районе гибели "Комсомольца" была довольно спокойная и позволяла посадить на воду летающие лодки.

Владимир Нарженков из Свердловской области возмущался неэффективными,на его взгляд, действиями штаба Северного флота, руководившего спасательной операцией.

Бывший военный моряк-черноморец Семен Стаценко в своем письме возмущался тем, что в отечественных военно-морских силах мало внимания уделяется аварийно-спасательным службам, из-за чего, по его мнению, могут быть как новые трагедии, так и человеческие жертвы.

Бывший военный моряк-черноморец Семен Стаценко в своем письме возмущался тем, что в отечественных военно-морских силах мало внимания уделяется аварийно-спасательным службам, из-за чего, по его мнению, могут быть как новые трагедии, так и человеческие жертвы.

Таких высказываний было немало. В справедливости их все мы смогли убедиться, когда в августе 2000 года на том же Северном флоте затонула другая современнейшая атомная подводная лодка "Курск", все 118 членов экипажа которой погибли.

И эту трагедию мне довелось освещать с первых дней до момента утилизации поднятой с морского дна атомарины. Как же хочется, чтобы она была последней...

50 лет на службе Заполярью