Однажды в один не совсем удачно начинающийся день в редакторский кабинет как-то бочком, стесняясь и немного жеманничая, вошла миловидная женщина. «Я Нина Антонян, - говорит, - вы, наверное, слышали обо мне?». Ну конечно слышал! Вернее, читал очень удачные, на мой взгляд, материалы за подписью Нины Антонян в «Полярной правде».

Как раз накануне я с грустью подумал, что именно такого журналиста нам не хватает. Чтобы сумел по-новому, с житейских позиций, без надрыва и нравоучений, а через человеческие переживания, через судьбу человека рассказать о производственных проблемах, чтобы мог спокойно, как Антонян, порассуждать на «скользкие» темы взаимоотношения полов и нравственной ответственности за наши поступки.

И вот передо мною стоит сама Антонян.

Ничего армянского (если отталкиваться от фамилии) в ней нет: круглое светлое лицо с игривым взглядом, приятная женская округлость в манерах и фигуре. А то, что вошла в кабинет «бочком, стесняясь», так это, как я в дальнейшем понял, игра - Нина в совершенстве умела использовать свое женское обаяние для достижения намеченной цели, но при этом никогда не переступала запретную черту, балансируя в разговоре и поведении на грани дозволенного. С ней легко было общаться. Она была легким человеком с тяжелой судьбой. Разведясь с мужем и вырастив взрослую дочь, Нине пришлось удочерить свою внучку (!). Люди, видя Антонян с маленькой девочкой, не сомневались, что это ее настоящая дочь... Впрочем, при всей открытости характера и раскованности в словах, Нина вряд ли с кем-либо в редакции была полностью откровенна. Поддерживая со всеми ровные отношения, подруг в коллективе она не имела. По складу характера ее больше тянуло в мужские компании, она не сюсюкалась, даже когда писала выбивающие слезы душещипательные истории. Так что не будем о личном. Душа человека - потемки.

Звездным часом для Антонян в качестве корреспондента «Рыбного Мурмана» стали ее командировки в море. Почитайте и сравните, если кто помнит сухие телеграфные отчеты с промысла 1980-х годов, насколько изменился жанр репортажа под пером этой журналистки.

- В моей жизни было немало интересных капитанов, - опять таки чуть игриво (ну что поделаешь - женщина!) начинает свой «отчет о командировке» Антонян). - Но самым замечательным остался в памяти один - неулыбчивый, немногословный человек, блестящий моряк. Как правило, у капитанов есть прозвища. Его матросы назвали двумя - «угрюмый» и «господин полковник». Так вот, «господин полковник» потрясал меня тем, что писал стихи. Очень мужские и в то же время переполненные какой-то щемящей нежностью и грустью. До сих пор не припомню ничего более верного о любви моряка, чем его строки:

- Все воспоминания не в счет,
Карта скажет лучше всяких слов:
Между нами пустота растет
Со скоростью четырнадцать узлов.

...Я повторяла эти строчки про себя в Баренцевом море, и потом, когда «малыши-кормовички» подбегали к нашей «Верховине», чтобы отдать улов на Португалию. Небольшие эти пароходики, окруженные неизменным роем орущих чаек...*

Дальше цитировать нет смысла. Почин, как говорится, дороже улова. И зачин, начало материала подчас важнее самой публикации с кульминацией сюжета и неизменным выводом. Кто-кто, а Антонян об этом хорошо знала.

- Что в Лиссабоне, что в Сетубале, что в Авейру - обязанности судовой буфетчицы одинаковы: накормить, помыть, прибрать, - «зачинает» свой очередной материал командированная в море журналистка, которая по судовой роли числилась буфетчицей. - Но на судне я еще и «доктор», в моем ведении аптечка, и команда обращается ко мне за чем-то постоянно. Это вносит в жизнь некоторое разнообразие, не лишенное неожиданностей. Кормлю, например, экипаж ужином и вдруг, ставя порожнюю тарелку в окошечко мойки, один из молодых моряков деловито спрашивает:

- Нина Васильевна, а презервативы в нашей аптечке есть?

Тарелка из моих рук с грохотом обрушивается в мойку. Так. Снова урон судовому имуществу. Нанесенный не в свирепом шторме Атлантики, а в безмятежное время стоянки.

- Ну что за шутки?! - возмущенно спрашиваю у искателя безопасного секса. - Тарелку из-за тебя разбила. Их и так не хватает.

- А почему шутки? - пожимает он плечами. - Я вполне серьезно. Идем в увольнение, а купить не успел. Все уже закрыто. Так нету?

- Нету! - отрезаю я, шокированная темой разговора. - Напальчники есть. 200 штук. Не подойдут?

- Не подойдут, - вздыхает моряк. - Мне бы что-нибудь от СПИДа уберечься...

- От СПИДа есть, - радуюсь я. - «Памятка». Могу дать.

Моряк смотрел на меня, словно собираясь покрутить пальцем у виска. Что ему эта «Памятка»? Как ее применять? Замотать ею разве? И когда ее использовать: до или после?

Все-таки мы - «граждане за сорок» - так и остались безнадежно ханжеским поколением. После ужина, сидя у себя в каюте, перебираю лекарства в аптечке: презервативов действительно нет...*

«От двух до пяти» - так назвала Антонян этот материал. Расшифровав: «от двух до пяти тысяч эскудо стоит в Португалии сеанс местной жрицы любви. В пересчете на доллары - от 13 до 33 «баксов». Недорого. Но примерно столько же придется заплатить за консультацию местного врача и лечение - если порвется презерватив».

Повторю: репортажами-зарисовками с моря она сумела найти свою тему в нашем еженедельнике, ближе познакомиться с «генералами» и «полковниками» рыбного бизнеса, что в дальнейшем помогло Нине Васильевне сделать хорошее и большое дело - написать книгу для одного из известных флотоводцев Северного бассейна. Я как редактор газеты ненавязчиво подталкивал журналистку к производственной тематике, порекомендовал ей пойти в море и подсказал обратиться по этому поводу к Ю.Е.Гитерману, которому посвятил немало страниц первой книги нашего повествования. Юлий Ефимович возглавлял рыбопромышленную фирму и взял Антонян на судно, хотя в те годы многие предприниматели как черт ладана чурались журналистов, особенно из «Рыбного Мурмана».

Да, Антонян могла и умела писать и о девочках по вызову, и о сексуальных маньяках, и прочие душещипательные очерки-истории на бытовые темы. А российской «бытовухе», как каждый из нас знает, и в подметки не годятся голливудские фильмы ужасов. Но тем радостнее было писать о добром: о людях, которые не сдаются судьбе-злодейке, о детях, которые продолжают смеяться и шалить. И о чисто русском умении выживать в любом беспределе и смеяться над своими бедами...

В 1996 году в редакцию пришла еще одна блестящая журналистка, которая, к сожалению, очень плотно «сидела» именно на судебно-криминальных темах. Потому-то и пришлось ненавязчиво «рассадить-развести» двух талантливых и нужных редакции корреспондентов-обозревателей по разным тематическим нишам. Что ж, пришла пора сказать несколько слов о Лилиане Кожевой.

· «Я знаю, что он снова мне приснится - простой РТ-185...». «РМ» от 12 июля 1996 года.

· От двух до пяти, «РМ» от 6 сентября 1996 года

Рыбный Мурман в кавычках и без (1983 - апрель 2000) Том второй