Читать предыдущую главу

В средней мореходке стипендия была очень скромной. Нас обеспечивали всем. Тем не менее, иногда перехватывали друг у друга. Отказывать было не принято.

Если обращались к Толе Дмитриеву, он перебирал всю родню до седьмого колена. Володя же Голубев одалживал с улыбкой, как будто только и ждал этого момента, хотя расставаться с деньгами ему хотелось еще меньше, чем Дмитриеву. Характеры разные. Да и воспитание, наверное.

1963 год. Западная Германия. Город Киль. Мы стали на ремонт на «Килер-Ховальдсверке» В легком подпитии штурмуем трамвай, опасаясь опоздать на судно из увольнения. Моряки матерятся, будучи уверенными, что их никто не понимает. И вдруг громко раздаётся: - «... твою мать, а я понимаю... твою мать!» В нашу сторону по ярко освещённому трамваю движется здоровенный немец, с широкой улыбкой приветствует нас и как может, объясняет, что он у нас в плену был. Сожалеет, что не смог с нами выпить.

Как-то мы с Витей Демидовым познакомились с двумя девушками «сознательного» возраста. У Вити отношения с подругой развивались нормально. Я же, не испытывая большого расположения, стал уклоняться от встреч. Однажды моя подруга решительно заявила: - «Если ты и сегодня не придешь - я тебя брошу».

Я с женой впервые приехал в Харьков к её родителям. Принимали великолепно. Запомнилось, как однажды утром, проснувшись, я услышал доносящийся разговор жены и тёщи, готовивших завтрак. Жена сказала: - «Мама, а Саша любит чай морской». Теща, решив, что это какой-то особый сорт отвечает: - «Та деж его визьмёшь!». А морской чай это горячий, крепкий, сладкий.

Юра Двинин. Радист с БРТ «Новороссийск», Старше и опытнее нас, младших механиков. Сын уважаемого в Мурманске партийного работника.

Как-то рассказывал: - «Мужа моей тёти в конце тридцатых загребли по подозрению». Тётушка в отсутствии информации, убивалась с горя.

Наконец, в квартиру позвонил незнакомец из «мест не столь отдалённых» и без вступления заявил: - «Ваш муж сгорел. Ему пришили бороду.

Он парится в кичмане». Тётя упала в обморок. Незнакомец покинул квартиру. В переводе на русский это значило: - «Мужа осудили, дали срок, он находится в тюрьме».

Сам же Юра был тоже на судне личностью заметной. Крупный, физически крепкий, но запойный. Жестокие запои перемежались с полугодовой абсолютной трезвостью и истязанием физическими упражнениями с эспандером и гантелями.

Но вспоминается не этот период. Юра, кроме пристрастия к алкоголю, страдал жестоким гастритом. А мои мотористы научились превращать виноградный сок из трехлитровых банок в хорошую брагу. Иногда не очень хорошую, если начинать пробовать, не дожидаясь окончания процесса брожения. Остановиться, как правило, сил не хватало. Юра после первых приступов гастрита валялся у меня на диване. Мотористы посмеивались. А Юра говорил: - «Радуетесь, сволочи. Здесь лучшие люди гибнут. Чтобы я ещё раз с вами связался».

Через недельку я сообщаю Юре: - «Мотористы, по-моему, опять шебуршат.» От Юры, забывшего былые муки, слышу: - «Не обойдите!»

В мореходной школе группы именовались взводами. В 13-м взводе учились Чупров, Чуриков, Чариков и Чуриканов.

Читать следующую главу

О друзьях, о море, о себе