В открытой части Атлантического океана, на перекрестке судоходных дорог, соединяющих Африку и Европу с Новым светом, раскинулись густонаселенные острова Канарского архипелага. Здесь круглый год зеленеют экзотические растения, которым неведомы летний зной и снежные бури. Даже в самом прохладном месяце - декабре средняя месячная температура воздуха в архипелаге 14-16 градусов тепла.

В этот край лежал наш путь. В числе пассажиров воздушного лайнера испанской авиакомпании «Иберия» оказался и наш подменный экипаж, в обязанности которого входило за полгода сменить пять экипажей рыбопромысловых судов, тем самым дать возможность основным экипажам вылететь на Родину на краткосрочный отдых. Перед нашим коллективом была поставлена весьма ответственная задача: за период отсутствия основного экипажа нам предстояло провести не только ремонт главного двигателя и вспомогательных механизмов, но и полностью выполнить все покрасочные работы, а самая главная задача, стоящая перед нами, - своевременно выполнить на каждом судне докование, с непременной очисткой подводной части корпуса судна от успевших нарасти ракушек, что в значительной степени уменьшало скорость судна.

...Самолет слегка наклонился и вскоре вместо снежного панциря, которым была покрыта земля, в иллюминаторах самолета хорошо начала просматриваться бледно-лазурная ширь океана.

Восемь часов перелета, и наш лайнер пробил густую завесу облаков, пронесся впритирку над скалами и пошел на посадку в аэропорту в столице архипелага Лас-Пальмас.

Пройдя все формальности, мы отбыли на автобусе в морской порт, откуда юркий катер доставил нас на борт траулера «Белляктрикс», который пребывал в стадии междурейсового ремонта.

Нас встретил капитан ремонтной подменной команды (РПК) Анатолий Петрович Фищенко. Обмениваемся крепким рукопожатием и сразу же переходим к делу. Анатолий Петрович поставил перед нашим экипажем конкретную задачу: к обозначенному сроку выхода траулера из ремонта наш экипаж должен был не только провести все предусмотренные покрасочные и ремонтные работы, но и своевременно выполнить все требования инспекции Регистра на годность дальнейшего плавания. Каждый из нас понимал - чтобы справиться с заданием, нашему экипажу придется основательно потрудиться.

Мы распрощались с опытным и всегда доброжелательным капитаном Анатолием Петровичем Фищенко и его экипажем, которые улетели на родину, а сами сделали переход в другой порт - Санта-Крус-де-Тенерифе, что в переводе на русский язык означает «Святой Крест на острове Тенерифе».

За годы работы на промысловых судах мы часто посещали Канарские острова и были свидетелями, как после смерти диктатора Франко происходил «демонтаж» диктаторских порядков.

В свободное от работы время небольшая группа наших рыбаков на автобусе, выполняющем рейсы от рыбацкой гавани до центральных городских кварталов, решила побывать в городе.

На центральной площади мы покинули автобус и влились в людской поток, который подхватил нас и понес мимо царства стекла и бетона.

Богатые виллы, роскошные особняки, красочная реклама - все это может создать у неискушенного туриста впечатление вечного праздника.

Но мы не туристы. Частые посещения этого порта дают нам полное право утверждать, что с ростом инфляции все сложнее становится рядовому труженику уложиться в свой скромный бюджет.

Вспоминается и такой случай, который убедительно показывает заботу о людях труда в нашей стране.

Один из наших рыбаков в тяжелом состоянии был доставлен в местный госпиталь. Требовалось срочное вмешательство нейрохирурга, которого, вполне естественно, не было в штате экипажей наших рыбопромысловых судов. Прибывший в госпиталь представитель совместной фирмы «Совиспан» подписал гарантийное письмо на выплату крупной суммы испанскому врачу, делавшему рыбаку операцию.

Прилетевший из Мадрида профессор сделал операцию, и жизнь русского моряка была спасена. Об этом факте стало известно местным журналистам. В газетах появились статьи, в которых подробно рассказывалось об этом неординарном случае. В заключение газетчики сделали вывод, что заплатить такие большие деньги за операцию рядовому рыбаку могли лишь с ведома родителей пострадавшего, которые, по их предположению, могли быть весьма богатые фермеры, чуть ли не миллионеры.

Кое в чем корреспонденты были близки к истине. Иван Архипенко (так звали попавшего в аварию моряка) был сыном колхозника. Что же касается внушительной суммы за операцию, то она была оплачена за счет нашего государства, проявляющего необходимую заботу о здоровье и жизни своих людей, где бы они ни находились.

Неподалеку от нашего траулера была стоянка южнокорейских промысловых судов. И вот тогда стал частенько наведываться к нам один из корейских рыбаков, Пак Ин. Цели своего визита он не скрывал, приходил к нам покушать и собрать немного продуктов. Как выяснилось, в Санта-Крусе во время приступа аппендицита ему была сделана операция. «Помощь» местных медиков отняла у рыбака все личные сбережения. Более того, он был вынужден покинуть больницу, не долечившись, так как не имел больше средств для оплаты услуг опекающих его врачей. Его судно ушло на промысел в океан, и он был лишен средств для существования. Причем неподалеку от причальной стенки нашего траулера были ошвартованы корейские траулеры и промысловые суда других стран. Пак Ин шел именно на русские промысловые траулеры, полагая, что русские рыбаки всегда выручат из беды.

Кореец восхищался условиями нашей жизни, с нескрываемым удивлением рассматривал столовую, телевизор, киноустановку.

Его удивление нам было не совсем понятно. Но вот наступил день, и в рыбацкую гавань вошел южно-корейский траулер. Ответный наш визит, как говорится, поставил точки над «i». Мы даже не предполагали, что возможны такие условия обитания. По общечеловеческим понятиям и санитарным нормам жить на таком судне просто невозможно. В угоду сверхприбылей бытовые помещения были стиснуты до размеров клетушек, так называемые матросские кубрики были буквально нашпигованы койками, покрытыми циновками. Как выяснилось, циновки заменяли рыбакам постельные принадлежности. В жилых помещениях почти темно, весьма слабая вентиляция. В штате судового экипажа нет повара, нет и общей столовой. Каждый моряк готовит себе пищу сам. Запасы риса и других продуктов подвешиваются над койками в холщовых мешочках.С горьким чувством ходили мы тогда по этому траулеру.

В Мурманске мы привыкли к круглосуточным будням порта. А здесь стояла непривычная для нас тишина. По своему внешнему виду и спокойному состоянию вода в гавани напоминала застывшую ртуть. Лишь изредка это непривычное для нас безмолвие нарушал гул пролетающих самолетов.

Воздух уже наполнен теплом и светом, слабый бриз лениво перемахнул через зазубрины скал, нашептывает нам свои волшебные сказки, разыгрывает воображение, зовет в океанскую даль.

Первые же дни показали, что для своевременного выхода очередного судна из ремонта всем нам необходимо трудиться по двенадцать часов в сутки. Обсудили этот вопрос на судовом собрании, выслушали мнение ветеранов подменного экипажа. Хотя многое из того, что говорилось на собрании, было известно, некоторые особенности работы прошлого подменного экипажа нас заинтересовали. Конечно, нового ничего не придумаешь, но сложившаяся обстановка требовала тщательного изучения опыта, накопленного нашими предшественниками.

Проголосовали за утверждение предложенного увеличения времени работы и принялись за дело.

Хорошие сложились у меня отношения с боцманом. По рассказам моряков, работающих с ним на других промысловых судах, он, помимо завидного трудолюбия, обладает еще достаточным запасом мужества, столь небходимым в море. Это плотный, широкоплечий мужчина с мягким прищуром глаз. Я заметил у боцмана хорошее качество - самокритично оценивать свои поступки. Однажды я выговорил ему за то, что он скрыл от меня опоздание на работу матроса. Вечером, когда многие ушли на отдых, матрос сосредоточенно трудился на очистке траловой лебедки от ржавчины, а рядом с ним трудился и сам боцман.

По распоряжению старшего механика машинная команда разделилась на две группы (чтобы не толкаться всем механикам у ремонтируемого главного двигателя) и также все они трудились по двенадцать часов кряду.

В одно погожее утро я чуть было не сделал научное открытие. После сдачи утренней вахты и чаепития, пребывая в прекрасном настроении, я покинул салон и направился по свежевымытому коридору на главную палубу. И вдруг увидел следы снежного человека. Согласно моей скороспелой гипотезе, снежный человек покинул свои Гималаи, прошагал полпланеты, форсировал вплавь часть Атлантического океана и под покровом ночи забрался на борт нашего судна. Все мои предположения развеяла боцманская тирада.

- Опять механики шляются в мазутной обуви, доберусь я до этих масленщиков!

Разгневанный боцман, что называется, вошел в раж и просклонял во всех падежах подпалубных «духов», твердо пообещав мне изловить злоумышленника.

Во времена парового флота, когда вместо соляра в качестве топлива использовали уголь, кочегары ходили в перепачканных робах, их появление на выдраенных до блеска палубах считалось грубейшим нарушением уклада судовой жизни. Там, где ступала нога вышедшего украдкой на палубу в робе члена машинной команды, как правило, оставался грязный след.

В таких случаях, делая повторную приборку, матросы чертыхались и придумывали для машинной команды всякие нелестные прозвища: духи, масленщики и даже маслопупые. Не собираясь оставаться в долгу, механики величали матросов рогатыми, за что - непонятно.

Работая в условиях удушающей жары, механики периодически покидали машинное отделение, чтобы подышать свежим воздухом и, прюходя по коридору палубы, пачкали ее грязной обувью. В жилых и служебных помещениях у нас ежедневно моются палубы, но пока мы явно уступаем даже самому хилому медицинскому заведению в стерильной чистоте. Вот почему иногда хмурится капитан, и по выражению его лица я делаю вывод, что в скором будущем он потребует от меня, как от старшего своего помощника, принятия административных мер к нарушителям санитарного порядка.

От зари до зари трудилась палубная команда. Механики же работали круглосуточно, посменно, чтобы успеть за пять месяцев произвести докование восьми наших рыбопромысловых траулеров.

Не отставали от механиков и матросы, занимаясь от зари до зари покраской мачт и надводной части корпуса судна. Нам также предстояло произвести последовательное докование судов на местной судоверфи и передать их штатным экипажам.

И надо же было случиться, что именно тогда забастовали местные докеры, а через сутки волна забастовок докатилась и до местной судоверфи.

Мы оказались почти в безысходном положении. В силу сложившихся обстоятельств нам предстояло оказаться в роли штрейкбрехеров - провести докование судов на местной судоверфи или же свернуть свою деятельность и улететь на Родину.

Прошли сутки, вторые. И когда казалось, что все пропало, на борт судна прибыл наш капитан Вениамин Валентинович Шмонин и молча положил на штурманский стол морскую карту времен пиратской вольницы.

Оказалось, что он случайно нашел на базаре и купил довольно потрепанную, но весьма ценную для нас карту.

Дело в том, что в одном небольшом порту Аресифе, отдаленном от морских дорог, была расположена частная фирма, которая брала за докование ровно вдвое меньше, чем в Санта-Крусе.

Вооружившись словарем, мы буквально за пару часов перевели с испанского на русский язык все текстовые пояснения, изучили очертания берега как в самом порту, так и на подходах к нему со стороны океана.

На рассвете следующих суток мы подошли к порту Аресифе. К нам ходко подбежал испанский катер.

Сухощавый пожилой испанец, с почти белой головой, с легкостью натренированного спортсмена быстро поднялся по штормтрапу к нам на борт судна, легко перенес свое тело через фальшборт и поспешно взбежал на ходовой мостик нашего судна.

Мы подали на катер буксирный конец и начали медленно двигаться в узкую бухточку. Этот работяга-катер поразил нас внешним видом: его палуба была покрыта слоем птичьего помета, а его ржавых бортов, более чем уверен, давно не касалась кисть маляра.

В ста метрах справа от нашего курса возвышался старинный форт.

Во времена пиратских набегов его мортиры охраняли единственный вход в эту гавань. В наши дни расторопные дельцы пристроили к его древним стенам легкое сооружение из дерева и стекла.

Расположенный на берегу океана у всегда оживленной асфальтированной трассы, для услуг туристов предусмотрен ресторан, который явно собирает у себя многих посетителей.

От городка так и веяло седой стариной. Ветхие домики, узкие улочки, полуразрушенные строения, внешне напоминающие форты, привлекают к себе любителей средневековья, туристов как из Старого, так и из Нового света. Остров этот, как и его другие собратья из одного архипелага, вулканического происхождения.

На краю горизонта выстроились в ряд воткнутые в небо потухшие вулканы. Немилосердно жгло солнце. От нестерпимого зноя отяжелел воздух, стало трудно дышать. По дорогам почти прекратилось движение. Все живое спешило укрыться в спасительную тень.

В небольшой лагуне, едва успев погасить инерцию хода судна, мы приняли на борт десант говорливых испанских специалистов, которые при помощи заведенных на берег стальных тросов поставили наш траулер на кильблоки и тут же начали доковой лебедкой поднимать его на слип. В быстром для нас говоре испанцев трудно было что-либо разобрать, но по их дружеским улыбкам и жестам можно было догадаться, что наш приход дал им возможность заработать.

Работа в доке началась в быстром темпе. Одним словом, я не успел выкурить сигарету, а уже был приглашен, как старший помощник капитана, осмотреть очищенную подводную часть корпуса судна. Своим пескоструйным аппаратом на наших глазах испанцы творили чудеса.

Буквально за полчаса очистили до блеска подводную часть корпуса судна. Мы не успевали удивляться быстроте и высокому качеству работы. Я еще больше был поражен, когда узнал, что весь штат этого частного предприятия состоял из двенадцати человек, не считая овчарки хозяина, которая была нашей частой гостьей.

Правда, еще на полставки работала миловидная испанка, исполняющая обязанности секретаря.

Ради справедливости следует заметить, что испанцы полностью пренебрегали техникой безопасности, а работали они на приличной высоте без всякого ограждения.

Без поручня оказался и прислоненный к корпусу нашего судна металлический трап.

Для полной ясности картины скажу, что таким образом мы провели очистку подводной части корпуса судна всех восьми траулеров. Поднимали на слип наши траулеры с полными запасами топлива и воды, короче говоря, со всеми судовыми запасами, в том числе с кошельковым десятитонным неводом на промысловой площадке.

Перед поднятием судна на слип никто из испанцев не потребовал от нас заполнять многочисленные акты, не надо было писать расписки, давать пояснения и выполнять еще добрый десяток всевозможных формальностей, которые еще продолжают существовать на мурманских судоремонтных предприятиях.

Тогда мы получили урок работы предприятия в условиях рыночных отношений, для нашего флота сумели сэкономить сотни тысяч песет.

Поход в Аресифе для поднятия судна на слип отнял у нас целую неделю.

Чтобы своевременно закончить покрасочные и другие судовые работы, связанные с междурейсовым ремонтом, экипаж стал ежедневно перерабатывать.

По истечении пяти месяцев моряки нашего подменного экипажа начали укладывать свои чемоданы.

Четверо из нас решили остаться в океане еще на пять месяцев. Третий механик Василий Яковлевич Ващенко в новый рейс был запланирован руководством уже вторым механиком. Повар Федор Петрович Жижин был хорошо известен на флоте как большой мастер своего дела. В том рейсе ему пришлось особенно тяжело. Если у нас и выпадали свободные минуты от основной работы, то повар трудился начиная с шести часов утра до полуночи.

Николай Максимович Куралесин, по специальности -технолог рыбопромыслового флота, в свое время был одним из лучших мастеров по обработке рыбы нашего флота. Потом, по неизвестной для меня причине, переквалифицировался в боцмана, а в подменном экипаже ему довелось трудиться в должности матроса.

Теперь справедливость восстановлена, в предстоящем рейсе Николаю Максимовичу предстояло принять дела боцмана.

Решил остаться на следующий рейс и я.

Поговаривали, что в должность капитана траулера «Дуббе» вступит Владимир Михайлович Кравченко, один из самых удачливых капитанов флота, а это уже интересно.

Когда нам стало известно, что наше судно после прилета основного экипажа будет работать значительно южнее Канарских островов, мы решили собраться вместе и обсудить создавшееся положение.

К нашей беседе я подготовился основательно: прикинул по карте расстояние предстоящего перехода и проштудировал лоции.

Происходящее далее воспроизвожу со стенографической точностью, как было записано в моем дневнике.

Водрузив на нос очки и усевшись поближе к вентилятору, я начал: «Район возможного нашего промысла расположен в зоне южного полушария. Круглосуточно здесь удерживается высокая температура, которая в сочетании с высокой влажностью угнетающе действует на человека, непривычного к этим условиям. Я не хочу утомлять вас описанием всех ветров, а тем более запугивать, но считаю уместным заметить, что встреча с некоторыми из них может оказаться для мореплавателя первой и последней».

Куралесин: «Нас не запугаешь, валяй дальше!»

Бабуро: «Назову некоторые из них: эшби, гарматан, самум, торнадо. Эшби - это сухой и горячий ветер, приносящий с собой облака пыли с внутренних районов Сахары. Что же касается фена, то это мощный и порывистый ветер с высокой температурой».

Жижин (искоса поглядывая на настенный термометр, на шкале которого плюс тридцать градусов): «Можно подумать, что в тропиках бывает прохладней!»

Бабуро: «Прошу не перебивать! Что же касается работоспособности фена, то он просто лентяй. Как правило, задувает всего лишь на сутки и лишь изредка собирается с силами и может наблюдаться до пяти суток. Эшби - незначительный шалунишка по сравнению со своими старшими братьями-разбойниками. Он способен хулиганить лишь в каком-нибудь одном месте, а рядом в полусотне миль может удерживаться штилевая погода.

Это все цветики, а сейчас я расскажу и о ягодках. Гарматан... У него очень скверный характер. А чтобы у вас на этот счет не возникли другие мнения, цитирую дословно: «Сухой, пыльный гарматан раздражающе действует на слизистую оболочку и с трудом переносится человеком. Если гарматан дует с полной силой, то вызывает чувство голода, а слабый - чувство угнетающей жары».

Ващенко: «По вкусу кому что нравится».

Бабуро: «Хотя самум на побережье, а тем более в океане бывает редко, он заслуживает, чтобы о нем поговорить. Если вышеперечисленные его друзья не тянут больше, чем на разбойников, то самум - потенциальный убийца. В переводе с арабского означает «ядовитый, отравленный». Местные жители иногда называют его «огненным ветром» или «дыханием смерти». Температура воздуха при самуме повышается до пятидесяти градусов, а относительная влажность приближается к нулю. При такой температуре и низкой влажности происходит испарение влаги из организма, а иногда даже смерть».

Куралесин: «Не дрейфьте, парни, прорвемся! Капитан Кравченко опытный, так что обогнем это местечко, где водится такой зверь, и с песнями за большой рыбой».

Бабуро: «Нам осталось познакомиться еще с одним ветерком, пожалуй самым уважаемым. У западного берега Африки, как раз в районе нашего возможного базирования, иногда наблюдается торнадо, который представляет собой воздушный вихрь, обладающий большой разрушительной силой. Следует учитывать, что из-за сильных порывов и внезапности появления торнадо очень опасен для судов».

Я больше не вижу на лице Николая Максимовича иронии. Он стал задумчив и сосредоточен, отчего на его лбу резче обозначились морщины. Полистав несколько страниц лоции, он глубокомысленно произнес: «Да, серьезная книга. Как говорят у меня на родине старики: не думай, как зайти в божий храм, а думай, как из него выбраться».

Повар Жижин внешне продолжал оставаться спокойным, лишь пристальный взгляд на лице да частые затяжки сигареты говорили о его смятении. «А наши уже к Москве подлетают», - почти шепотом произнес Федор Петрович и сделал очередную затяжку.

Но я решил тогда довести свое повествование до конца.

Я знал, что мои друзья не любят позы. У каждого из них за плечами многие годы, проведенные на промысловых судах в суровых северных морях. Приходилось им попадать в переделки во время штормов. Они с честью прошли «естественный отбор», устроенный морем, но мое сообщение о предполагаемых встречах с разбойными ветрами у каждого из нас вызвало душевное смятение.

- Давай что-нибудь о джунглях, - предложил боцман. -Возможно, нам придется побывать в тех местах на берегу.

Безусловно, я не желал тогда запугивать своих товарищей, но из-за отсутствия свободного времени коснулся лишь отрицательных сторон условий предполагаемого места нашей работы.

Рассказывая о непроходимых лиановых зарослях, я подчеркнул, что когда человек вступает в дебри джунглей, то, прежде всего, следует опасаться лиан, которые как щупальца спрута охватывают человека, дерзнувшего вступить в этот таинственный для него мир. Именно на ветках лиан любят зависать ядовитые змеи, их нападения, как правило, следует ожидать сверху, не застрахованы путешественники и от смертельного «поцелуя» джунглей - укуса мухи цеце. На месте укуса возникает волдырь, который вскоре исчезает. Первые симптомы болезни напоминают малярию. Потом появляются головные боли, мышечная слабость и наступает агония...

Первым не выдержал повар. Он посмотрел на меня и попросил:

- Старпом, можно ведь рассказывать про укусы и без смертельного исхода.

- Пожалуйста, сколько угодно, - «успокоил» я повара. - Например, тебя кусает земляная муха...

- Пусть лучше тебя, для эксперимента, - посоветовал Жижин.

Присутствующие пришли к единому мнению, что из всех зол выбирают меньшее.

Далее я вкратце информировал своих друзей о тропической лихорадке и о некоторых других болезнях.

Несколько подробней я рассказал о смертельной опасности, таившейся в реках, нашпигованных огромными чудовищами, именуемыми крокодилами. При этом я отметил, что даже на улицах африканских городов зарегистрированы случаи нападения крокодилов на прохожих.

- Крокодила я не боюсь, убегу от него, - авторитетно заявил боцман. - А вот некоторым из нас, у кого вес под центнер, прежде чем сойти на берег, следует написать завещание.

И он выразительно посмотрел на меня. Поскольку его аргумент был весьма убедителен, то я обещал, что непременно при случае воспользуюсь его советом.

Механик Ващенко, как бы успокаивая меня, заметил, что крокодил по прямой развивает скорость свыше сорока километров в час, так что шансы уцелеть у нас одинаковые.

- Вношу предложение, - вскинулся с места темпераментный боцман. - Купим вскладчину винчестер и спокойно прогуляемся в джунглях. Там будем слушать гортанные крики обезьян и оглушительный звон цикад.

Оказывается, что не только великие открытия, но и жизненно-важные проблемы разрешаются просто. Главным охотником и по совместительству нашим телохранителем избрали Федора Петровича Жижина, имеющего в своем охотничьем активе пару убитых зайцев.

Следующее заседание для уточнения некоторых деталей будущей экспедиции в заросли джунглей решили провести тогда, когда будем работать непосредственно вблизи раскинувшихся джунглей.

Спешу на палубу, чтобы встретить подошедший к борту судна катер, на котором прибыл основной состав нашего экипажа во главе с капитаном Владимиром Михайловичем Кравченко.

И вот наступила та долгожданная минута, когда я, как старший штурман судна, мог доложить капитану, что траулер «Дуббе» к выходу на промысел готов.

Мой рапорт принял атлетического сложения тридцати- летний брюнет. Это был известный промысловик Кравченко. Из капитанов в то время он был, пожалуй, один из самых удачливых.

Среди рыбаков Владимир Михайлович зарекомендовал себя простым в общении с подчиненными, но в тоже время мог быстро превратиться в весьма напористого и даже одержимого, если речь шла о рыбном промысле.

У Владимира Михайловича есть завидное качество - отыскать у людей доброе и умение отличать правду от неискренности, лжи и лицемерия.

Наш «Дуббе» стоит на якоре на внутреннем рейде испанского порта Лас-Пальмас.

Рейд отгорожен от океана бетонной стеной. Прибегающие от берегов Африки волны натыкаются на препятствие и, вздыбившись, разлетаются на парапете сотнями брызг.

Между стоящими на рейде судами постоянно снуют юркие катера. Вот один из них, доверху нагруженный продуктами, сбавил ход и быстро ошвартовался у нашего борта. С катера по штормовому трапу на борт поспешно поднялся улыбающийся испанец. Это агент совместной фирмы «Совиспан». Он доставил заказанные нами и другими промысловыми судами скоропортящиеся продукты.
Агент явно пробивной малый. Продолжая дружески похлопывать моряков по плечам, он обратился с короткой, но выразительной речью:

- Амигос! Радмидаменте трабао физика, кади персов позепрезент! (Друзья! Быстрая физическая работа, каждый человек будет иметь награду!)

Испанец схватил ящик с местной водкой «Фундадором» и поднял его над головой для всеобщего обозрения. Под веселый смех наших моряков агент поставил ящик на трюм, тем самым давая понять, что чем быстрее мы закончим грузовую операцию, тем скорее покинем порт.

Погрузка овощей и фруктов шла быстро без всякого материального стимула. Каждый из моряков знал, что «презент» будет выставлен на праздничный новогодний стол.

В поисках знакомых направляюсь дальше по главной палубе и у входа в машинное отделение встречаю Петра Петровича Чупина.

В этом рейсе ему доверено возглавить машинную команду. Нашему «деду» всего лишь двадцать семь лет, но это опытный и хорошо знающий свое дело специалист. А это уже не столь мало для человека, прошедшего путь от моториста до старшего механика.

Выбрали якорь. Осторожно лавируя между стоящими на рейде судами, направились в открытый океан.

Наш экипаж состоит из двадцати семи рыбаков. Прежде чем оказаться в тропиках, помимо многих других формальностей, каждый из нас прошел медицинскую комиссию, и в наших паспортах моряков есть виза испанского посольства в Москве.

Все мы занесены в судовую роль, которая скреплена печатям и имеет автографы высоких должностных лиц.

Но есть у нас на борту два существа без всяких видов на жительство. Это черный как смоль пес Паниковский и рыжая сука Матильда.

Свое прозвище пес получил за пристрастие к курятине.

Если известный герой романа Ильфа и Петрова Паниковский обожал красть гусей, то продолжатель его воровских дел из-за отсутствия у нас на борту судна гусей ворует у повара кур.

Он может часами лежать в засаде. Стоит лишь на минуту повару Жижину покинуть камбуз, как пес стремительно врывается на камбуз и, ухватив куриную тушку, мчится во всю прыть на верхний мостик, в укромное местечко, и старается быстрее проглотить ворованную добычу.
За свои столь неблаговидные дела Паниковский был неоднократно нещадно бит поваром, но воровство упорно не желал бросить.

Матильда же - сука благородного происхождения. Ее доставил на борт судна наш боцман за несколько минут до отхода на рыбный промысел. Она не участвует в грабительских налетах на камбуз, довольствуется порцией наваристого супа и парой куриных лапок, доставленных с камбуза заботливым боцманом.

Матильда, не страдающая отсутствием аппетита, быстро набрала вес и превратилась из обездоленной портовой сучки в очень красивую собаку с лоснящейся темно-рыжей шерстью.

Если Паниковский мог сутками лаять на чаек и бросаться на каждую залетевшую на отдых перелетную птицу, то спутница его собачьей жизни Матильда, наоборот, не проявляла никаких враждебных намерений к пернатым.

Однажды на исходе дня к нам на палубу опустилась большая, до предела истощенная и усталая птица. Матросам буквально пришлось спасать нашу гостью от неугомонного Паниковского, непременно желающего с ней расправиться. И тогда боцман соорудил из старой дели большую клетку на верхнем мостике, куда и поместил смертельно уставшую от перелета птицу.

С той поры для нашего пса начались самые черные дни его жизни. При каждой возможности пес бросался на клетку, злобно рычал. Но капроновая сеть надежно защищала запланированную им жертву разбойного нападения. Если атаки долго не прекращались, то птица своим длинным клювом через ячею сетки наносила псу удары.

Через несколько дней Паниковский имел на своем теле многочисленные раны, нанесенные клювом залетной птицы.

Все мы считали, что эта вражда добром не кончится. Когда птица, которая, по всей вероятности, была из семейства цаплей, основательно окрепла, матросы открыли верхнюю часть ее убежища, она взмыла в небо, описала над судном пару прощальных кругов и взяла курс на юг.

Паниковский, несмотря на свой вспыльчивый характер] весьма внимательно, можно сказать, с большой симпатией; относился к Матильде, и в результате их дружеского сожительства Матильда принесла щенков, которых со временем мы охотно дарили на другие промысловые суда.

Но эта история имела печальный конец.

Большую часть времени наши собаки проводили на неводе, который горой возвышался на промысловой площадке.

Одним словом, нарушила Матильда технику безопасности и утонула в океане. Безусловно, мы бы ее спасли, но никто не видел ее падения за борт.

Паниковский, забравшись на верхний мостик, куда даже в штормовую погоду не залетали брызги, часами смотрел На поверхность океана в надежде разыскать среди пляшущих Волн свою верную подругу.

Рыбацкие миниатюры Владимир Бабуро