Все, что связано с рыбацкими рейсами, надолго остается в памяти. Я снова беру на себя смелость продолжить свои воспоминая, ибо, по моему твердому убеждению, тем, кто любит море и питает к нему глубокие, проверенные временем чувства, никогда не надоедают рассказы о нем.

Перед самым отходом в очередной полугодовой рейс к африканским берегам, боцман, возвращаясь из городского увольнения, принес на судно дрожащего от холода щенка.

На первых порах щенка поселили в боцманской каюте, а со временем он сам избрал своим постоянным местожительством рулевую рубку, у телеграфной тумбы.

Боцман специально изготовил для своего любимца коврик, поэтому со стороны капитана не было никаких возражений против постоянного проживания щенка на ходовом мостике.

В те годы санитарные службы не обращали столь пристального внимания на наличие на борту животных.

На переходе в район промысла, в Бискайском заливе, наш траулер попал в жестокий шторм. Целую неделю экипаж не ел горячей пищи, потому что взбесившие волны грозились каждую минуту вышвырнуть не только кастрюли с электроплиты, но и пытающихся устроиться на отдых в своих койках моряков.

В то время, когда бесновался океан, рулевые пытались удерживать судно «носом на волну». Тем самым мы старались избежать заливания водой палубы. Нам удалось уберечься от больших неприятностей, на которые так щедр бывает океан.

Стоило лишь нам миновать Бискайский залив, как or шторма остались лишь неприятные воспоминания.

Щедро светило солнце, небо быстро очистилось от туч, и стоило лишь поглядеть вдаль, как каждый желающий мог убедиться, что на краю горизонта небо сливалось с водой.

На удивление всего экипажа щенок достойно перенес первый в свой жизни шторм.

На переходе до района промысла палубная команда занималась подготовкой кошелькового невода к предстоящей работе. Одновременно на верхнем мостике сушили свои личные вещи, которые за период штормовой погоды успели основательно отсыреть.

Мы держали курс строго на юг, с каждой вахтой приближаясь к тропикам.

Боцман вынес своего питомца на палубу, и все мы стали любоваться щенком, который, как бы не желая расстраивать нас своим удрученным видом, не скулил, как было с ним во время шторма, а деловито разгуливал по палубе, знакомясь с чужим для него миром: обстоятельно обнюхивал встречаемые на своем пути предметы, при этом весело помахивал хвостом, изливая тем самым свои чувства радости жизни, конечно не забывая при этом метить на палубе все доступные для него места.

На промысле в напряженной работе быстро летели дни, просоленные океанским ветром, прокаленные жгучим тропическим солнцем.
Даже во время относительного затишья над океаном беспрерывной чередой прокатывалась невесть откуда появившаяся мертвая зыбь.

Щенок заметно вырос, в условиях напряженных рыбацких будней быстро привык к существующему распорядку.

Когда во мраке тропической ночи призывно начинал трещать авральный звонок, извещая экипаж об очередном замете невода, щенок поспешно покидал рулевую рубку и с веселым лаем начинал носиться по палубе, как бы напоминая матросам о начале рыбацкой работы.

Когда заметы невода были результативными, мы до утра старались сдать на плавбазу улов, а днем все свободные матросы отдыхали от напряженной ночной промысловой работы.

Ближе к вечере траулер снова оживал. К этому времени пес, уже привыкший к своеобразному морскому распорядку, невольно оказывался в центре внимания экипажа. Почти каждый из нас старался пообщаться с ним, особенно привязался к нему боцман. Он специально приготовил для своего любимца гардероб, в комплект которого помимо шорт и рубашки входила тельняшка, которая как бы подчеркивала принадлежность пса к морскому сословию.

На шлюпочной палубе боцман из брезента соорудил небольшой бассейн, приучая своего подопечного к водным процедурам.

И вот у нас опять результативный замет невода: на промысловой палубе серебром отливает сардина.

С высоты с предельной точностью на судно пикируют чайки. Мало того, что они за считанные секунды успевают проглотить сардину, но и умудряются захватить с собой про запас в клюв и в лапки несколько рыбин, и с такой Ношей пытаются взлететь.

Все мы ожидали, что пес, как гостеприимный хозяин палубы, при виде чаек приветливо завиляет хвостом и даже поделится с ними своим весьма обильным завтраком, но он Не любил нахальных птиц, к тому же оказавшихся самыми настоящими воровками. С яростным рычанием пес начал нападать на них. На наших глазах ему удалось уцепиться чайке за хвост. Выпустив из клюва украденную сардину, и жалобно закричав, чайка пыталась взлететь с палубы, а пес, не разжимая зубов, по-прежнему болтался у нее на хвосте.

Затаив дыхание, моряки следили за происходящим. Но вот из хвоста чайки вырвалось несколько перьев, чайка взмыла в небо, а ее обидчик шлепнулся на палубу.

Чайки еще долго с тоскливыми криками кружились над нами, как будто укоряли пса за его жадность и просили обидчика отдать им добычу.
Несколько африканских рейсов сделал с нами уже основательно заматеревший пес, за свои воровские наклонности получивший прозвище Цыган.

Лично для нас так и осталось неразгаданной загадкой, каким образом Цыган с точностью определял время отхода судна в очередной рейс.

Он несколько суток не появлялся на борту судна, бегая по своим собачьим делам, но к моменту отхода траулера он занимал свое место в ходовой рубке, у судового телеграфа. Так продолжалось несколько лет. Но до предела ужесточили свои требования портовые власти, и тогда пришлось расстаться со столь заслуженным псом, ветераном африканских рейсов.

Однажды все же произошла у меня в порту встреча с нашей собакой.

Он признал меня и даже протянул лапу. Мне показалось, что у него в глазах появилась грусть.

Но все это у него быстро прошло, и вместе со стаей он побежал по своим собачьим делам.

Сегодня всех нас ожидала волнующая встреча с вулканом Тейта. Если остров Тенерифе по своим размерам самый большой среди шести своих собратьев, то вулкан Тейта самый крупный среди других потухших вулканов - его высота 3718 метров.

Мы начали свое путешествие на автобусе от причальной линии - рыбной гавани, напротив которой отвесной стеной вознеслись к небу буровато-коричневые утесы.

Вдоль океана по извилистой ленте асфальта мы проехали город и в нескончаемом потоке машин начали медленно подниматься на плоскогорье, за городской чертой свернули на проселочную дорогу и были немало удивлены, очутившись в лесу. Вокруг дружно тянулись к свету осины, ели и деревья, похожие на наши лиственницы.

Проехав около тридцати километров по этой зоне отдыха, попали в небольшую деревню, где были такие же, как на Кавказе, дома с плоскими крышами, заставленными предметами домашнего обихода.

Навстречу нам ехал на ослике пожилой крестьянин, что-то негромко напевая. Если город перенасыщен машинами, то здесь мы не обнаружили даже признаков механизации сельскохозяйственных работ. На небольших участках, разбросанных на пологих склонах, мы видели дружные всходы ячменя и только что вспаханную пашню, а чуть поодаль, ближе к океану, колосилась спелая пшеница.

В отношении пшеницы у нас возникли разногласия. Некоторые парни были склонны считать, что это рожь, но потом все согласились с авторитетным заявлением второго механика Виктора Ивановича Гелемеева. Мы знали, что родиной нашего механика является житница страны Кубань, а он сам во время школьных каникул намолотил на комбайне не одну тысячу тонн первосортной пшеницы.

Мы и не заметили, как поднялись на высоту 3200 метров над уровнем моря. Внизу полностью скрыла от нас океан плотная завеса кучевых облаков. Здесь было царство безмолвия.

Проезжаем мимо канатной дороги и с большим сожалением смотрим, как одна за другой упорно ползут вверх, к кратеру, маленькие кабины с людьми. Поднятие к кратеру стоит слишком дорого, но мы бы пошли и на эти расходы, но, увы, на сувениры и подарки своим родным мы истратили все свои песеты.

«Можно прожить какое-то время без хлеба, без вина и даже женщин, без корриды прожить нельзя», - громогласно произнес у входа в салон команды представитель агентирующей фирмы и предложил свои услуги.

На тот раз больше других повезло Петру Алексеевичу Пивоварову, которого экспансивный Мануэль пригласил в свою машину.

Чем ближе они приближались к месту проведения корриды, тем гуще становится поток машин.

Мелькают последние городские кварталы, машины вырываются на широкую, протянувшуюся вдоль океана автотрассу, и все водители заметно прибавляют скорость.

Надо ехать еще быстрее, а то негде будет поставить машину или, что еще страшнее, возникнет пробка и тогда -прощай, коррида!
Вот и результаты спешки! У обочины валяются две разбитые машины, а хозяева их с забинтованными руками взывают к водителям проезжающих машин - не бросать их на шоссе и взять особой на корриду.

Мануэль оказался самым сострадательным, он резко тормозит и помогает пострадавшим бедолагам забраться в его машину.

- Я думаю, что Рафаэль Перальта будет сегодня великолепен, - восклицает Мануэль по-русски и тут же переводит сказанное на испанский язык.

Да, представитель фирмы Мануэль наделен даром дипломата, помогает пострадавшим сеньорам хотя бы на время корриды забыть о постигшей их беде и включиться в разговор о корриде.

И вот Плассаде Торос. Громадное здание, похожее на цирк без крыши, возвышается среди теснивших его скал.

Все свободное пространство запружено автомобилями.

Хлопают в порывах ветра поднятые на флагштоки флаги. Гремит музыка. Сигналят автомобили, хозяева которых выискивают местечко для стоянки.

В распахнутые двери направляются многочисленные ригели, они в большинстве своем возбуждены.

Пронзительно кричат мальчишки, предлагающие специальный выпуск местных газет.

Втянутые в общий поток, Мануэль и Петр Алексеевич опадают в шумную толпу и мимо строгих контролеров проникают внутрь Пласса де

Торос. Их места оказались почти на самом верху.

Внутри здания - арена, на которой виден свежий желтый песок.

Арену по всей окружности описывает деревянный барьер высотой метра два, а за барьером расположены снизу по верху места для зрителей.

Пока представление не началось, можно повнимательней осмотреться. Быстрее всего заполняются места сверху: тут занимают места купившие самые дешевые билеты, внизу, у самой арены, места дороже в десять раз. Соответственно ценам на места выглядит и публика.

Внизу устраивается в мягких креслах солидные, тучные сеньоры. Первый, второй и третьи ряды заполняют те, кому в городе принадлежат банки, магазины, различные конторы. Чем выше от стадиона, тем проще зрители. Меньше черных пиджаков и строгих галстуков, больше рубашек закатанными рукавами, юных веселых лиц, больше оживления, смеха, парни и девушки громко выкрикивают имена своих кумиров.

Наконец фанфары извещают начало корриды. Стадион ревет, распахиваются ворота и на серых, грызущих удила лошадях выезжают братья Перальта.

За ними в традиционных маленьких треуголках, расшитых серебром и золотом, из-под которых торчат кончики косиц с бантами, выходят высокие, стройные тореро, с обвитыми бумажными цветами пиками.

Кто-то наверху произносит короткую речь, и снова гремит музыка. На короткое время арена пустеет, а потом ворота распахиваются вновь и из черного зева вырывается разгневанный бык. Один из участников представления маячит возле барьера. Наклонив голову, бык несется на него. Парень, подпрыгнув, перемахивает через барьер, и рога быка врезаются в доски. Стадион ахает. Бандерильеро выскальзывает через узкий проход на арену и взмахивает красным плащом, бык снова устремляется на него. Стадион замирает. Участник представления чуть отступает в сторону, и бык поддевает рогами плащ и проносится в каких-то десяти сантиметрах от человека.

Стадион оглашается довольными выкриками. Бык быстро разворачивается, и в этот момент на арену выезжает один из главных участников представления. Забыв о красном плаще, бык снова устремляется на лошадь. Кажется, ну все, конец! Сейчас он вонзит ей в бок свои острые рога. Кажется каким-то чудом, что лошадь прыжком уходит от удара быка.

Рафаэль Перальта, крикнув что-то резкое и низко наклонившись с седла, вонзает в загривок быку пику. Бык попался крупный, с острыми рогами. Судя по поведению Перальта, действиями быка он доволен. В какой-то момент бык снова промчался мимо, со всей силой ударил в барьер, что рога пробили толстую доску и увязли в ней.

Публика в восторге. Стадион возбужденно гудит. Зрители поверили, что поразивший быка действовал по всем правилам классической школы.

Во время одной из наших встреч Пивоваров признался, что подобные представления не затронули его глубоко, и он тогда решил, что коррида как представление на арене в больше степени затрагивает настоящих любителей острых ощущений, а не случайных зрителей.

Представление окончилось. И в то же время усилился ветер. Он поднимал с арены ворох цветной бумаги. Зрители с нижних рядов усаживались в дорогие лимузины, с верхних рядов - старались заполнить автобусы. Одних ожидали уютные особняки, других - тесные квартиры на окраине города.

Петр Алексеевич признался, что лично он возвращался со странным чувством жалости к быку и с чувством восхищения перед смелыми участниками своеобразно праздника, именуемого корридой.

Лично нам больше по душе рыбная ловля.

Рыбацкие миниатюры Владимир Бабуро