Б. Хоменков, Заслуженный конструктор РФ

Мое первое заочное знакомство с атомоходом «Ленин» состоялось в 1960 году. Ледокол пришел в порт приписки Мурманск. Его желтые надстройки были хорошо видны из города. Нам, курсантам Мурманского высшего мореходного училища, будущим судовым инженерам-механикам прочитали лекции об атомной энергоустановке ледокола, конечно, в очень популярной форме, т.к. доступа к технической документации в то время не было. Полученная информация даже в таком упрощенном виде зародила интерес и уважение к атомной энергетике судов.

О том, что через 8 лет, уже работая инженером-конструктором на северодвинском предприятии «Звездочка», я увижу его у причала завода, конечно, даже и не мечтал! К 1968 году предприятие уже приобрело значительный опыт по ремонту и модернизации атомных подводных лодок, сдав 6 единиц АПЛ первого поколения проектов 658М и 627А. Предприятие оснастилось специальными промышленными объектами, лабораториями, располагало кадрами рабочих и инженеров. Установились связи с научными, проектными организациями и контрагентскими предприятиями, участвующими в создании АПЛ.

Был преодолен психологический барьер радиофобии. С учетом этих обстоятельств постановка на наше предприятие атомного ледокола для замены энергоустановки и ремонта не была неожиданной.

В 1968 году я был назначен начальником бюро конструкторского отдела предприятия «Звездочка», в заведование которого входило все оборудование и системы ядерной энергоустановки с системами автоматического управления и защиты атомных реакторов, дозиметрического контроля, систем контроля теплотехнических параметров установки. Спроектированная установка ОК-900 была ядерной энергетической установкой второго поколения.

Она предназначалась для ледоколов второго поколения и существенно отличалась от тех, которые мы уже освоили. Впервые ОК-900 решили применить на ледоколе «Ленин». Все оборудование и аппаратура - это новые разработки, головные образцы техники, новые технологии монтажа и испытаний. Чего только стоил «паук» - блок реактора с гидрокамерами для циркуляционных насосов и парогенераторами.

О.В. Костылев, заместитель главного конструктора предприятия «Звездочка» на атомном ледоколе «Ленин»

После привычки работать в затесненных помещениях АПЛ ледокол создавал проблему организации работ: там можно было элементарно заблудиться. Нашими ведущими конструкторами О.В. Костылевым и А.Д. Поповым был разработан «бегунок» карманного формата - книжечка со схемами расположения помещений, их номерами и наименованиями. Этим пособием вооружали конструкторов, технологов, строителей.

Это стало хорошим подспорьем в работе. Нагрузка на всех работников завода в тот период была колоссальная. В 1968 году сдавали 3 АПЛ и 3 дизель-электрических подводных лодки. В 1969 году сдавали одну АПЛ и одну дизель-электрическую подводную лодку. В этом же году на заводе проводились работы по ремонту и модернизации еще трех АПЛ и одной дизель-электрической подводной лодки сдачи 1970-1971 годов.

В 1967-1970 гг. предстояло отремонтировать и сдать к арктической навигации 1970 года атомный ледокол «Ленин». Начиная с 1969 года и до сдачи ледокола мой режим (и не только мой) был такой: к 7.00 на завод, после 23.00 домой. В такой круговерти память фиксировала мало конкретики.

Проблемы ледокола, конечно, преобладали. Временами забывалось, что есть еще и подводные лодки. С нами на заводе трудился многочисленный контингент от центральных конструкторских бюро, науки, заводов-поставщиков. Хорошо работала группа техпомощи ЦКБ «Айсберг» - разработчик проекта ледокола. Руководил группой Р.Ю. Фрейман - заместитель главного конструктора ЦКБ «Айсберг». От ОКБМ (г. Горький) работали представители В.И. Костин и Э.М. Мельников - корифеи в своем деле. Помню такой, вроде бы, рядовой случай.

В реакторном помещении цех по ошибке приварил проходящую через плиту биологической защиты трубу с двух сторон. Я обратился к Костину с просьбой не удалять второй сварной шов, т.к. можно повредить стенку трубы при его выборке. Костин мне без всяких объяснений отказал: «Нужно шов удалить». Я сделал для себя расчет прочности этого узла с учетом, что труба в эксплуатации будет горячая (около 200°С). Убедился, что труба не выдержит циклических нагрузок. Вспомнил, что на одной из АПЛ при ремонте обнаружили стакан системы вакуумирования, проходящий через биозащиту парогенераторной выгородки, фактически разорванный пополам.

Докапываться до сути тогда не стали. К концу 1969 года заканчивались основные монтажные операции, и нужно было готовиться к пуску механизмов и наладке систем.

На этом этапе к работам в качестве инженеров-испытателей и наладчиков привлекли конструкторов и технологов завода. Мне досталась наладка расходов систем третьего и первого контуров. Третий контур - это система охлаждения механизмов и устройств первого контура реакторной установки (циркуляционных насосов, приводов управления и защиты реакторов, фильтров активности и др.).

На каждое устройство и механизм должно подаваться определенное расчетом количество охлаждающей воды. Чтобы в процессе эксплуатации не было случайных изменений расходов, тарировка обеспечивалась установкой в соединения трубопроводов плоских шайб с определенными отверстиями. Задача, вроде, была простая: определить расчетным путем диаметры отверстий в шайбах, установить их в трубы и, запустив насос, проверить результат.

Если где-то расходы не достигали нормы, снова делался расчет, заменялись шайбы, и опыт повторялся. Сложность была в том, что параллельных веток трубопроводов было много и при изменении расхода на одной из них перераспределялись расходы на других. Бригада наша состояла из четырех человек: мастер цеха 1 В.П. Каменев, начальник бюро ОГТ В.И. Фадеев, начальник бюро КО В.Б. Хоменков, а для разборки и сборки соединений труб нам придавался слесарь-монтажник цеха 1.

Работать нам давали в конце дня и ночью до утра. Я приходил на контрольно-пропускной пункт к 24.00, иногда будил спящих там на скамейках В.И. Фадеева и В.П. Каменева, которые, мне кажется, и домой-то не уходили. Составляли план работ на смену, запускали насосы, снимали показания расходомеров.

Делали уточненные расчеты диаметров отверстий в шайбах для очередного цикла испытаний и заменяли шайбы на новые. Затем все повторялось. Насосное отделение находилось на удалении от помещения систем, где мы работали. Связь между постами еще не функционировала. Беготня туда-сюда надоела.

Поэтому договорились об условных сигналах для запуска и остановки насосов, для перехода на другие режимы работы системы. Набили карманы комплектами шайб с различными диаметрами отверстий, чтобы не бегать в цех. Наловчились с такой скоростью заменять шайбы, что наш помощник - слесарь-монтажник - оставался без работы, так как иногда дольше было объяснять, что сделать, чем отработать своими руками.

За ночь удавалось проводить по несколько режимов, постепенно приближаясь к цели. Утром я шел в свой отдел, так как кроме ледокола в ремонте были подводные лодки, да и 15 человек коллектива бюро требовали решения ряда текущих дел. До обеда работал в отделе.

Нужно было писать программы для обучения заводской швартовной команды. После обеда уходил домой поспать перед очередной ночной сменой. Где-то через неделю удалось приблизить расходы воды на потребители к расчетным. Довести их до нормы не удалось, т.к. не хватало производительности насосов на отдельных режимах. Провели совещание. ОКБМ настаивает на своих величинах расходов. ЦКБ «Айсберг» принимает решение заменить часть магистральных труб, чтобы снизить потери. Это означало, что нас вернули в начало пути. От многодневного недосыпания, постоянных требований строителей ледокола и руководства предприятия об ускорении работ я сорвался.

Заявил представителям ОКБМ и ЦКБ «Айсберг», что не будем делать снова эту работу.

Пусть принимают то, что получилось, и что им нужно больше думать головой, а не издеваться над заводом. Руководитель группы технической помощи Р.Ю. Фрейман, когда мы остались одни, извинился за допущенную ошибку при расчетах системы и попросил работу продолжить. Мне и самому было понятно, что другого выхода нет. «Обрадовал» В.П. Каменева и В.И. Фадеева, что нашему дружному коллективу все придется повторить.

С учетом приобретенного опыта дело пошло значительно быстрее и дня через три мы его завершили. Через некоторое время проводили окончательный монтаж системы третьего контура в реакторных помещениях.

Подключили трубы охлаждения к приводам механизмов СУЗ. Первый сюрприз: в соединениях нет резиновых колец для уплотнения разъемов. Кинулись на КДП в конторку мастеров цеха. Обшарили все столы и в одном из них нашли эти кольца. Были счастливы. Собрали все соединения. Запросили центральный пульт (благо связь уже заработала), чтобы пустили насосы третьего контура для проверки плотности соединения. Вдруг ударил фонтан на одной из трубок. В это время в реакторном помещении работало около 10 специалистов предприятия «Эра» - подключали кабели к проводам СУЗ. Конечно, всех прилично окатило водой, пока успели дать команду на остановку насосов.

Выяснилось, что ночью на системе заваривали последние стыки. На одном из них при рентгеновском контроле обнаружили дефект.

Днем, не предупредив никого, начали дефект устранять и турбинкой пропилили трубу. Работы шли в таком темпе, что подобных накладок хватало. Очередной нашей заботой стала тарировка расхода воды первого контура на фильтры активности. При первом пуске ЦНПК обнаружили, что наладочный расходомер подключен неправильно, перепутаны местами трубки подвод-отвод.

Трубки серьезные, с рабочим давлением 200 кг/см2. После сварки стыки положено гаммаграфировать.

Это лишние сутки. Ответственный сдатчик - директор завода Г.Л. Просянкин - учинил нам разнос, что не проверили заранее правильность монтажа наладочной системы. Выручил цех.

В течение часа перестыковали эти трубки. Правда, пришлось отказаться от гаммаграфирования, учитывая, что система нештатная и подлежит демонтажу после испытаний. Запустили насосы на первый цикл с отверстием в «проходке» 8 мм. Расход ниже нормы.

Пересчитал для расхода в 3 м³/час и получалось, что нужно отверстие увеличить до 11 мм.

Готовим второй цикл испытаний. Для этого нужно снять давление с первого контура, демонтировать «проходку», в которой просверлено отверстие, увеличить диаметр этого отверстия, затем смонтировать деталь, подготовить контур к пуску насосов. Это достаточно продолжительная процедура. Обсуждали план действий, а в это время на нашу беду подошел технолог ОГТ О.Е. Шаляпин. Послушал нас и говорит, что «горьковчане» ему сказали: «Отверстие должно быть 18 мм». Мы поддались на эту невольную провокацию, хотя отверстие просверлили на 14 мм. Включились на режим, расходомер «зашкалил». Что делать? Из большого отверстия маленького не сделаешь.

Вид одного из реакторов установки ОК -900 после монтажа механизмов управления и защиты и блоков биологической защиты и завершения тарировки расходов воды первого контура на фильтры активности. Реакторная установка готова к началу испытаний на холодной воде.

Деталь не простая, поковка из специальной нержавеющей стали размером около метра, поставка Горьковского машиностроительного завода. Выручили сварщики, заплавили отверстие аргоно-дуговой сваркой прямо в реакторном помещении. Сварщика окружили живым кольцом, так как подходили «любопытные», интересовались, что мы тут делаем. Уточнили расчетом размер очередного отверстия, просверлили его на 12 мм и получили желаемые 3 м³/час.

Это была последняя «построечная» работа на первом контуре. Можно было начинать испытания реакторной установки на холодной воде. Завод получил программу испытаний атомной энергоустановки ледокола. Все службы завода ее изучили, дали свои замечания.

О.Ю. Себин, конструктор конструкторского отдела предприятия «Звездочка»

Для их рассмотрения ведущего конструктора А.Д. Попова и меня командировали в Ленинград, в ЦКБ «Айсберг». Туда же должны были прибыть специалисты от предприятий - разработчиков. Основным нашим оппонентом был начальник отдела транспортных реакторов Института атомной энергии им. И.В. Курчатова Н.С.Хлопкин.

Я видел его впервые. Одет просто, без галстука, курит «Беломор». Мы с А.Д. Поповым «при параде» (почти в столицу приехали), курим болгарские сигареты с фильтром. Подумали: «Небогато живет ученый». Программа в своей основе содержала разделы, подготовленные «курчатовцами» и ОКБМ (г. Горький), и исходила из интересов науки, заложившей объемы проверок по максимуму. Завод наш отвечал за сроки сдачи ледокола, расходование ресурса оборудования в процессе испытаний. В этом было естественное противоречие интересов. Мы подсчитали, что в программе предусмотрено тринадцать сбросов аварийной защиты с полным расхолаживанием установки.

Из опыта работ с реакторами АПЛ мы уже знали последствия даже запланированных сбросов аварийной защиты. Фактически это аварийный режим работы установки, создающий предельные термонагрузки на все оборудование, массу хлопот и даже стрессы для операторов главной энергетической установки. Осложняется повторный ввод установки.

В целом с момента сброса аварийной защиты до повторного ввода на номинальные параметры затрачивается по несколько часов. Выслушав нашу критику программы, Н.С. Хлопкин спрашивает:

- Что вы предлагаете?

Мы изложили свою позицию:

- Снизить количество сбросов аварийной защиты в три раза;

- Не проводить полное расхолаживание кроме зачетных режимов;

- Отслеживать только начальный период снижения температуры теплоносителя 1-го контура до 200°С, а далее снова выводить установку на номинальные параметры.

С нами согласились. Далее, когда установка уже проходила горячие испытания, Н.С. Хлопкин как научный руководитель испытаний еще сократил количество режимов. К этому были объективные показатели. Установка ОК-900 работала отлично. А время было дорого. После физического пуска реакторов (21 апреля 1970 года) испытания шли круглосуточно. С началом комплексных испытаний в конструкторский отдел вернулись специалисты, временно откомандированные в цехи и отдел строителей (О.Ю. Себин вел монтаж и сдачу систем теплотехнического контроля ГЭУ в качестве строителя). КО готовил к передаче личному составу ледокола эксплуатационную документацию, откорректированную по результатам постройки и испытаний. Атомный ледокол ждали в Арктике.

Атомный ледокол «Ленин». Второе рождение