История Порт-Владимира очень интересна, но не о ней речь.

Мы приступили к перебазированию из Малого Оленьего, не прекращая промысла рыбы. В то же время, летом 1944 года, в Кулонге приступили к строительству двухквартирного жилого дома и настоящей бани. Все здания строились из добротного бруса. Строили их наши же плотники - демобилизованные из армии по ранению Карпов и Пурсев. И нас, и семью капитана флота Михайлова поселили в этом доме.

Я по-прежнему занимался промысловыми делами. Много времени проводил в Порт-Владимире, но бывал и в Кулонге с семьей, а когда дочка подросла, Вера с ней посещала меня.

Чаще стал выходить в море с рыбаками, особенно во время удёбного промысла. Места промысла выбирали доступными для наших судов, расположенные так, что в случае шторма мы могли укрыться под высокими берегами полуострова Рыбачий. Впервые увидел на обрывистых недоступных скалах громадные птичьи базары - места, где чайки, кайры, бакланы и другие птицы гнездились и выводили потомство. Сотни тысяч птиц с криком взлетали, кружились, садились на свои гнезда... Но рядом, совсем рядом шла война и вести здесь промысел, конечно, было очень опасно.

Хорошо помню тот солнечный апрельский день. Все мотоботы в море на удобном промысле. Отнерестившаяся треска подошла близко к берегам, за сутки рыбалки команде в 7-8 человек удавалось надергать 7-8 тонн трески. Трудился над выполнением плана и экипаж мотобота «Лейтенант Шмидт». Но в порт почему-то его привели на буксире. Бегу на причал. На вопрос «Что случилось?» капитан мотобота Сильвестр Архипов с явным финским акцентом выдает: «потеряли финт». Ничего себе задачка: где же гребной винт на острове Шалим-то взять? Да еще такой, чтобы подошел к гребному валу.

Звоню в трест и своему директору. Советуют буксировать мотобот в Мурманск, в Абрам-мысские мастерские. Но для этого надо снять с промысла второй мотобот. А рыба ловится хорошо, и погода - что надо. Да и колхозникам зарплату никто не платит. Сколько поймаешь рыбы, столько и получишь. Голова кругом идет, не знаю, как быть.

Тут подходит ко мне наш групповой механик Ефим Зубарев и заговорщицки шепчет: «На обсушке, у причала рыбзавода стоит с неисправным двигателем рыбозаводский такой же мотобот, как «Лейтенант Шмидт». Ночью надо винт тихо снять, и утром наш уйдет в море». Но я осторожничаю, не соглашаюсь. Прошу сходить к боту, повторно произвести замеры, чтобы просить помощи.

Ночь не спали - решали проблему замеров. Только ночью, при отливе, это и можно сделать. Рано утром, поеживаясь от холода, я стоял у дверей, чтобы первым попасть к директору рыбозавода Николаю Павловичу Городкову. Думал, решим дело по-людски. Винт нам позволят снять, завод же заинтересован в поставке рыбы.

Николай Павлович - видная фигура районного масштаба, коммунист. Руководитель большого коллектива, член всяких районных пленумов, депутат... Почти всегда с кислым выражением лица. Недосягаемая для меня личность!

К удивлению, моя просьба натолкнулась на короткое и жесткое - нет! У меня голова пошла кругом: такого просто не должно быть. Но на мое очередное «очень прошу вас», вновь холодное - нет.

И тогда я бегу к телефону, кому только можно, звоню, все сочувствуют, объясняют мне мою неполную (не хотят меня, молодого, обидеть) некомпетентность в таком вопросе. Спрашивают, как и чем делали замеры, чем собираемся снять приржавевший винт? Так ни с чем прошел день в пустых разговорах с инстанциями и лицами.

А Ефим Зубарев, «стреляный воробей», втихую готовился к ночной операции и время от времени уговаривал меня принять в ней участие. В общем, ночная вылазка состоялась, как и рассчитывали, удачно. С рассветом наш героический «Лейтенант Шмидт», оглашая спящую бухту громкими выхлопами работающего двигателя - астраханского болиндера (очень жаль, что для истории не осталось ни болиндера, ни его «музыкального выхлопа», да еще с колечками), весело побежал трудиться в море.

Как проходила «операция «Ы», знали немногие. Было принято решение не разглашать подробности. Пошли срочно топить баньку и вместе с рабочей грязью смыли все грехи.

Конечно, я был наслышан о силе Николая Павловича Городкова. Он не прощал обиды, проигрыши, несогласных с ним не терпел.

Днем, при очередном отливе, пропажа винта была обнаружена. Городков пришел в бешенство. Рвал и метал! От директора МРС Сборщикова потребовал убрать из Порт-Владимира Гехмана и его воровскую банду, грозил не пускать МРСовцев на рыбозаводский причал, и прочая, и прочая. Но главное - от мотобота «Лейтенант Шмидт» рыбу приказал не принимать, пока не вернут винт. Ночного сторожа рыбозавода (бывшего нашего моториста) уволил, посчитал его соучастником (и ведь не ошибся). Пришлось его тут же оформлять к нам, чтобы человек не потерял северные льготы.

Произошедшее Городков оформил актом, квалифицировав как хищение соцсобственности. Всю вину возложил на меня, назвав организатором этого черного дела, с приложением справки о баснословном ущербе рыбозаводу. Бумаги были отправлены районному прокурору для возбуждения уголовного дела.

Я, по наивности, не предполагал, что вокруг меня разыгрывается такая баталия. И спокойно искал возможности вернуть изъятый винт. Но, сидя в Порт-Владимире, ничего не найдешь. Стал просить у директора разрешения поехать в Мурманск, получил отказ. Велел заниматься делом. Он уже знал, что дело о хищении винта принимает серьезный оборот.

Через некоторое время мне вручили приказ по Кольскому Госрыбтресту. Управлящий Евгений Александрович Петрушихин объявил мне выговор «за самовольное изъятие гребного винта». Оказалось, что районный прокурор переслал материалы Петрушихину, разбирайся, мол, сам со своими. С меня даже объяснения не потребовали.

Городков получил устный, но внушительный втык за обращение не по инстанции.

Тот выговор мне очень дорог до сих пор. Он как награда. Потому что это единственное взыскание в моей более чем полувековой трудовой деятельности в рыбной промышленности Севера.

Весной 1945-го года наш директор МРС Василий Никандрович Сборщиков через своего приятеля приобрёл поросёнка из запасов подводников Северного Флота! Несколько дней в нашей тихой Кулонге был слышен поросячий визг... Вскоре поросенок был переправлен в Порт-Владимир и передан на «воспитание» нашему мастеру на все руки Василию Петровичу Куроптеву. Там на промысловой базе МРС, рядом с рыбозаводом легче решался вопрос кормов. За счет дармовых отходов от разделки рыбы: головы, плавники, кишки. И уже наш Василий Иванович, в ущерб своим плотницким и другим обязанностям, приобрел новые обязанности и заботы. Поросенок благополучно рос, шустрый и здоровый, любитель поиграть со своим воспитателем, да так, что иногда набивал ему синяки и шишки. Ну что с него взять: свинья есть свинья. Просенок стал любимцем немногочисленных ребятишек рыбаков, которые не упускали случая почесать его, погладить и побаловать корочкой хлеба. По мере набора веса «воспитатель» стал его побаиваться, жаловаться на него...и это за доброе отношение; «Васек» (так его прозвали) вырос - хороший был кабанчик!

В конце декабря я собрался по делам в Порт Владимир. Надо было удостовериться, что всё флотское имущество убрано и укрыто, невода развешаны, выполнены все мероприятия по противопожарной, технической и электробезопасности. Были вопросы, требующие уточнения, к заведующему базой Позднякову Евсею Ивановичу по результатам годовой инвентаризации материальных ценностей. Заканчивая напутствия и задания, директор выдаёт мне последнее - организовать забой свиньи, часть мяса оставить нашим местным работникам и остальное доставить в Кулонгу, чтобы «побаловать» коллектив очень «дешёвым» мясом. К праздничному новогоднему столу!

Хорошо зная людей, я высказал сомнение, что найти исполнителя этой «деликатной миссии» будет очень даже проблематично. Мой директор с этим согласился, но от своего не отступал - надо, ищи... Но, для страховки, я осмелился попросить у него... личное оружие -пистолет ТТ. Прижмурился, ожидая не очень лестный ответ. И каково же было моё удивление - Василий Никандрович молча вынул из сейфа по-флотски на удлинённых ремнях, в лаковой кобуре покоящийся пистолет. И вручая его мне, наставлял: смотри, поаккуратней, не потеряй, с пояса не снимать и т.д. Тут же, при нем, кобура с пистолетом были надежно посажены на поясной ремень, и я отправился в путь...

Я оказался прав - охотников на экзекуцию кабанчика не нашлось, его стрелять никто не захотел. Мясо «Васьки» оказалось не очень вкусным, довольно жирным и изрядно пахнущим рыбой. Но все были очень довольны - к празднику и почти даром.

Прошло время. Все про всё успели забыть. Пистолет опять положили в сейф, свиней больше не заводили.

В один из апрельских дней к нам в кабинет директора, где мы совместно трудились - я в то время уже замдиректора-главный инженер, заходит начальник районного отдела внутренних дел майор Гришунов. Как всегда, с широкой улыбкой, за руку здоровается. О чем-то пошептавшись, меня директор просит на минутку выйти, что случалось крайне редко - доверял мне. Работая с ним в одном кабинете, я проходил школу хозяйствования, умения решать задачи и проблемы, постоянно возникающие в работе с людьми и начальством разного уровня. У Сборщикова было чему учиться! Секретов между нами почти не было - я умел хранить тайну, и он мне доверял. Смущенно, под пристальными взглядами присутствующих, вышел во вторую комнату (а их больше и не было), где работали бухгалтера, кадры, секретарь - и удивился...- у входных дверей на табурете сидел (увидев меня, он встал) милиционер.

Через короткое время меня приглашают в кабинет и Гришунов вкрадчиво мне говорит, что ему стало известно о том, что я незаконно храню пистолет, и он предлагает мне добровольно его сдать. И, что мне ничего не грозит... И, что многие, которые подобрали оружие в районе боевых действий, сдали его... и т.д. Я молчал, молчал и Сборщиков. И опять уговоры... Мне казалось, что меня разыгрывают. Я молчал.

Тогда Гришунов начал осматривать и искать в ящиках рабочего стола, ощупывать висящую на стене мою фуфайку и, ничего не обнаружив, приглашает ко мне домой - будем там искать. Найдёт и тогда, чтобы я не обижался, уголовное дело мне обеспечено, и срок... Пытаюсь объяснить, что у меня никогда не было пистолета. Но всё тщетно, не верит.

Под конвоем идем ко мне домой. Гришунов - в дом, милиционер - свечой у двери. Жена и 2-х летняя дочка в испуге. Гришунов не испросив разрешения, в грязных сапогах проходит в комнату, толкает палец в ствол висящей на стене охотничьей берданки - не нарезное-ли... Так, что это? Настоящий обыск? Уже почти не владея собой, пытаюсь объяснить, что происходит ошибка, недоразумение, откуда возник этот вопрос... Но все напрасно, ответа не получаю. С криком и возмущениями сбрасываю на пол постель с кровати - нате, ищите....

И... остановился, словно меня кто-то за рукав дернул, и я спокойно спрашиваю:

- А где ордер на обыск, товарищ начальник?

- Какой такой ордер, ты что, меня не знаешь? Что я должен тебе предъявлять?

- Но ты меня тоже знаешь, но почему-то не веришь мне? А что требует закон? Выйдите вон!

Я спокойно подошел к висящему на стене телефону, покрутил ручку и попросил «барышню» соединить меня с первым секретарём райкома партии Брагиным. Выслушав меня о происходящем, Иван Иванович попросил передать трубку автору комедии... Гришунов только и «вякал»: «Есть, есть, понял...» и потел, ибо Иван Иванович умел так «мастерски объяснять», куда мне... И товарищ Гришунов, не попрощавшись, покинул помещение...

Я вернулся в контору, сел на рабочее место, опустив глаза. На Сборщикова смотреть не мог - ведь он меня предал, не пытался даже защитить, поверил в мою виновность - этого я простить не мог...

Прошло время. Я, как всегда мотался по командировкам, то в море, то в Порт-Владимир, то в Мурманск. И всё стало забываться. Как-то мне Сборщиков с улыбкой рассказал, что он всё-таки докопался до причины инцидента. Оказывается, что Гришунов действовал по доносу одного ответственного товарища из Порта-Владимира, где меня «засекли» с болтающимся на длинных ремнях пистолетом. И я вспомнил, что кроме свинячего вопроса, меня Сборщиков просил уплатить за него членские партвзносы, которые почему-то принимал Городков. Чтобы достать

Деньги, мне пришлось задрать полу шинели, а там болтался пистолет в кобуре....

Когда пришел в контору Гришунов, и я, и Сборщиков намертво забыли о «свинячем деле» и стрельбе по свинье. Вспомни мы или скажи Гришунов, где меня видели - и ничего-бы не было. Но Гришунову хотелось лично отличиться, а не вышло... И Городков не упустил случая, проявить свой «патриотизм», за одно и получить по моему должку.

Получается, и Сборщиков, и Гришунов не сомневались, что я могу нарушить закон.

А Иван Иванович Брагин, первый секретарь райкома партии, сомневался!!!

В эти годы в Порт-Владимире возобновилась работа портопункта Мурманского рыбного порта. Начальником пункта долгие годы работал некто Пономарев, обладатель диплома не ниже штурмана дальнего плавания.

Портопункт - это портовый надзиратель, ведущий регистрацию прихода-отхода судов, проверку экипажа по квалификации и численности. И, разумеется, чтобы экипаж при отходе был трезв. Пришло судно с моря - с документами в портнадзор, то есть к Пономареву. Днем и ночью, в любое время суток, он, единственный по штату портовый служащий, обязанный выполнять положенные формальности.

Домик, в котором размещался портнадзор, стоял высоко на горе, на I повороте дороги, серпантином уходившей вверх. Было в нем всего две комнаты: одна для конторских надобностей, в другой проживала чета Пономаревых.

Жена Пономарева, невысокая ростом, в меру полная, была красивой женщиной. Тихая, приветливая, начитанная, она держалась в стороне от своих шумных соседок. Но кто-то стал распускать по поселку слухи о якобы чрезмерном интересе к ней директора рыбозавода Городкова. Дошли эти сплетни и до Пономарева. И началась непримиримая война двух начальников, на потеху всему поселку. Кто-то даже утверждал, что не раз видел Пономарева с топором в руках. Городков с работы мог возвращаться только дорогой, которая шла мимо портнадзора. Потому поговаривали, что Городков, если замечал на повороте дороги Пономарева, то карабкался на всех четырех почти по вертикали в гору, в обход, подальше от опасности.

Оба поочередно обращались в верха искать защиты, просили убрать противника. Их, в свою очередь, просили прекратить безобразие, постесняться, наконец, людей. Все тщетно.

Однажды в Порт-Владимир зашел морской буксир, на борту которого находились начальник объединения «Мурманрыба» Георгий Тисленко, первый секретарь Полярного райкома партии Иван Брагин и сопровождавшие их лица. Ознакомились с делами, жизнью поселка, разобрались с просьбами местных руководителей и рабочих. Попрощавшись, направились к буксиру. У самого трапа вдруг Брагин спрашивает Тисленко, показывая в сторону Пономарева и Городкова:

- С этими товарищами, что будем делать?

Тисленко минуту подумал и жестко сказал:

- Думаю, что обоих надо отсюда убрать!

Буксир, традиционно дав три гудка, отошел от причала. Судьба двух весельчаков была решена. Вскоре мы ознакомились с приказом по  
«Мурманрыбе»: Городкова назначить директором Умбского рыбзавода (фактически это было понижение), Пономарева назначить начальником портопункта в Териберку (этого повысили).

Тисленко умело решал кадровые вопросы.

Через несколько лет Умбский рыбзавод вошел в состав Управления морского лова, где я работал главным инженером. Городкова в Умбе уже не было. Чем закончилась его бурная карьера, я даже не пытался узнать.

Ремонтом наших судов занимались судоремонтные мастерские на Абрам-мысе и в Териберке. Но была проблема с ремонтом мелкой несамоходной «плавпосуды» - деревянных брам, карбасов, шлюпок разной грузоподъемности, выполняющих функции вспомогательных при работе с кошельковыми неводами, а также на тонях, где ловили семгу, мойву. Эти суда часто получали значительные повреждения, большие течи и фактически выходили из строя.

У нас в Полярной МРС эта проблема исчислялась несколькими десятками единиц, накопившихся за годы. Лежали на берегу и гнили. Но нам помогла чистая случайность. Нам направили двух репатриантов, бывших жителей Полярного района - двух финнов, пожилых и, как оказалось, очень трудолюбивых. К сожалению, я не запомнил их имена и фамилии. Из разных источников удалось кое-что узнать о них.

Будучи несогласным с коллективизацией, крепкий хозяин, житель Тюва-Губы «А» (условно его назовем так) решил эмигрировать в Финляндию. Взяв в помощники своего батрака «Б» (условное имя), погрузились с каким-то имуществом на карбас, и воспользовались темной ночью, где на веслах, где под парусом вышли в море, отошли подальше от берега и сумели миновать незамеченными береговые посты пограничников. Погранслужба в то время только-только начала формироваться.

Добрались до Финляндии. Устроились, жили и трудились в какой-то рыбацкой деревне на берегу моря. Но началась война. Немцы, вошедшие в Северную Финляндию, принудительно переселили всех ее жителей в глубь Финляндии, подальше от берега моря. Не очень доверяли им, что ли?

За время Петсамо-Киркенесской наступательной операции осенью 1944 года советские войска интернировали бывших граждан Мурманской области и вскоре отправили их на родину. Так они оказались у нас в Полярной МРС. Возможно, с какими-то оговорками и неточностями, но факт прибытия к нам «А» и «Б» абсолютно точный.

Их поместили в небольшой мазанке. Предложили, если они могут, заняться ремонтом мелкой плавпосуды. И они согласились. Кроме досок, мы им практически ничего не могли предоставить. Воспользовались брошенными за складом ржавыми железными обручами от бочек, запутанной проволокой, вышедшими из употребления по износу растительными канатами - из этого утиля они, воспользовавшись
кузницей колхоза «Северная Звезда» в Белокаменке, изготовила заклепки, шайбы, распустили канаты, натрепали паклю. Не спеша, тщательно обработали - выстругали доски... Не буду утомлять веек технологией. Заменили поврежденные части, просмолили и спустили на воду первую браму. Любо было посмотреть на дело рук человеческих -суденышко на мелкой волне выглядело, как чайка. А годов-то работникам было немало. И судьба не очень была к ним добра.

Да, забыл сказать, что помощник самого мастера «А» был с рождения глухонемым!

В своих воспоминаниях - книге «Поле боя - берег» - генерал-лейтенант С.И.Кабанов, командующий Северным оборонительным районом (СОР) во время Великой Отечественной Войны, так вспоминал о работе рыбацких мотоботов: «...немцы стреляли по неподвижным целям, по причалу (в губе Эйна - А.Г.), по кораблям, стоящим под разгрузкой, по берегу. Кажется, куда ни бросай - попадешь. Возникла такая скученность, что часть мотоботов с очень нужным боезапасом пришлось, пока не разгрузятся другие, отправлять обратно. Так было 27 и 28 июля - 11 мотоботов привезли одновременно 200 тонн одних только боеприпасов, а 70 были еще в пути... Противник всячески нам мешал, чередуя шквальный огонь с редким методическим...» («Поле боя - берег», стр. 56, Воениздат, 1977).

В материалах Государственного архива Мурманской области хранится обзор «Главсеврыбпрома» о работе флота и предприятий рыбной промышленности в военном 1941 г. (26 января 1942 г.):

«С первого дня войны перед рыбаками Мурманска Правительство и Областной комитет партии поставили весьма ответственные задачи, вытекающие из военной обстановки.

... обеспечить для армии и флота быструю перевозку к фронту боеприпасов, снаряжения, продовольствия и т.д. По условиям обстановки в этом деле особенно возросла роль мелкого флота. Большой отряд ботов, невооруженный, подвергаясь частой бомбежке и обстрелам, геройски выполнял поставленные перед ним армией и флотом задачи. Не боясь смерти, вчерашние незаметные рыбаки под огнем врага доставляли на передовые позиции все, что было необходимо для бойцов...».

В конце декабря 1946 года мне позвонил начальник отдела кадров Кольского «Госрыбтреста» и сообщил, что руководством треста по согласованию с Обкомом партии принято решение направить меня в Териберскую МРС в должности главного инженера - заместителя директора. Мои попытки уклониться от этого решения, были тщетными.

Мне было очень жаль и больно уходить со старого места работы, куда я жил немало сил. Ответ был однозначным - так надо.
Кстати, на мое сообщение жена, как всегда улыбаясь, сказала: «Ну и что? Беда какая, раз нужен там, значит, уедем!»

Решили, что я съезжу в Териберку (Лодейное), немного ознакомлюсь с предстоящими делами, с директором, подготовлю жилье и тогда перевезу семью.

Вскоре меня известили, что из Мурманска после капитального ремонта в Абрам-мысских мастерских вышел мотобот «Наживочный № 2» (в составе флота Териберской МРС имелось два мотобота специально для доставки наживки - мойвы, песчанки, мелкой сельди), на котором мне и следует выехать в Териберку. Быстро собрался и отправился к месту назначения. Когда выходили из Кулонги, погода была обычная зимняя - темно, маловетрено, редкие снежинки не мешали видимости. Познакомились с капитаном Ивановым, молодым и приятный в обращении, с мотористом Юрьевым. Спустился в машинный отсек, полюбовался новеньким американским двигателем, блестевшим свежей краской и размеренно, не очень шумно работавшим. В жилом кубрике - три пожилых матроса. Удивился, что из Мурманска с таким составом выпустили мотобот из порта. Мне объяснили, что им из МРС рекомендовали прописаться только до Кулонги, где якобы они доукомплектуются соответственно нормам. Но в Кулонге портнадзора нет, проверить некому. Двигаемся по Кольскому заливу на хорошей скорости. Когда стали проходить остров Сальный, снегопад усилился, видимость резко уменьшилась, встречный ветер «в зубы» начал основательно раскачивать наш мотобот. Примерно на траверзе Полярного мы оказались в штормовой стихии, снежные заряды один за другим все чаще и активней закрывали видимость, волна сильная и наш ботик качает, носом черпает волну, вода заливает окна рулевой рубки... Вижу и чувствую, что капитан и особенно моторист в растерянности...

Вот тогда и я испугался... Страшно стало, и подумал недоброе - но жить-то хочется! И вот тут мне вспомнились уроки морского дела, которые нам читал в институте Николай Яковлевич Васильев. Не бахвалюсь, расскажу только правду.

Н.Я. читал свой предмет мастерски, квалифицированно, в сопровождении фактов из богатого опыта морской практики. Не все мои сокурсники одинаково ценили лекции. Ну, что там вязать морские узлы, ветры фордевинды, бейдевинды, борьба за живучесть, аварии, катастрофы... Как-нибудь сдать на тройку. Мне эти уроки нравились, лекции старательно конспектировал, запоминал...

Попав в сложную штормовую обстановку, я вспомнил Николая Яковлевича, его наставления, его напоминания. «Считай себя ближе к опасности!»

Лекции по морскому делу, равно как предмет «Судостроение и эксплуатация флота» из институтской программы безусловно помогли мне с первых дней работы с флотом. Я, конечно, знал устройство судов, характеристики, части и т.д. Плюс еще беседы с капитанами, гористами, все оказалось нужным и полезным мне в работе.

Я вспомнил печальную историю массовой гибели колхозных судов и рыбаков, которые при сильнейшем шторме бросились к берегу, в бухты, вместо того, чтобы штормоваться в море, и были горько наказаны. Мотоботы были разбиты о прибрежные скалы, и немало людей погибло.

Те, кто остались в море штормовать, спаслись.

Увидев растерянность капитана и моториста, прижавшегося к мачте и обхватившего ее руками, я решился и зашел в рулевую рубку.

Накричал на моториста, заставил его спуститься к двигателю и следить за его работой. Иванова пристыдил, попросил взять себя в руки и не выпускать руль, строго держать мотобот носом на волну, не подставлять борт волне и двигаться, двигаться подальше от берегов...

И, когда мы уже фактически вышли из Кольского залива, и берегов уже не было видно, вдруг на острове Кильдин, на его высокой западной части вспыхнул луч прожектора, свечой в небо, в коротких просветах снежных зарядов стал прорисовываться берег Кильдина...

Вот тогда, чудом зайдя под прикрытие Кильдина, мы прорвались в Кильдинский пролив, к причалу.

У причала оказался грузопассажирский пароход «Вологда». Приказав Иванову переждать шторм у причала, я пересел на «Вологду» и к утру прибыл в Териберку.

Я об этом подробно написал не для бахвальства. Написал для того, чтобы сказать, что любая наука полезна, и приобретенные знания могут хотя бы один раз в жизни пригодиться, даже сохранить жизнь. Жаль, что в настоящее время министры, и не только они, заняты тем, чтобы выхолостить школьные и институтские программы. Зачем?

Встретил меня директор МРС Иудин Степан Григорьевич очень тепло, как будто давно и хорошо знакомого.

Иудин Степан Григорьевич переехал на поселение в становище Захребетное в колхоз «Свободный Мурман» из Карелии. Трудолюбивый, умелый, дружелюбный человек, был хорошо принят рыбаками. По направлению колхоза учился, закончил курсы судоводителей. Будучи капитаном мотобота «Кировец», сумел сплотить маленький коллектив, отличался упорством в достижении намеченной цели, ставил рекорды по вылову рыбы. За достигнутые успехи в работе в 41-43 годах некоторые рыбаки колхозного флота были награждены орденами и медалями. Капитан мотобота «Кировец» Иудин Степан Григорьевич был удостоен самой высокой награды - Ордена Ленина.

Трудно сказать, чем руководствовалось районное начальство, добившись назначения Степана Григорьевича директором Териберской МРС.
В 1946 году он вступил в должность. Работа для него оказалась, несмотря на старания и упорство, сложной и трудной. И в июне 1949 года ему пришлось передать МРС вновь назначенному директору Мелентьеву Григорию Васильевичу, пришедшему ему на смену из аппарата райкома КПСС. Кстати, Мелентьев Г.В. - уроженец того же села (становища) Захребетное, рыбачил, работал в районных советских и партийных органах, всю войну - в армии. Умело и успешно руководил предприятием и сдал его, когда объединили Териберские МРС и рыбокомбинат. В 1957 году был избран секретарем Териберского РК КПСС.

Иудин С.Г. в дальнейшем переехал в поселок Тик-Губу, недалеко от станции Имандра. Возглавлял бригаду рыбаков на озере. Вскоре умер и там же похоронен.

Териберская МРС по составу флота (18 единиц), количеству обслуживаемых колхозов (8), плану вылова рыбы и другим показателям превосходила Полярную. Конечно, для меня она представляла интерес, азарт. Хотелось пробовать свои силы и знания, оправдать назначение. Но мне до боли в душе жаль было расставаться с «полярщиками», с рыбаками, судоводителями и механиками, со многими, многими людьми, которых я искренне уважал и любил, и которые мне этим же платили. И долго, долго еще щемило сердце...

И когда случайно, по своим делам, в Териберку заходил мотобот «полярщиков», я бросал все дела и бежал к ним, друзьям. И вместе со мной они были рады встрече.

Штат сотрудников здесь тоже превосходил прежний. Здесь уже были два техника по добыче, бывшие капитаны Кузнецов В.М. и Хохлин И.Б., экономист Григорий Киркин, большая мастерская по постройке и ремонту орудий лова во главе с Тропиным Павлом Алескандровичем.

Рядом с нами находились Териберские судоремонтные мастерские, рыбокомбинат, районные учреждения и руководство района. Я воспользовался таким соседством и старательно изучал, знакомился и следил за ремонтом судов, с системой технического обслуживания судов. Познакомился с судоремонтниками, с опытными специалистами - впитывал все для меня новое, новое, новое - и в судоремонте, и в обработке рыбы.

Степан Григорьевич вкратце мне рассказал о делах, о людях аппарата, о председателях и состоянии колхозов. Он ничего не приукрашивал. Он представил меня руководству района и районных организаций. Я почувствовал, что С.Г. принял меня. Поверил, что мы будем вместе. Сработаемся.

Перевез я семью. Поселили нас в комнату примерно 14-15 кв. метров в двухкомнатной квартире. Вторую комнату, побольше, занимал главный механик СРМ Евтюков Михаил, вдовец с двумя малолетними дочками. Дом двухэтажный, добротный, бревенчатый, рубленный и теплый. Один из пяти, построенных еще до войны. В комнате печь со встроенной плитой, общая кухня (зимой не используется по назначению, в целях экономии дров), кладовка. Окно нашей комнаты смотрится в отвесную высокую скалу-стену. Помогли с «мебелью» - все в порядке, жить можно! Туалет - в 15 метрах от дома, вода: зимой - в воскресенье нужно нарубить лед с наледи на той же скале, заготовить на всю неделю, расходовать - растапливать по потребности, летом - вода из ручейка, стекающего из той же скалы. В поселке магазин, клуб, столовая, баня. Электричество от заводской электростанции. У директора чуть лучше жилье в другом доме - семья, супруга и приемный мальчик.

Соседи по дому приняли хорошо. Всегда были готовы помочь. Очень дружелюбны, что немаловажно в жизни на новом месте. Мой директор внимателен к моим предложениям по хозяйству МРС, по укреплению дисциплины на флоте, по экономике, одобряет или предупреждает.

Почувствовал его полное доверие.

Собрался я поехать в командировку, чтобы побывать во всех колхозах, познакомиться с рыбаками, с председателями. Конечно, война принесла колхозам, их экономике, населению очень много бед. Как же залечить глубокие, кровоточащие раны, для начала хоть чуть зарубцевать их? Надо думать, думать, делать все зависящее...

Когда разговаривал с председателями, с командами судов, чувствовал, какую-то настороженность. Ответы на мои вопросы сдержанные, ограниченные. Я не мог понять, в чем дело.

На обратном пути наш мотобот «Наживочной №1» завернул в становище Дальние Зеленцы. Там встретился с председателем и рыбаками колхоза «Зеленцы», а также с кладовщиком нашего топливного склада Василием Ивановичем Федоровым.

Бывший солдат, он по-военному тянулся в струнку, отвечал отрывисто, четко. При осмотре хозяйства я обратил его внимание на разливы топлива, их было видно по впитавшимся в снег пятнам. Пока у него дома знакомился с документацией по отпуску и приему горючего, на ; топливном причале кто-то по его просьбе наводил порядок. Обговорили противопожарные дела. Я пообещал приобрести небольшую моторную насосную установку, что вскоре и выполнил.

По возвращению в МРС, я подробно рассказал Иудину о поездке по колхозам. Пожаловался на сдержанность в общении и особо подчеркнул о встрече с Федоровым. На что Степан Григорьевич хитро улыбнулся и признался, что, как только я двинулся в путь, он обзвонил всех председателей колхозов и предупредил, что я человек непьющий, поэтому «не предлагать», и что я очень строгий и во всем разбираюсь.

Признаюсь, что я действительно был строгим и требовательным к судовым экипажам. Впоследствии на колхозных собраниях, где мне приходилось бывать, я особо подчеркивал прорехи в дисциплине, случаи пьянства, говорил о недостатках в эксплуатации судов и орудий лова. Приводил конкретные примеры поломок и в цифрах простои - отсюда недолов рыбы, финансовые потери государства и колхозов, потери заработка. Все нарушения нами фиксировались, доводились до сведения руководства колхозов для принятия мер. Иногда приходилось предъявить финансовые претензии (предъявляли, но не взыскивали!)

Много сил потребовалось, чтобы оторвать от своих становищ, от колхозов суда. Надо было ломать привычку рыбаков: утром выйти в море, выметать ярус, поднять его, а вечером, сдав рыбу рыбпункту, быть дома. Не хотели считаться с тем, что в другой части моря уловы были выше, рыбы больше.

Будучи участником сессии Териберского райсовета депутатов трудящихся, в перерыве я встретился с председателем райисполкома Мануилом Ивовичем Чуниным. Сам Мануил Ивович из местных поморов, из становища Восточная Лица, был знатоком рыбацкого дела. И при разговоре, в присутствии депутатов, в числе которых были председатели колхозов, он упрекнул меня в жестких требованиях к плавающим на судах колхозникам, забывая, что они не гословцы, не получают от государства зарплаты, подчиняются правлению колхоза, а не МРС.

Поблагодарив его за внимание и нравоучение, я пообещал ему не менять свои убеждения и требовательность. И, если угодно товарищу Чунину, то я осмелюсь напомнить ему, что я главный инженер МРС и по положению, и по обязанностям отвечаю за безопасность людей, работающих на государственных судах, за их жизнь, здоровье, в конечном счете, за их семьи. Вот, когда колхозник, сойдя с судна на берег, и будучи выпившим, оказывается травмированным, то это уже забота председателя колхоза, да и его, Чунина, в какой-то мере тоже. Кстати, забота о государственном имеществе, о выполнении плана по вылову рыбы - тоже наша общая забота!

Чунину ничего не осталось, как ретироваться. Мы редко встречались, думаю, он избегал встреч. Но на мотоботах почувствовали требовательность, и порядок заметно налаживался.

Раннее летнее утро. Небо чистое, солнце уже поднялось над сопками. Вчера еще бушевал шторм. Мотоботы терских и Кандалакшских рыбаков отштормовались на рейде бухты Лодейная и теперь лениво покачиваются на легкой зыби. Я иду на причал, чтобы проследить за выходом наших, териберских мотоботов, а при необходимости оказать помощь, уладить вопросы с портнадзором и пограничниками. Впереди
меня торопится на свой боевой пост завскладами Фролов. Годы его несколько ссутулили. Походка слегка шаркающая, но еще твердая.

Спешит, ибо знает, что перед отходом у забывчивых капитанов обязательно чего-то будет не хватать. Из реки выходят мотоботы. Вот показалась «Сардинка» капитана Селина, вышли мотоботы под командованием капитанов Михаила Куимова, «дяди» Саши Сухорукова. Идут карельские рыбаки. Швартуются аккуратно, без толкотни. Под громкий выхлоп болиндера выкатывает из реки мотобот «Бойкий» - два года назад получен из новостроя с Мурманской Судоверфи. Из окна рулевой рубки высунулась голова капитана Анатолия Кукушкина с трубкой в зубах. Малоразговорчивый, спокойный.

Причалы мои путевые