К 300-летию Петербурга

Бедность да нужда выгнали пятнадцатилетнюю Нину Сковородникову из родного дома в ленинградскую неизвестность студеным декабрьским днем 1946 года. Трудно представить лишения и испытания, которые выпали в годы войны на долю коренной шуйской семьи, одной из многих и многих ей подобных.

До войны, хоть и небогато жили, но и не бедствовали. Отец даже новый дом начал строить, крышу не успел по-настоящему сделать, на скорую руку соорудил ее из горбылей, что под рукой оказались. Помаялись потом с этим решетом его жена и пятеро ребятишек. Старшей дочери, Ирине, было 12 лет, младшему сыну, Лёне - шесть месяцев, когда в начале ноября 1941 года пришла отцу повестка из военкомата. В 1942 году пришла вторая казенная бумагу. В боях на Калининском направлении рядовой Петр Сковородников пропал без вести. Долго еще, наверно, до победного сорок пятого, теплилась у родных надежда на чудо. Но чудеса потому и чудеса, что редко случаются.

Настоящими чудом было, пожалуй, лишь то, что удалось простой русской матери с далеко не богатырским здоровьем всех пятерых детей от голодной смерти спасти и самой выжить. Надо сказать, что и дети делали все, что в их силах была, чтобы не уйти из жизни. Нина, например, в 12 лет поступила работать прачкой в детские ясли. На рабочую карточку полагалось 400 граммов хлеба - весомый довесок в домашний котел, где даже хлеб учитывали по граммам, а картошку по счету делили на шесть голодных ртов.

Подумаешь - прачка, возможно, снисходительно хмыкнет кто-то из молодых, насмотревшись на стиральную машину-автомат. Увы, в войну и после ее немало лет не было в Шуйском ни водопровода, ни электричества, а стиральная «машина» являла собой обыкновенное, нередко - деревянное корыто. Трудовая нагрузка юной прачки была такой: принести домой узел с сотней штук детского белья, натаскать с реки воды, нагреть ее в печке, отстирать собственноручно с пеленок все какашки и прочие марашки, выстиранное выполоскать на реке, развесить на просушку, выгладить и принести обратно в ясельки. А там уж новая трудовая порция в узел связана.

- Летом еще хорошо. В школу ходить не надо, тепло. Зимой до слез нередко доходило - попробуйте в ледяной воде голыми руками сотню пеленок прополоскать, - вспоминает Нина Петровна. - Прорубь на Шуе тоже самим приходилось делать и чистить всю зиму. 
В последние годы, как посмотрю, даже здоровым и сытым шуйским мужчинам эта зимняя работа стала не по плечу: то ли заелись, то ли обленились, исключения единичны.

Единственная надежда из большой нужды выбраться - отправиться в город на заработки, благо в Ленинграде жил родной дядя. Сборы в дорогу недолги были. В маленький узелок с бельем мать положила две вареные картошины, да тридцать рублей с небольшим было наказано беречь от воров пуще ока.

В дальний путь отправилась девчонка с группой земляков, завербовавшихся для работы на ленинградских предприятиях. До Вологды пешком добирались два дня. Мороз стоял градусов 25. Ночевали на постоялом дворе, спали на полу вповалку. На первый дорожный ужин были израсходованы обе картошины. В Вологде на вокзале за 15 рублей пришлось купить бутерброд - маленький ломтик черного хлеба с кусочком трески. Вот и весь дорожный провиант. На ленинградской земле оказалась поздним вечером с восемью рублями и с дядюшкиным адресом в кармане.

Брат отца Михаил, жена и дети которого умерли в блокаду, принял племянницу тепло, по-родственному. Но работал он водопроводчиком и доходы имел весьма скромные. Да и не за тем племянница приехала, чтобы в нахлебниках ходить. Однако пришлось, так как в ФЗО поступить не удалось, слишком уж маленькой и худенькой оказалась. По той же причине и с работой долго не получалось, лишь в 1947 году удалось с трудом устроиться почтальоном, да и то лишь потому, что на тяжелую эту работу желающих было очень немного. Зона обслуживания - 18 шестиэтажных домов, выход в доставку три раза в день с 10 до 23 часов. Каждый раз с громадной переполненной почтовой сумкой, а то и с двумя надо было обходить все квартиры, почтовые ящики тогда еще не размещали скопом в подъездах, доставка была до двери. Двужильной надо быть, чтобы такую нагрузку выдержать. А какие уж «две жилы» у девчонки, которая сорок килограммов без почтовой сумки весила, Поработала-поработала и слегла.

Хорошо еще, что молодой организм с болезнью быстро справился. Вскоре удалось поступить на ткацкую фабрику-школу. Годовой курс обучения был пройден на отлично, и Нина вместе с другими лучшими выпускницами оставили работать в Ленинграде. Веселой гурьбой отправились девчонки в общежитие фабрики. Принарядились: на каждой темное х/б платье, украшенное беленьким воротничком, самостоятельно сшитым из поделенной на всех простыни, на ногах скрипучие кирзовые ботинки. «Подъемные», на всех 700 рублей, положили, неделя, в общежитскую тумбочку и отправились на фабрику. Вернулись - тумбочка есть, а денег нет...

На фабрике, однако, пропасть не дали, кормили авансом в рабочей столовой.

Начались напряженные трудовые будни, Молодой ткачихе выделили 6 стареньких станков, которые требовали в работе дополнительной сноровки и быстроты, немалых физических усилий. Достаточно сказать, что - за смену ткачиха, только перебегая от станка к станку, должна была преодолевать 35 - 40 километров. Девчонки старались изо всех сил, но первую месячную, норму выполнить почти никто не смог. Чуть не ревели от такого результата, а Нина от расстройства даже заболела. Вот что значит ответственность за порученное дело и рабочая гордость. Хорошо еще опытные ткачихи успокоили: все наладится, не унывайте, мы ведь тоже так начинали, норма не на новичков рассчитана.

А унывать и некогда было, да и моды такой не было. С первой получки начинающие работницы купили, скинувшись по небольшой сумме, ситцевое платье на всех одно, для приятных случаев. А было таких случаев немало: то в кино, то на танцы, а то и в театр. Театральные завсегдатаи добродушно поглядывали на «модниц» в рабочих ботинках, да и многие тогда небогато одевались. Не за одежку людей уважали. В порядке вещей было и людей, и себя уважать за хорошую работу, за интерес к жизни, за учебу, за занятия спортом, за тягу к культуре, за помощь и доброту.

Весело, энергично, со вкусом жили. Одна беда - времени на все не хватало. Кроме налаживания быта и отдыха невозможно было стоять и в стороне от общественных дел. Одних субботников и воскресников приводилось множество: то ремонт здания фабрики, пострадавшего во время блокады, то завалов, то обустройство Кировского парка, то строительство стадиона.

Город, кстати, уже в первые послевоенные годы очень быстро приводился в порядок, строился и хорошел. Уже в 1948 году на улицах и площадях всегда было чисто, и не только благодаря дворникам. Все жители громадного города в добровольно-принудительном порядке участвовали в его благоустройстве. Важно отметить, что добровольными были эти работы почти для всех. Нормальным явлением было то, что люди вполне сознательно стремились своим трудом украсить город, в котором жили. Отлынивание от общего дела, иждивенчество, социальный эгоизм обрекали человека на общее неуважение.

Вплоть до 1953 года, когда после смерти Сталина была проведена массовая амнистия, в городе было очень немного серьезных преступлений и хулиганства. Государство гарантировало почти стопроцентную безопасность своим гражданам.

Своим напряженным трудом ленинградцы постоянно улучшали свое материальное благополучие, с каждым годом лучше питались и одевались. Вспоминая начало своей рабочей биографии, Нина Петровна говорит, что не сладко жилось в конце сороковых. Молодые работницы, пообедав на фабрике, утром и вечером обычно перебивались макаронами, картошкой да для разнообразия килькой - «сто голов на рубль». А подруга Валентина, поставив перед собой цель - купить приличное платье, несколько месяцев сидела на хлебе и воде. Но при всем этом, многие помогали своим родным и близким. С начала 1948 года были отменены карточки, и при первой же возможности Нина послала своей маме посылку с макаронами и конфетами. Для семьи, продолжавшей в Шуйском жить впроголодь, это был царский подарок. Подобных продуктовых посылок было потом еще немало.

Жили молодые ткачихи дружно и между собой, нередко последним делились. Той же Валентине то пару - другую килечных «голов» подбросят, то еще кой чего пожевать из свежих макаронно-картофельного уровня продуктовых покупок. Впрочем, количество и качество покупок постоянно росли вместе с ростом заработной платы. Цены же с каждым годом не только не увеличивались, но на некоторые товары даже уменьшались. Прибавка в зарплате получилась особенно весомой, когда в 1951 году перешли на обслуживание новых ткацких станков. К тому времени, и опыт был наработан, и сноровка трудовая пришла. Был и весомый материальный интерес - за перевыполнение нормы полагалась приличная доплата. За ударный труд наша землячка несколько раз отмечалась почетными грамотами, вся бригада ткачих была занесена на Доску почета фабрики, а кинодокументалисты даже снимали ее работу для одного из популярных в те годы киножурналов.

Год за годом в увеличивающихся объемах в Ленинграде велось жилищное строительство. Одна за другой мастерицы покидали общежитие. Устроилась личная жизнь и у Нины Сковородниковой. Вышла она замуж за хорошего лениградского парня Ивана Баранова. Появилась и стала жить в городе на Неве еще одна добрая русская семья.

Л. Трошкин

Газета «Междуречье», 2003 год

Село Шуйское, Междуреченского района Вологодской области

Они не только выжили, но и победили!