С выездной редакцией — в гуще жизни| С выездной редакцией — в гуще жизни |
 |
 |
|
Я не строитель, но добрую половину из пятидесяти пяти лет, прожитых в Мурманской области, имел непосредственное отношение к стройкам Заполярья. А началось все в далеком уже 1962 году, когда меня, молодого коммуниста, недавнего электромеханика Мурманского рыбокомбината, всего полгода назад ставшего литературным сотрудником газеты "Полярная правда", направили в первую командировку - изучать опыт политико-массовой работы парткома треста "Апатитстрой". - Этот вопрос готовится для обсуждения на бюро обкома КПСС, - сказал мне тогдашний редактор "Полярки" Иван Иванович Портнягин. - В состав бригады по подготовке к бюро включили и вас. Мои попытки отказаться от поездки редактор отмел сразу, заявив, что коммунист обязан выполнять партийные поручения, какими бы сложными они не были. Он объяснил задачу, дал деловые советы, особо подчеркнув, что помимо участия в общей работе обкомовской бригады я должен еще подготовить и серию материалов на эту же тему для газеты. Признаюсь, знакомство с делами на Всесоюзной ударной комсомольской стройке в Хибинах стало для меня не из приятных. Отнюдь не видный собой, не имеющий должного опыта общения со строителями, посланец "Полярки" не производил впечатления на партийных работников. Многие из тех, с кем довелось тогда встречаться, явно "вешали мне лапшу на уши". А я и делал вид, что всему верю, потом все сказанное перепроверял в других источниках. Так вырисовывалась картина истинного положения дел на стройке. Ее и отразил в серии материалов, опубликованных в газете.Спустя несколько недель после их публикации встретились мы с тогдашним секретарем парткома "Апатитстроя" Арсентием Алексеевичем Овчинниковым. - А ты - молодец! - сказал он. - Не думал, что так нас зацепишь. Вот уж действительно - мал золотник, да дорог... С той встречи в тресте у меня появился первый надежный друг и помощник. Не знал тогда, что с "Апатитстроем" мне суждено было связать несколько лет своей жизни, и что дружба с этим человеком поможет стать своим в коллективе строителей. После поездки на стройку с обкомовской бригадой я втянулся в газетную работу и стал чувствовать себя в ней увереннее. Заниматься приходилось главным образом проблемами рыбной отрасли, в которой до прихода в газету сам проработал несколько лет, и знал их, эти проблемы, изнутри. Газетные материалы получались добротными, затрагивали читателей. Я стал специализироваться на "рыбной" тематике.И вдруг меня снова вызвали на редколлегию. Теряясь в догадках, что это сулит на сей раз, пришел в редакторский кабинет, где в полном составе сидели члены редколлегии. Разговор начался издалека. Иван Иванович Портнягин спросил о здоровье, о том, прижилась ли жена на Севере. Загадочно улыбался мой первый газетный наставник Николай Васильевич Беляев, возглавлявший отдел промышленности, строительства и транспорта. Хмурой сидела Александра Викуловна Нижник - заведующая отделом партийной жизни и мой непосредственный в ту пору начальник. Ответственный секретарь редакции Константин Владимирович Полтев, казалось, не замечал меня... - Знаете, для чего мы вас пригласили? - спросил наконец редактор. - Нет. Оказывается, по решению бюро обкома КПСС на Всесоюзной ударной комсомольской стройке - комбинате "Апатит" необходимо создать выездную редакцию "Полярной правды". Меня выдвигают на эту работу. - Но я же не знаю, как выпускать газету, - начинаю защищаться. - Есть люди опытнее, достойнее для такой работы... - А мы доверяем вам, - многозначительно подчеркнул редактор слово "доверяем". В общем, "сосватали". Обещали помогать. Клише, заголовок для новой газеты сделали, снабдили фотографиями лучших людей стройки, проинструктировали на прощание, и - будь здоров! С чего начинать? Как примут меня на новом месте? Особенно коллеги из трестовской многотиражки "Кировский строитель", на базе которой решено выпускать и издание выездной редакции "Полярной правды"... Опасения не были напрасными. В первом же номере этой газеты, получившей название "Полярная правда" и "Кировский строитель" на строительстве АНОФ-2", был помещен мой критический материал о делах на стройке. Увидев его на газетной полосе, редакторша многотиражки пришла в ужас. - Да вы с ума сошли! - кричала она. - Если я пропущу такой материал, меня тут же уволят... Спорили долго. Верстальщик газеты, устав ожидать решения, просил перейти к заключению "мирного договора". - Делайте, как написано, - заявил я. - А подпись редактора можно не ставить. Теперь это уже будет лишним, поскольку газета особая. Заплакав, редакторша побежала жаловаться в партком. Мы же с верстальщиком, быстренько завершив корректуру, пустили наш труд "в печать". Ох и наделала на следующий день шума наша газета! Звонили мне и из парткома, и из отделов треста, и из строительных управлений. Первый секретарь Кировского горкома партии вызвал меня объясняться... Пришлось сослаться на то, что выполняю решение вышестоящего партийного органа, о котором в горкоме должны знать. Сказал, что дух наступления наша газета будет выдерживать и впредь. Для этого и прислали меня сюда. А если ко мне персонально есть обоснованные претензии, готов выслушать их и принять к сведению. Объяснение, к счастью, на этом и закончилось. В горкоме просто не думали, что столь быстро будет выполнено решение бюро областного комитета КПСС о создании выездной редакции. Увидев, что дело серьезное, требующее поддержки с его стороны, секретарь горкома всецело стал на сторону газеты. А редакторша не смирилась. В знак несогласия с моей деятельностью подала на расчет. Ее не стали удерживать. Такой же молодой, как и я, сотрудник многотиражки Вячеслав Ищенко согласился продолжить работу под моим руководством. Поразила меня реакция на новый облик многотиражки и критику в его адрес управляющего "Апатитстроем" Вячеслава Константиновича Егорова. Он пригласил меня прийти к нему в кабинет после работы. Встретил довольно приветливо, расспросил, как стал журналистом, как устроился на новом месте, какая нужна помощь. Попросил глубже вникать в суть поднимаемых на газетных страницах проблем и обещал помогать. И ни слова обиды! Забегая вперед, скажу, что и потом, когда ему доставалось от нас за упущения в работе подчиненных, Вячеслав Константинович проявлял завидную выдержку и ни разу не посягнул на нашу самостоятельность. Мудрый был человек! Так, не проработав в печати и года, стал я самостоятельно выпускать газету, в которой сам был и редактором, и корреспондентом, и фотографом, и корректором. Но этим круг моих обязанностей не ограничивался. В то время собственного корреспондента "Полярки" в Кировске не было, и мне приходилось изо дня в день готовить материалы и в областную нашу газету. В комсомольском штабе стройки попросили помочь в выпуске на объектах АНОФ-2 "Молний" и стенгазеты. Отказаться не мог. Вот и был занят целыми днями - с утра до вечера. На стройку приезжал порой раньше, чем здесь появлялись рабочие дневной смены. Узнал десятки и сотни людей, стал своим человеком среди строителей и монтажников. Многие из них в качестве рабкоров помогали мне наполнять нашу газету нужными материалами. Самыми активными были бригадиры плотников Василий Шадрин и Владимир Векшин, бригадир арматурщиков Николай Титов, бригадир каменщиков Михаил Калацкий, бетонщик Василий Лебедев, молодой инженер Юрий Помпеев. Тот самый Помпеев, который потом стал членом Союза писателей СССР, автор книги "Хибинская Спарта". Тогда еще не было города под названием Апатиты. На его месте стояли несколько трестовских домов да жилой микрорайон энергетиков Кировской ГРЭС. Прибывших на стройку по комсомольским путевкам недавних солдат поселили в один из трестовских домов, а девчат, съехавшихся сюда со всей страны, - в другой, по соседству. Девчат было гораздо меньше, чем парней. И на этой почве в нашем городке возникали между парнями драки. Разнимать драчунов и мирить их приходилось хлопцам из добровольной народной дружины. Я не раз выходил вместе с ними на дежурство. Доводилось участвовать и в этих разборках, к сожалению, не всегда заканчивавшихся благополучно. Но синяки, полученные в борьбе за порядок и спокойствие в Новом городе, считались среди нас почетными. Как-то засиделся я в парткоме, готовясь к выпуску очередного номера газеты. По каким-то делам, несмотря на позднее время, сюда зашел и управляющий трестом. Мы разговорились. Вячеслав Константинович одобрительно отозвался о деятельности нашей газеты и комсомольского штаба стройки, попросил не замыкаться только в рамках производственной работы. Надо в газете больше писать и о непроизводственной сфере, в частности, об организации быта молодых строителей, посоветовал он. В тот вечер и родилась у нас идея устраивать комсомольские свадьбы. На первую комсомольскую свадьбу в качестве почетного гостя пригласили и спецкора "Полярной правды". Все шло на ней хорошо, мы радовались за молодых. Но неожиданно один из гостей начал оскорблять жениха и невесту. Гости опешили. Сперва растерялся и я. А потом подошел к дебоширу и отвесил ему оплеуху. Тот "полез" было в драку, но общими силами мы выставили его за дверь, а потом и праздничный настрой восстановили. Утром ребята из бригады Василия Шадрина сообщили мне, что тот парень грозился убить "журналюгу", и просили быть осторожнее. Прошло несколько недель. По какой-то причине я не успел на рейсовый автобус, доставлявший рабочих на стройплощадку. Пришлось идти пешком. А была зима, мела метель. Дорогу быстро заносило снегом, и идти становилось все труднее. Вдруг рядом со мной затормозил самосвал. Водитель предложил мне сесть в кабину. Мол, довезу до стройки. Каково же было мое удивление, когда в шофере узнал того парня, выгнанного со свадьбы! А он, похоже, действительно искал встречи со мной, потому как сразу же вспомнил о том происшествии. - Перебрал я в тот вечер, - сказал он. - Зла на тебя не держу. Если можешь - прости. А перед молодыми уже извинился... Уже после мне стало известно, что о случившемся на свадебном застолье доложили управляющему трестом. Вячеслав Константинович не поленился разыскать дебошира и поговорить с ним. И этот на первый взгляд незначительный факт показал мне, что для Егорова на стройке не было мелочей. Создание доброго климата в коллективе он считал не менее важным, чем организация производства. И в этом была его сила как руководителя. Стройка уже входила в такую пору, когда виден финиш. Все чаще и чаще стали наведываться сюда представители областной власти и столичных строительных ведомств. В силу служебного положения мне приходилось общаться с ними, а нередко и сопровождать по объектам. Должен отметить въедливость обкомовских чиновников, чаще других бывавших на стройке. А вот москвичи ограничивались обычно беседами с ответственными трестовскими руководителями. Правда, изредка появлялись и на пусковых объектах, но скорее в роли экскурсантов, а не проверяющих. Между тем дела на площадке АНОФ-2 и строительстве рудника "Центральный" на плато Расвумчорр шли не столь гладко, как докладывали им трестовские начальники и руководители "Севзапстроя", в ведении которого находился "Апатитстрой". Незадолго до пуска первой очереди фабрики на ее стройплощадке решили провести выездное заседание бюро обкома КПСС. Меня пригласили в числе многих участников стройки прийти на это заседание. Правда, к его открытию не успел: обходил по привычке рабочие места бригад и задержался. В тот день, как не раз случалось и до этого, на объекты не завезли вовремя строительные материалы, из-за чего бригады Василия Шадрина и Владимира Векшина, занятые на возведении главного корпуса АНОФ-2, простаивали. Не лучше дела обстояли и у коллективов, строящих корпуса дробления. А в это время выступавший на заседании бюро обкома КПСС с основным докладом начальник главка "Севзапстрой" Алексей Дмитриевич Чернов говорил о больших успехах строителей, о том, что все у них ладится. Слушал я его и не верил своим ушам. Ведь на деле-то все далеко не так. Не выдержав, попросил у ведущего заседание первого секретаря обкома партии Георгия Яковлевича Денисова слово для справки. Тот разрешил. И я рассказал обо всем только что увиденном на пусковом комплексе. - Не вводите членов бюро в заблуждение! - сурово перебил меня начальник главка. Тогда я сказал, обращаясь к Денисову: - Если не верите мне, пройдите на комплекс и лично убедитесь, так ли это... Посоветовавшись с членами бюро, Георгий Яковлевич сказал: - Объявляется перерыв. А вы, товарищ Белоусов, ведите нас на объект. Когда все вернулись в красный уголок Апатитского стройуправления, где проходило заседание бюро, Денисов объявил: - Ввиду того, что вопрос на бюро как следует не подготовлен, заседание отменяется. И, уже обращаясь только ко мне, добавил: - А вам поручаю обо всех подобных неурядицах докладывать лично мне незамедлительно. Получив такое поручение, я, конечно же, стал проявлять неслыханную активность, порой подменяя хозяйственников. А тут еще рабочие, прослышав о случившемся на бюро инциденте, начали буквально заваливать меня сообщениями о сбоях в работе. Несколько дней я, как заправский диспетчер, занимался поставкой бригадам бетона, пиломатериалов, металлоконструкций. Начальники управлений выполняли мои указания беспрекословно. И это насторожило меня. Почему, думаю, все у меня получается, а сами управленцы не в состоянии решать такие проблемы? Решил проследить, откуда берутся те же доски, из-за отсутствия которых плотники не могут вовремя изготавливать опалубку для бетонщиков? И тут выяснилось, что трестовские хозяйственники просто "водили меня за нос". Чтобы избежать неприятностей из-за простоя, к примеру, бригады плотников в главном корпусе фабрики, они отбирали доски у бригады, работающей на другом объекте. А когда те начинали жаловаться корреспонденту, все повторялось наоборот. Стыдно было признаваться, что занялся не своим делом, но надо было. Пошел к управляющему. Снова у нас состоялся долгий доверительный разговор. Я перестал вмешиваться в хозяйственные дела, но интерес к ним не ослабил. И стал помогать строителям только доступными мне журналистскими методами, используя силу печатного органа. За несколько месяцев до пуска АНОФ-2 внимание к заполярной стройке усилили и центральные газеты. Все чаще стали наведываться сюда спецкоры "Правды", "Известий", "Комсомольской правды". В конце концов, старшие братья по перу вытеснили меня из многотиражки. Стала наша газета выходить уже под эгидой "Советской России". И не два раза в неделю, а через день. Но если мы со Славой Ищенко выпускали ее вдвоем, то москвичи привезли сюда целую бригаду из восьми человек. Оформление газеты явно улучшилось, но "зубастость" она потеряла сразу. Москвичи практически превратили ее в развлекательное издание. Отойдя от выпуска газеты, я не покинул стройку. Все силы стал отдавать подготовке материалов для нашей "Полярки". К тому времени самым отстающим участком было строительство высокогорного рудника "Центральный", который должен был обеспечивать сырьем новую обогатительную фабрику комбината "Апатит". Я поехал туда, чтобы разобраться в причинах отставания. К сожалению, поездка на плато, куда и дороги-то еще не было, закончилась неудачно. На обратном пути нас застала сильнейшая метель. Пробиться сквозь сугробы не смог даже гусеничный вездеход, на котором мы добирались до рудника. Пришлось ждать помощи. А разыскали нас только на следующий день, когда метель утихла. Спутники мои сразу же оказались во власти медиков. Я же крепился еще неделю, изо дня в день, передавая срочные материалы в редакцию. Крепился, хотя и сильно температурил. Когда же стало совсем невмоготу, решил возвращаться в Мурманск. Перед отъездом зашел попрощаться к Егорову. - Наслышан о ваших приключениях, - начал он разговор. - И чего это тебя понесло на гору в такую погоду? Пришлось рассказать управляющему о своих сомнениях относительно дел на строительстве рудника и о намерении написать об этом не в "Полярную правду", а в одну из центральных газет, с которой к тому времени у меня сложились хорошие деловые отношения. - Рудник действительно к пуску фабрики готов не будет, - признался Вячеслав Константинович. - На одновременный пуск этих объектов у треста нет ни людских ресурсов, ни финансов. Ищем вместе с заказчиком варианты загрузки АНОФ-2 сырьем с действующих рудников комбината "Апатит". Неожиданно он предложил: - А может, тебе перейти на работу в трест? Нам такие въедливые, как ты, во как нужны. И он выразительно провел рукой ниже подбородка. "Сватовство" не состоялось. К тому времени я уже "заболел" журналистикой, и менять новую свою профессию ни на какую другую не хотел. А Егоров не забыл вклад спецкора "Полярки" в строительство АНОФ-2. Когда после пуска первой очереди фабрики особенно отличившимся рабочим и инженерно-техническим работникам в качестве поощрения выдали талоны на дефицитные в те годы товары, Вячеслав Константинович настоял на том, чтобы был отмечен и мой труд. Мне выделили холодильник ЗИЛ, который, кстати, исправно служил моей семье почти сорок лет. К сожалению, пуск первой очереди АНОФ-2 прошел без меня. Воспаление легких, подхваченное во время поездки нa плато Расвумчорр, на несколько месяцев вывело меня из строя. Долечиваться пришлось в санатории на берегу Черного моря. Там и встретил известие о пуске фабрики. Было обидно, что не дошел с ней до победного дня. А ведь день этот был не так и далек. Уже началась прокрутка оборудования. Первой пускали дробилку крупного дробления. Нажать пусковую кнопку монтажники из Кировского управления "Металлургпрокатмонтаж" доверили мне... Одно успокаивало: я сделал для этой стройки все, что мог. Что же касается выездной редакции "Полярной правды", то она и после пуска "АНОФ-2 продолжала действовать на ударной стройке. Работу ее поочередно вели сотрудники газеты Афанасий Мошников, Альберт Стряпчий и Константин Васильев Меня же после выздоровления направили создавать такую газету на другой Всесоюзной ударной комсомольской стройке области - Ждановском горно-обогатительном комбинате. Командировки в Кировск и Новый город стали редкими, но иногда, как и в начале хибинской эпопеи, приходилось неделями безвыездно жить и работать там и во время строительства АНОФ-3. Дружба же со строителями, горняками и обогатителями Хибин продолжается до сих пор. В то время наряду с новым строительством на комбинате "Апатит" вовсю шла реконструкция и расширение действующих рудников. Внедрялись новые технологии добычи руды и на старейшем подразделении "Апатита" - Кировском руднике. Среди тех, кому доверили это дело, были бригадир проходчиков Алексей Федорович Ананьев и проходчик-взрывник Михаил Фомич Чуйкин. Невысокого роста, широкоплечие и одинаково неразговорчивые, они даже внешне походили друг на друга. Понадобилось несколько встреч, чтобы они "признали" меня и стали относиться к журналисту с доверием. Я стал частым гостем в их семьях. И там, засиживаясь порой допоздна, узнавал от них те скрытые от постороннего взгляда нити, которые связывали людей, укрепляли коллектив и делали горняцкие бригады союзом единомышленников. Это помогало мне в подготовке материалов в газету, позволяло избегать ошибок в оценке тех или иных событий и фактов горняцкой жизни, а в конце концов породило и уважительное отношение других горняков к представителю газеты. Особенно теплые отношения сложились у нас с Михаилом Чуйкиным. Это был удивительно цельный человек, отдававшийся делу без остатка. Он и погиб на посту, пытаясь обезвредить один из не сработавших зарядов. В последний путь Михаила провожал весь горняцкий поселок Кукисвумчорр. Его именем названа улица, на которой он жил. Опыт общения с хибинскими строителями, горняками и обогатителями помог мне быстро освоиться и на новом месте - в городе Заполярном, поблизости от которого строился Ждановский горно-обогатительный комбинат. Гостиницу там тогда еще не успели построить, поэтому жить мне поначалу пришлось вместе с рабочими в палаточном городке. Жилище хоть и считалось утепленным, но тепла установленной в нем печки-"буржуйки" хватало не надолго. В первую же ночь мои волосы примерзли к брезентовому полотну, и я в полной мере испытал все "прелести" быта энтузиастов этой ударной стройки. Правда, вскоре нашлось более подходящее жилье, куда меня и определили. "Шефство" надо мной взял руководитель комсомольского штаба стройки Виктор Турков. С его легкой руки завязались у меня добрые отношения с бригадирами Владиславом Сериковым, Михаилом Гуней и Евгением Блиновым, о работе которых были первые мои репортажи с этой ударной стройки. Не сразу сложились отношения с монтажниками. Вернее, с начальником Заполярного управления "Металлургпрокатмонтаж" Львом Харитоновичем Тельпнером. При первой же встрече я указал ему на огрехи в работе подчиненных. Замечание было вполне справедливым, но оно почему-то возмутило хозяйственника. Мягко говоря, он накричал на меня. Досталось и первому секретарю обкома КПСС Георгию Яковлевичу Денисову, оказавшемуся в тот день на рабочем месте монтажников. Тельпнер, ранее не знакомый с руководителем области, и его принял за представителя СМИ, ну и разговаривал так же, как со мной, за что и поплатился. По требованию Денисова, сильно обидевшегося на руководителя монтажников, Тельпнера освободили от занимаемой должности, хотя и был он опытным хозяйственником. Снова встретились мы через пару лет в Мурманске, куда его назначили начальником Северного монтажного управления треста "Продмонтаж". Он поселился в соседнем со мной доме. Сперва подружились наши жены, а потом нашли общий язык и мы. За показной грубоватостью этого человека, оказывается, крылись совсем иные черты характера - доброта, верность дружбе и искреннее желание приносить людям пользу. Под его руководством управление, многие годы числившееся в отстающих, стало одним из лучших подразделений строительной отрасли Заполярья. Мы стали дружить семьями. Тесную связь поддерживаем и сейчас, хотя Лев Харитонович, уйдя на пенсию, вместе с женой Идеей Варламовной переехал на жительство в Тверь. С конфликта началось мое знакомство и с руководителем строительного управления Кольской АЭС Александром Степановичем Андрушечко. Из-за закрытости стройки писали тогда о ней лишь положительные материалы, хотя недостатков в работе здесь было ничуть не меньше, чем на других крупных объектах области. В свой первый визит к Андрушечко в качестве руководителя выездной редакции "Полярной правды", еще до выхода в свет подготовленной мною статьи, я откровенно сказал ему об этом. Ох, как разобиделся на меня за эти слова Александр Степанович! Грозился больше на стройку не пускать, доложить в обком партии о моей якобы предвзятости. Нет, не к нему одному, утверждал он в запальчивости, а ко всему славному коллективу строителей крупнейшей в Заполярье электростанции. Выясняли мы отношения уже в кабинете тогдашнего секретаря обкома КПСС, ведающего вопросами строительства, Сергея Ивановича Мудрова. Андрушечко напирал на то, что критиковать, мол, легко. А вот помощи от газетчиков никакой. - А в чем вам помочь? - спрашиваю его. - Да вот хотя бы в поставке пенобетона. Всю область наши снабженцы объездили в поисках, и все попусту. А без этого материала застопорилась работа многих бригад... - Обратитесь в трест "Печенганикельстрой", - говорю. - Там его завались... - Неправда! - горячо отпарировал Александр Степанович. - Мои люди и там были. - А ведь Василий прав, - вмешался в наш спор секретарь обкома партии. - Хотите - я с управляющим треста поговорю? Андрушечко понял, что снова погорячился, что с газетой, которая тщательно следит за ситуацией в области, а тем более - на ударных стройках, все же лучше дружить. На том и расстались. Не скрою, с ним и после мы не раз спорили, но лишь по принципиальным вопросам.Ведь и газета, и он, руководитель стройки, желали одного: как можно быстрее пустить станцию, без которой промышленность области уже начинала задыхаться из-за нехватки электроэнергии. А когда пустили первый ее энергоблок и стали чествовать отличившихся, среди строителей и монтажников, награжденных Почетной грамотой, оказался и автор этих строк. Впервые за всю историю области труд журналиста на важнейшей стройке приравняли к труду рабочих и специалистов. А потом началась неофициальная часть торжественной церемонии пуска станции. Члены госкомиссии и почетные гости, желая подтвердить версию о полной экологической и радиационной ее безопасности, решили искупаться в теплой воде отводящего канала. Эта процедура не была предусмотрена программой, но была встречена всеми с пониманием. Раздевшись до трусов, чиновные люди и ученые стали спускаться в канал. Замешкался лишь управляющий "Колэнерго" Матвей Исаакович Зархи. Решив, что лучше всего испытать водоем в полностью обнаженном виде, он разделся догола. На смущенные возгласы коллег, мол, неловко в таком виде перед дамами, кои тут же стояли, Зархи ответил: - Мои мужские прелести дам уже не интересуют, так что стесняться нечего. И решительно бултыхнулся в воду. На всю жизнь запомнилось мне это купание. Вода в канале, отобрав тепло энергоблока, была как парная, и не воспринималась телом. Но стоило попасть в струю встречной холодной воды из озера, как тело немедленно реагировало на этот контраст. Сразу становилось легко и приятно и не хотелось покидать эту необычную купальню... С того дня в памяти осталось и другое незначительное, но любопытное событие. Всех отличившихся на стройке пригласили на банкет. Рабочих и ИТР - в столовую, где для них были накрыты столы с соответствующими напитками и закуской, членов госкомиссии - в отдельный маленький зал по соседству. Туда пригласили и спецкора "Полярки". В завязавшейся непринужденной беседе вдруг выяснилось, что среди нас нет ни одного выходца из "порядочных" семей. Только у одного - главного инженера "Атомэнергостроя" - мать оказалась учительницей. Все остальные - дети колхозников и рабочих. В том числе и те из нас, кто имел к тому времени звание кандидатов и докторов наук, занимал высокое положение в управлении атомной энергетикой страны и в политической элите. С гордостью было сделано заключение: если уж после всех сталинских чисток в России еще сохранилось столь много новых Кулибиных и Черепановых, то ее ничто не сможет остановить в техническом и экономическом развитии. Увы, мы тогда были слепы от радости трудовой победы и не сумели увидеть того, что ждало нашу страну через двадцать лет. Но то, что она и сейчас богата людьми талантливыми, самоотверженными, не вызывает ни капли сомнения. Пройдет полоса упадка, разброда в умах россиян, и наша Отчизна снова станет Державой, которую вынужден будет уважать весь мир. Бывало, в командировках находился до семи месяцев в году и даже больше. Коллеги удивлялись. Мол, как жена это терпит. А я был спокоен за тыл. Моя Любовь Александровна еще в первый год совместной жизни обещала не ревновать меня к работе. И слово держала крепко. За что, конечно же, я очень ей благодарен. Ведь без этой поддержки вряд ли бы смог достичь в работе профессиональных высот и признания северян. Прошли годы и даже десятилетия с той действительно созидательной поры в жизни Кольского полуострова и всей страны. Уже после распада СССР в Мурманске по инициативе бывших руководителей отрасли создали общественную организацию - Совет ветеранов-строителей. Мне была оказана большая честь - быть избранным в состав ее руководящего органа. Такое признание дорого стоит. Высшую партийную школу при ЦК КПСС по специальности "работники печати". Появилось желание заняться чем-то еще более значимым. Подумывал и о служебном росте. Ставший редактором газеты мой первый газетный наставник Николай Васильевич Беляев не раз заводил об этом доверительный со мной разговор. Обещал должность его заместителя. Но когда появлялось вакантное место, занимали его другие люди. Постепенно в наших отношениях с редактором наметилась отчужденность. Зато крепли мои связи с ответственными работниками обкома партии, облисполкома, руководителями промышленных предприятий. Я уже упоминал о поручении бывшего первого секретаря обкома КПСС Георгия Яковлевича Денисова, данного мне во время работы с выездной редакцией на Всесоюзной ударной комсомольской стройке в Хибинах. Большое доверие оказывал мне и сменивший его на этом посту Николай Леонтьевич Коновалов. С виду он был грубоват, но многочисленные поездки с ним по области, общение в неформальной обстановке показывали, что и ему не чуждо ничто человеческое. А интересы области он умело отстаивал и в ЦК партии, и в правительстве Советского Союза. Не раз использовал для этого и мои журналистские способности, а при случае - и защищал от нападок недоброжелателей. В начале семидесятых годов меня избрали секретарем областной организации Союза журналистов СССР. В этом качестве в один прекрасный день стал участником Всесоюзного совещания секретарей. Меня поразило, что и в докладе лидера журналистского корпуса страны, и в выступлениях представителей от союзных республик ни разу не вспомнили о деятельности областных российских организаций. Попросил президиум совещания дать мне слово. Отказали. Тогда я встал и прямо из зала Дома Союзов, где проходило совещание, начал говорить о наших проблемах. Председательствующий несколько раз пытался прервать меня, но коллеги в зале в ответ кричали: "Пусть говорит!" И я смог высказать все, что наболело, что волновало, по сути, все региональные организации России. Когда совещание закрылось, ко мне подошел председатель правления Союза журналистов, главный редактор газеты "Правда" Михаил Васильевич Зимянин и сказал:- Молодец, мурманчанин! Так и надо держать! И уже обращаясь к редактору журнала "Журналист" Владимиру Жидкову добавил: - Надеюсь, в журнале найдется место для его выступления? На что тот ответил утвердительно. Материал обо мне действительно появился в следующем номере журнала. Но в нем и слова не было о выступлении на совещании. Зато автор, некто Васильченко, не пожалел черной краски, анализируя один из моих репортажей со строительства Серебрянской ГЭС. Я, естественно, возмутился. Написал соответствующий ответ, но не отослал: друзья отговорили. Мол, если зал тебя поддержал тогда, то участники совещания не останутся равнодушными и на сей раз. Так и получилось. В очередном номере "Журналиста" было помещено извинение редакции. Наказан был и автор необъективной статьи обо мне. На следующий год состоялось очередное такое же совещание. Увидев меня, Зимянин подошел ко мне и предложил выступить с трибуны совещания. Заверил даже, что на сей раз мне дадут слово в числе первых. Однако снова испытывать судьбу я не стал и отказался от выступления. Эта история получила неожиданное продолжение уже в Мурманске. На заседании бюро обкома партии обсуждались кандидатуры северян, представленных к государственным наградам. В списке оказалась и моя фамилия. Когда до нее дошла очередь, заведующий отделом пропаганды и агитации Алексей Иванович Хохлов, курировавший и "Полярную правду", сказал: - Не рано ли мы его поощряем? В журнале "Журналист", например, Белоусова недавно сильно критиковали... - А вам, Алексей Иванович, как куратору, надо читать не только то, где ваших подшефных критикуют, но и то, где потом извиняются перед ними за необоснованную критику, - отреагировал на это замечание Николай Леонтьевич Коновалов. - Кстати, в том же "Журналисте", с которым, кажется, вы знакомы... Представление к награждению меня орденом "Знак Почета" члены бюро обкома партии утвердили единогласно. А вскоре и Указ Президиума Верховного Совета СССР вышел в свет. Это была первая моя государственная награда. Когда же почти сорок лет спустя уходил на заслуженный отдых, количество их возросло до одиннадцати. За всю историю мурманской журналистики в мирное время никто из коллег не удостаивался такого количества наград. И этим, конечно же, горжусь, хотя парадный костюм с орденами и медалями надеваю лишь по большим праздникам, каждый раз вспоминая при этом Николая Леонтьевича Коновалова, который и после при необходимости заступался за меня. Так же доброжелательно стал относиться ко мне и сменивший его на этом посту Владимир Николаевич Птицын, которого отличали интеллигентность и скромность. Люди, не знающие его, после первой встречи говорили даже о мягкотелости этого человека. Но за мягкостью общения в нем таились и жесткость, и требовательность, и настойчивость. Птицын любил лыжные прогулки. В выходные дни он вместе с председателем облисполкома Алексеем Павловичем Зазулиным и председателем облсовпрофа Василием Сергеевичем Грищенковым уходил из "Долины пенсионеров" по большому кругу далеко за город. В их компании нередко оказывался и я. Меня поразило, что даже на отдыхе эти люди обсуждали дела областного масштаба. И, думаю, не случайно. Они жили интересами мурманчан, старались, как могли, обеспечить их жизнь, поднять экономику региона. Там, на лыжне, давались и мне поручения - осветить в газете ту или иную проблему. Не все такие материалы нравились редактору, но, зная, что подготовлены они по просьбе первого секретаря обкома партии, тот вынужден был мириться. Я понимал, что рано или поздно между нами возникнет конфликт, но отказаться от прогулок с областными руководителями не мог. - А вы куда?! - буркнул Зазулин, никогда не отличавшийся вежливостью в обращении не только с подчиненными, но и равными ему по рангу. - У нас своя компания... Те вынуждены были остановиться. Утром следующего дня редактор вызвал меня к себе. Было видно, что он не в духе. И я догадывался отчего. Но первые же его слова ошеломили меня. - Пока я сижу в этом кресле, вы не должны общаться с первыми лицами области. Это моя прерогатива. Вам для работы достаточно встреч с Мудровым и заведующими отделами обкома... Мне стало ясно, что замом у него не бывать, хотя - чего скрывать! - и мечтал об этом. Решил потихоньку подыскивать себе новое место работы. Нашлось оно скоро: первый секретарь Вологодского обкома партии Анатолий Семенович Дрыгин, с которым, находясь в отпуске на своей малой родине, успел познакомиться, предложил занять место уходящего на пенсию заместителя редактора областной газеты "Красный Север". Я согласился. Но, оказалось, не судьба. 14 ноября 1976 года, идя на работу, я поскользнулся на крыльце родной редакции и сильно повредил позвоночник. Почти семь месяцев пришлось лечиться сперва в областной, а затем в городской больницах Мурманска. Зная, что шансов здоровым вернуться в строй мало, сообщил в Вологду об отказе от предложенной работы. В городской больнице пришлось встречать свое сорокалетие. Первыми пришли поздравить Евгений Борисович Бройдо и сотрудник моего отдела Юрий Кочкин, потом - секретарь обкома КПСС Сергей Иванович Мудров, заместитель заведующего отделом строительства Владимир Ильич Горячкин, заведующий сектором печати Константин Владимирович Полтев, начальник управления "Продмонтаж" Лев Харитонович Тельпнер, коллеги с телевидения. Приехали также друзья из Кировска, Оленегорска, Мончегорска, Ковдора. Но больше всех удивили и порадовали ребята из бригады Николая Павловича Прохорова, строившие гостиницу "Арктика". Они пришли почти всем составом, хотя в палату удалось прорваться одному бригадиру. Общаться с ними пришлось через открытое окно больничной палаты. Такое внимание действительно взбодрило меня. Я понял, что нужен не только семье, но и многим моим дорогим землякам-мурманчанам, ради которых должен вернуться в строй. И с помощью медиков вернулся! Друзья поддерживали меня до самого выхода из больницы. А редактор так ни разу и не навестил. Отношения с ним внешне были нормальные, но от прежней доверительности не осталось и следа. И все же я благодарен ему за дружбу и наставничество в первые годы моей профессиональной деятельности в журналистике. Он, без преувеличения, был тогда моим кумиром. Отдаю ему должное и за то, что спустя пятнадцать лет после нашей размолвки Николай Васильевич нашел в себе мужество и признал, что тогда погорячился... В августе 1977 года шел я с работы. На Пяти углах увидел чем-то озабоченного К. В. Полтева, заведовавшего тогда сектором печати обкома КПСС. - Что случилось? - спрашиваю его. Тот долго молчал, потом вдруг разоткровенничался: - Понимаешь, старик, начальство требует найти среди нашего брата достойного претендента на должность собственного Предложили назначить... Он назвал фамилию известного местного журналиста. Те отвергли наше предложение. Надо искать компромиссный вариант. Может, подскажешь? - А чего искать? Предложите меня. Сказал шутя. И забыл об этом. Но через два дня меня пригласили в обком партии и сообщили о принятом решении. Целую неделю знакомился в ТАСС с будущей работой. Понравился. Говорят, оформляйся. А мне, признаюсь, не хотелось уходить из "Полярки". Предложил испытать меня для начала в роли внештатного корреспондента. -Но вас же обком направил! - удивился заместитель генерального директора Агентства Евгений Иванович Иванов, который решал судьбу новичков. - Первый раз такого встречаем: к нам на работу рвутся... Начал сотрудничать. А через месяц пришла телеграмма: "Срочно приезжайте, хватит экспериментов." Так с легкой руки Константина Владимировича Полтева и стал тассовцем. Не сразу признали меня своим в этом коллективе. Некоторые заведующие отраслевыми редакциями устроили мне суровый экзамен. Им не понравился стиль моих информации, их частенько отправляли не на выпуск, а в корзину. Я уже начал подумывать об увольнении, но тут на помощь пришел Евгений Иванович Иванов. Познакомившись с забракованными моими материалами, он распорядился незамедлительно выпустить их на ленту ТАСС, а редакторам сказал: - К нам пришел человек со своим видением проблем, особым творческим почерком. В интересах Агентства - оказывать помощь таким людям. А вы хотите загнать его в рамки привычных вам штампов. Не дело это! Все возвращенные из "корзины" материалы мурманского собкора ТАСС были опубликованы в центральных газетах страны. А вскоре в Методических письмах, анализирующих работу тассовских журналистов, другой Евгений Иванович Майоров, заведовавший общественно-политической редакцией, так отозвался о моей работе: "Дано человеку чувствовать сиюминутно меняющийся пульс времени, он с первых дней - тассовец. Именно так заявил о себе В. Белоусов из Мурманска. Поступил он в агентство чуть больше года назад, и сразу же замелькали его заметки в "Правде", "Известиях", других центральных газетах". Работа моя в ТАСС затянулась на долгих 32 года.
Set as favorite
Bookmark
Email This
Hits: 1331 |
