...Траулер упорно всплывает на гребень водяного вала, и сразу же опадает в ложбину между волнами.

Штурман не кланяется волне даже тогда, когда ветер, шаловливо сорвав с гребня пену, хлестко бросает ее в открытое окно рубки.

Смахнув с лица водяные брызги, он пристально всматривается в морскую даль, от всей его фигуры так и веет счастьем жизни, а некоторым, впервые вышедшим в море матросам, не хочется жить... Они продолжают валяться на палубе, укрывшись за трубой, где у повара хранится бочка с солеными огурцами. Сразу же за кормой траулера зависла в воздухе стая голодных чаек. Они будто привязаны к судну невидимыми бечевками. Продолжает вздыматься и опадать корма, а вместе с этим к горлу молодых матросов неудержимо подкатывается тошнотворный ком...

- Все, не могу больше терпеть, - обреченно произносит новичок и тут же добавляет. - Посадите меня на плотик, пусть он плывет обратно в порт.

- Парни, нельзя распускать нюни! - Сменившийся с вахты штурман говорит жизнеутверждающе, бодро. От морской болезни одно спасение - взять себя в руки, и она быстро пройдет.

Больше всех страдает демобилизованный солдат Михаил, который признался, что в деревне его ждет не только трактор на колхозном поле, но и любимая девушка.

В минуты, когда к горлу подкатывается тошнота, Михаил спешит к леерному ограждению кормы. Ему стыдно признаться, но все содержимое обеда давно уже ушло на корм чайкам. Когда же наступает некоторое облегчение, он начинает в очередной раз свою исповедь:

- Зачем мне такие испытания? Можно понять тех пацанов, у которых и усы-то еще не растут, начитались всяких там морских книжек и возомнили из себя романтиков моря. Что же меня там ждет за этим серым, как роба пожарного, горизонтом? Ведь все уже давным-давно рассказано, описано в сотнях книг. Какая глупость с моей стороны, что я доверился слухам, что можно за один удачный рейс набить свои карманы заработанными деньгами. Ведь у меня специальность тракториста, и я, дурень, работу, мне привычную, изученную мной досконально, променял на это непонятное и опостылевшее море.

- Что, немного нездоровится? - за спиной слышится голос судового боцмана. Он свеж, чисто выбрит, на щеках играет здоровый румянец.

- Это бывает почти с каждым, впервые вышедшим в море, - тактично произносит он и продолжает: - Как окончательно придешь в себя, то топай ко мне, надо будет ошкрябать и засуричить гальюн.

Нельзя сказать, что Михаилу подобное известие понравилось, но стиснув зубы он вынужден все это терпеть, пережить, ибо у него в голове засела упорная мысль: надо выстоять, перенести все испытания.

Не успел исчезнуть боцман, как появился мастер лова. У него ничем не примечательное лицо, вдобавок глаза неуловимого оттенка.

Отбросив в сторону всякую дипломатию, мастер посоветовал еще не пришедшему окончательно в себя новичку заканчивать придуриваться, так как пора заняться подготовкой промыслового вооружения к предстоящему промыслу. Монолог этот был произнесен абсолютно без всяких эмоций. Весьма удивило бывшего тракториста столь безапелляционное заключение бывалых моряков, в котором явно подчеркивалась его попытка уклониться от судовых работ.

Между прочим, после всего увиденного мастер лова без особого восторга воспринял знакомство с впервые вышедшим в море матросом.

За период первого общения мастер несколько раз окидывал новичка оценивающим взглядом. Пришлось матросу пригасить в уголках рта усмешку и спокойно выдержать этот изучающий взгляд.

Михаил понял, что внешне он рыбмастеру не понравился. Рост - метр с кепкой, правда, несколько скрашивали широкие, развитые крестьянским трудом плечи, да и нос не картошкой, и губы не сковородкой.

Вскоре Михаил стал заметным моряком, показал себя, как принято говорить у кадровиков, с положительной стороны.

Его с мальчишеских лет тянуло к воде; тяга была такой непреодолимой, что он при первой же возможности большую часть суток пропадал на реке. Усталый до предела, но в то же время счастливый Михаил оказывал уцелевшим от войны родным посильную помощь. А когда подрос, то его потянуло в моря. Так что оказавшись на борту траулера в промысловом рейсе, он впервые в своей жизни ощутил необыкновенную радость.

Со временем ему довелось испытать себя и затяжными штормами, и многими другими невзгодами, на которые так щедра работа рыбака, когда судно находится в дальнем плавании.

За неделю пребывания в море все перемешалось у Мишки, бывшего тракториста. Для себя он сделал, по его мнению, правильный вывод, что на период перехода из порта на промысел матросами распоряжаются все, кому не лень. Михаил же вскоре показал себя просто молодцом, он выстоял, и морская болезнь не скрутила его, а отступила, появился аппетит, а к концу недели он попросил у повара за обедом добавки.

После судовых работ рыбмастер пригласил его к себе в каюту, достал из рундука бутылку водки, налил полстакана и при этом заявил:

- Выпей, Михаил, в честь моей семейной радости, жена родила сына, а я опасался, что она подарит мне будущую няньку...
Михаила удивило, что из всех новичков рыбмастер выделил лишь его, даже угостил столь дефицитной в условиях автономного плавания водкой.

Поблагодарив за угощение и еще раз поздравив хозяина каюты с наследником, Михаил вышел на палубу, чтобы отправиться к себе в матросский кубрик. И вдруг все в его глазах поплыло: стаи горланивших чаек, средняя надстройка судна и даже бесконечной чередой катившиеся волны. «Выходит, что в условиях моря, когда организм еще основательно не окреп, надо с хмельным зельем обращаться осторожно», - подумал про себя молодой моряк.

На следующее утро, после обильного завтрака, Мишке пришлось зачистить в гальюне побитые ржавчиной места на переборке и замазать тошнотно воняющим суриком. Потом на время довелось заменить моряка и переносить по ускользающей из-под ног палубе резиновые буи, которые предстояло надуть воздухом.

А после ужина, когда большинство экипажа отправилось отдыхать, ему довелось убирать со столов посуду и основательно ее мыть, а потом скоблить ножом столы, помогать повару начистить на завтра картофель. И тогда у него появилась вечная моряцкая мечта - выспаться.
Мишка, проснувшись в своем кубрике, взглянул в иллюминатор и удивился. За какие-то часы небо очистилось от облаков, а на начинающем темнеть небе дружно обозначились звезды.

На следующее утро у многих новичков морской болезни как не бывало.

Боцман Яков Буркин еще до завтрака поднялся на палубу и внимательно осмотрел якорные клюзы, леерное ограждение, опробовал на холостом ходу брашпиль. Хотя придраться было не к чему, он все же хмурился. Брови его сошлись, он все больше мрачнел. Ему лично не нравилось, что временно из-под его контроля ушли все матросы, которые на протяжении начавшегося рейса переходят под начало старшего мастера лова и рыбмастера.

Долгие годы боцман служил на военных кораблях и, как он называет, в «рыбкиной конторе» он трудится недавно. Если его устраивают полновесные рейсовые зарплаты, то с распределением матросов он в корне не согласен. Какой может быть образцовый морской порядок на траулере, если боцман в море лишен права распоряжаться рядовыми моряками?

На мостике появился капитан. Лицо у него строгое, задумчивое. Он понимает, что от итогов этого рейса зависит его дальний капитанский авторитет.

Марк Исаакович в своей повседневной работе рассчитывал не только на свое умение ловить рыбу, но и на бывалых моряков. Например, до работы на судах сельдяной экспедиции Яков Васильевич Устинов многие годы ловил рыбу на Белом море. Сын потомственного рыбака из села Шуерецкое, Яков Васильевич за годы, проведенные в море, стал квалифицированным мастером добычи рыбы. Надо отдать ему должное, на судах в Северной Атлантике он хорошо освоил и в совершенстве изучил все особенности производственного процесса на дрифтерном промысле. За время работы у него не было случая потери дрифтерных сетей, не было также и перерасхода сетематериалов.

После каждого рейса руководство, отмечая отличную работу капитана и его экипажа, также с большой похвалой отзывалось и о Якове Васильевиче, сумевшем добиться значительной экономии промыслового снаряжения.

До того как стать карельским рыбаком, Иван Жданович ловил рыбу на Дальнем Востоке. Налаживал «ставники» на красную рыбу - чавычу, кету. Довелось ему ловить и знаменитую сельдь «иваси». А потом искатель приключений Жданович стал китобоем.

Все складывалось хорошо, но только уж слишком далеко он забрался от родной Белоруссии. И в конце пятидесятых годов Иван Максимович перебрался в Заполярье, стал карельским рыбаком. Как и все тогда, работающие в Северной Атлантике, Иван ловил сельдь, ремонтировал сети, исправно выполнял обязанности мастера лова. А когда сельдь прекратила ловиться, вместе со всеми перешел на траловый промысел.

- Как в таких случаях говорят, с Богом! - Громко, возбужденно произнес Иван Максимович. Трал скользнул по слипу прямо в воду. Наконец-то началась настоящая работа.

- Всем лишним уходить с палубы! Берегись ваеров!

Траулер увеличивает ход до полного вперед. С пронзительными криками носятся над судном чайки. Чуть поодаль стремительно проносятся альбатросы, олуши.

Ныряют в воду распорные доски, раскрывая до необходимой ширины зев трала. Чуть дрожат ваера.

Каждому из рыбаков нетрудно представить, как ведет себя сам трал. Идет он над самым грунтом, а боковые сетные крылья, раскинутые по сторонам трала, стараются загребать на своем пути встречные косячки рыбы. Тяжелые чугунные шары - бобинцы, укрепленные на нижней «подборе», должны катиться по дну, а поплавки - кухтыли, надежно прикрепленные к верхней подборе, - ровно удерживаться на заданной высоте, а не болтаться беспорядочно, отпугивая рыбу. Это немаловажно для нормальной, результативной работы трала. И тогда рыбакам можно ожидать богатый улов.

На безопасном расстоянии от промысловой палубы, на верхнем мостике, собралась в ожидании первого трала добрая половина экипажа.

Возбуждение, подобно цепной реакции, передается всем присутствующим.

Глухо рокочет траловая лебедка. Вспенив воду из глубины на поверхность моря, всплывает туго набитый рыбой траловый мешок.

Лебедка гудит с таким напряжением, что кажется - еще немного, и она разлетится на куски; но с ней ничего не происходит, а полный до отказа мешок медленно сползает по слипу и замирает на промысловой палубе.

Содержимое мешка выливается в приемные бункера, начинается обработка первого улова.

Наступает ночь. Громадная луна колышется в застывшей поверхности моря. Ни на минуту не прекращается промысловая работа.

Серебряным потоком льется в приемные бункера рыба. Истошно кричат чайки. Непрерывно пикируют в воду другие пернатые. Через пару тралений приходится прекращать лов, так как не только забиты приемные бункера, но и на промысловой палубе горой возвышается поднятый из воды очередной трал с рыбой.

Такая устойчивая промысловая обстановка позволила экипажу занять первое место по вылову рыбы среди однотипных судов.

В тот же период времени экипаж СРТМ «Сергей Миронов» в совершенстве освоил не только траловый лов донных пород, но первым среди экипажей, работающих на однотипных судах, применил разноглубинный лов, что позволило почти в два раза перекрыть рейсовое задание по вылову рыбы.

Следуя примеру передового экипажа «Сергея Миронова», применили этот прогрессивный метод лова и другие карельские суда, что в конечном итоге позволило резко увеличить добычу рыбы всему промысловому флоту.

За трудовые достижения капитану флота Марку Исааковичу Любовскому были присвоены звания: «Почетный работник рыбной промышленности России» и «Заслуженный работник Карелии».

Он выбрал море Владимир Бабуро