Вероятно, Пысин понял, что надо срочно в корне менять свое отношение к работе, а то его могут перед самым отходом судна в рейс списать на берег.

Однажды, выбрав момент, когда капитан находился в каюте один, смущенно улыбаясь, он обратился к Марку Исааковичу с просьбой взять его в рейс, так как в свое время он успешно окончил мореходку и мечтает целиком и полностью отдаться судоводительской работе на рыбопромысловых судах. Что же касается иногда допускаемых им мелких промахов по службе, то больше они не повторятся, ибо он наконец-то решил навсегда расстаться с женой, с которой в последнее время они жили как кошка с собакой.

Пришлось Марку Исааковичу напомнить своему младшему помощнику, что ни одна из известных ему работ так не поглощает человека целиком, как работа судоводителем на промысловом судне. И конечно, ему прежде всего необходимо упорядочить свои семейные дела, а потом уже мечтать о работе на рыбном промысле. А его капитанский долг, в силу сложившихся у штурмана семейных обстоятельств, заключается в том, чтобы в дальнейшем не подвергать своего помощника бессмысленной опасности. В полугодовой рейс могут отправляться лишь люди, не обремененные такими сложными семейными проблемами, или же, на худой конец, до отхода в рейс ему предстоит самому окончательно внести полную ясность в создавшуюся семейную обстановку.

Так что капитан, сам отец двоих детей, в которых он не чает души, в силу своего служебного положения обязан предупредить молодого человека, только что вступившего в самостоятельный период своей жизни, обо всем, с чем он непременно столкнется.

...Я за свою долголетнюю работу на промысловых судах не встречал трусливых от природы людей, правда, в сумятице рыбацких будней появлялись в штатах промысловых судов и быстро исчезали случайные люди, которым по своим деловым или же другим человеческим качествам было вообще противопоказано работать в условиях долговременной изоляции небольшого коллектива, именуемого экипажем.

С Пысиным же произошла совершенно другая история, которая в свое время надолго испортила людям представление о человеческой совести вообще. У Пысина, к сожалению, на судне не рассмотрели подспудно хранившиеся задатки негодяя и подлеца.

Долгое время Пысин, уже ставший к тому времени вторым помощником капитана, продолжал упорно воздерживаться от спиртного, своим отказом ссылаясь на состояние здоровья.

Однажды, находясь на промысле у берегов Африки, второй помощник нашего гвардейского судна Пысин поднялся на борт плавбазы для получения необходимых продуктов. Продукты были получены и переправлены к нам на судно, а вот Пысин почему-то задержался на плавбазе с прибытием на свою штурманскую вахту.

И вдруг на ходовом мостике плавбазы, стоящей на якоре, возникла труднообъяснимая возня, периодически сопровождаемая отборным матом.

Вскоре все выяснилось: пьяный Пысин забрался на ходовой мостик плавбазы, воспользовавшись временным отсутствием там вахтенной службы, перевел машинный телеграф с нулевого положения на «полный вперед», чем вызвал у вахтенных механика и штурмана плавбазы чуть ли не шоковое состояние. Не надо иметь большое воображение для представления всего случившегося.

Распоясавшийся вконец хулиган вступил в драку с незамедлительно появившимся на ходовом мостике плавбазы представителем вахтенной службы.

Получив достаточное количество тумаков, Пысин, сопровождаемый дюжими моряками, был наконец доставлен к месту стоянки нашего траулера и переправлен к нам на борт.

Пришлось потерявшего человеческий облик хулигана Пысина списать с судна и на первом отходящем в порт судне отправить на берег.

Больше никому из нас не пришлось встречаться с Пысиным . Говорят, что одно время он работал даже управдомом, но потом снова в пьяном виде совершил очередное своеобразное «выступление», граничившее с уголовным преступлением.

Горький осадок от случившегося долго напоминал, что в море, а тем более в дальнее плавание, необходимо тщательно подбирать людей, и в первую очередь обращать внимание не на их предков, а на самого человека, претендующего на почетное звание моряка дальнего плавания.

...Я снова на борту траулера, спешащего на промысел. Не во сне, а наяву, на борту только что полученного из новостроя траулера-морозилыцика «Сергей Миронов». Значит, у человека все то, к чему он стремится, может осуществиться.

Мы только что оторвались от нашего берега и держим курс на пролив Босфор.

И на этот раз нам крепко повезло: наш экипаж возглавляет капитан Любовский.

Холодный ветер, пасмурно. Но мы не в обиде на погоду, ведь на календаре - уже вторая половина ноября.

К утру ветер разогнал нависшие над морем облака. Появилось солнце. И вода вокруг нас вспыхнула золотыми солнечными бликами. Над мачтами кружат чайки, их крылья озарены лучами солнца, и птицы кажутся нам позолоченными.

По-прежнему на мостике капитан, как всегда, спокойный, сосредоточенный. Лишь изредка он хмурится, когда замечает, что кто-то из работающих матросов замешкался на палубе, но в то же время он доброжелательно улыбается, когда видит, как старательно, со знанием дела, палубная команда готовит к работе кошельковый невод.

Руководит ими старший мастер лова Николай Васильевич Чупров, широкоплечий, сильный, хорошо знающий кошельковый промысел мастер лова. Матросы с уважением относятся к своему руководителю за его высокий профессионализм и добропорядочное отношение к ним.

Как показала дальнейшая работа на промысле, Николай Васильевич полностью оправдал свое высокое звание - старший мастер лова. На протяжении всего рейса не было ни больших, ни малых упущений со стороны палубной команды.

...Опять с утра небо заполонили облака, щедро насыщенные влагой. Глядя на них в бинокль, невольно задумываешься: как это они удерживаются в поднебесье, а не падают в океан? Как это ни странно наблюдать, но облака по-прежнему держатся наверху, лишь иногда меняют свои очертания, да зловеще играют зарницами.

Периодически наиболее мрачные тучи лениво роняют в океан теплые капли влаги и снова медленно плывут над застывшим океаном.

На удивление, погода стоит тихая, и нам, несущим вахту, временами начинает казаться, что такая божья благодать установилась надолго.

Когда несешь штурманскую вахту, то не перестаешь удивляться бесконечной пустоте океана. Мы следуем на промысел чуть в стороне от морских дорог, и за всю четырехчасовую вахту можно не встретить ни дыма, ни паруса, одним словом, можно забыть, где ты находишься, и тогда начинают всплывать в памяти лица оставленных на берегу родных и близких тебе людей.

Моя каюта расположена по левому борту, уютная и удобная. Диван, стол, стул, койка, в углу умывальник, большое зеркало, рундук (шкаф).

Что еще надо одному человеку?

В том весьма удачном рейсе никого из нас не мучила морская болезнь. Не замечал подобного за собой и я, ибо, как и другие мои соплаватели, уже давно привык к любой качке. Когда выпадало свободное время, сидел в своей каюте и писал очередную документальную повесть, в которой я старался поведать читателям не только о своих товарищах по рыбацкому труду, о том, как мы рыбачили, преодолевая неимоверные трудности, а также старался рассказать о кратких по времени, но надолго запоминающихся заходах в африканские порты, где всю свою скромную рыбацкую валюту рыбаки тратили на подарки детям и любимым женщинам.

...Шторм, ветер, качка, многие из экипажа, сменившись с вахты, спешили в салон, чтобы поменять прочитанную книгу, другие же проводили свободное время за шахматной доской, уже в который раз смотрели полюбившиеся кинофильмы или же до одурения играли в домино...

Незабываемое, прекрасное время. Весьма продолжительные рейсы в тропики, мучительная, не проходящая тоска по дому, доверительные беседы в кругу своих друзей, которые в своем большинстве возникали к концу наших полугодовых рейсов, и, как правило, скоропалительные решения - этот рейс будет последним, хватит, нахлебались соленой воды по самые ноздри, пора и честь знать.

А на берегу, буквально через непродолжительное время, в кругу семьи возникали робкие разговоры с близкими, не сходить ли еще разок в рейс, в экваториальную Атлантику?

Хотя должен признаться, что сколько бы раз каждый из нас ни уходил в рейс, у всех из покидающих родную гавань в душе что-то сжимается. Все это исходит от прощальных гудков, в которых воедино соединены печаль наступающей разлуки, явные признаки радости, что наконец-то предрейсовая суета сует осталась позади, и, безусловно, надежда на благополучное и своевременное возращение.

Остается только сожалеть, что во многих наших морских портах местными властями запрещено подавать сигналы судовым гудком как покидающим свой порт, так и возвращающимся из рейса.

Должен признаться, что многие из судоводителей не один раз нарушали этот маловразумительный запрет.

Рассчитываю, что судоводители, которым довелось многократно совершать африканские рейсы, согласятся со мной, что не мало хлопот доставляют мореплавателям яхты. Хотя кончились времена парусных судов, но еще великое множество яхтсменов бороздят океанские просторы. Не раз мне довелось слушать рассказы в испанском порту Санта-Крус испанца Михелиса Ганзалеса о том, что ежегодно, осенью, начинается миграция владельцев яхт из Европы на Канарские острова. Яхтсмены спешат покинуть Европу, куда так же неумолимо спешит наступающая зима. Да и затраты на питание и другие расходы на прожитье там значительно ниже существующих в Старом Свете.

Если днем, в хорошую видимость, яхты можно легко обнаружить даже невооруженным глазом, то ночью возникает реальная угроза столкновения, ибо с нагоняющего яхту судна иногда очень трудно своевременно обнаружить гакабортный (кормовой) огонь яхты, так как даже при незначительном волнении яхта может оказаться в седловине между волнами, и тогда шансы судоводителя заметить столь необходимый огонь яхты близки к нолю.

Мне могут возразить бывалые мореходы, что для обнаружения целей в распоряжении вахтенного штурмана находится локатор. Все это так, но согласитесь и со мной, что яхта уж слишком незначительная цель на экране локатора, тем более часто пропадающая между океанскими волнами.

Следуя вдоль африканского побережья в район Дакара, где в то время ловили рыбу наши промысловые суда, на рассвете, на своей старпомовской вахте, прямо по курсу я обнаружил яхту.

Вскоре мы ее нагнали, и вся моя вахта залюбовалась красотой форм парусного судна и стремительностью изящной, вскинувшейся в небо мачты. Так что парусники и не думали сдаваться, установив на яхте двигатель для захода и выхода в порты или для лавирования в узкостях, яхтсмены продолжают совершать весьма значительные переходы по морям и океанам.

Одинокий мореплаватель, одетый в непромокаемый костюм, сидел на корме своей яхты. Ему явно тогда везло, сырой, но достаточно теплый ветер упруго пружинил паруса.

Счастливого плавания тебе, отважный человек! И когда читаешь статьи в газетах, где рассказывается, что иногда суровые люди, в чьих душах не поют вольные морские песни, готовы были подписать смертные приговоры последним нашим парусникам, на которых совершенствуют свое морское мастерство курсанты мореходных училищ, то сжимается сердце от обиды. Но, к счастью, еще не перевелись в нашей стране люди, которые продолжают бороться, чтобы на чудом уцелевших парусниках проходили морскую практику будущие штурмана и капитаны промыслового флота.

...Шторм принялся неистовствовать ближе к ночи, стал поднимать огромные, тускло поблекшие под лунным светом валы самой причудливой формы. Казалось, океан, разгневанный дерзостью людей, находящихся на борту рыболовного судна, старался если не разрушить стальную надстройку, то по-воровски утащить в морскую пучину с палубы промысловое вооружение. Волны, разрезаемые форштевнем судна, лавиной устремлялись на палубу и с грохотом дробились, рождая бесчисленное количество брызг, многие из которых не успевали скатываться за борт, а застывали на лету во мгле полярной ночи на двадцатиградусном морозе.

Вскоре поручни, трапы, тросы, ванты - все обрастало пузырчатыми, растущими на глазах сосульками.

Капитан Любовский внимательно всматривался вперед, туда, где рождались гребни крутых водяных валов.

И лишний раз убеждался, что в северных морях неукротимая стихия способна в любое, даже неожидаемое время внезапно запуржить метелью или неистовым ветром, грозя морякам бедой.

Бдительность - закон для всех мореплавателей, особенно в лютые зимние месяцы, когда северные моря погружены в темноту полярной ночи.

Для своей профессии судоводителя Марк Исаакович считал качества характера одним из важных факторов, без которых капитан переставал быть таковым, отдавая во власть стихии, во власть случая судьбу судна, а главное - людей.

Постоянное внимание ко всему, с чем связана работа в море, умение быстро и своевременно принимать необходимые решения он совершенствовал все эти годы, когда решил со временем взойти на капитанский мостик хозяином.

Конечно, он не представлял себе, когда ветер странствий поселился в его душе, как много нужно знать и уметь труженику моря: астрономию и навигацию, лоцию и теорию девиации, устройство и теорию корабля...

Уже находясь в стенах училища, а позднее - на практике на рыбном промысле, Марк настойчиво изучал все, что связано с непосредственной работой на рыбопромысловом судне.

Северные моря не раз строго проэкзаменовали новичка затяжными штормами. Выполняя матросскую работу на палубе, от усталости болело все тело, а пот заливал глаза. Особенно сильно изнуряли ночные вахты. Зато сколько светлой радости и гордости принесло то время, когда он вышел в рейс в должности капитана промыслового судна, и это все не во сне, а наяву, на недавно вступившем в строй рыбопромысловом траулере СРТ-4461 (средний рыболовный траулер) «Иван Спиридонов». Идет в свой очередной промысловый рейс, но не в должности помощника, а хозяином на капитанском мостике. Выходит, что к чему очень стремишься, осуществляется!

Для этого был пройден сложный путь: война, фронтовые дороги, поездка на Дальний Восток, работа на ледоколе, долгие годы учебы в мореходке и наконец работа судоводителем на рыбопромысловых траулерах. Если вдуматься, то впереди вся сознательная жизнь. Ведь ему тогда исполнилось всего двадцать шесть лет.

...Всякий раз, когда следовали на промысел и проходили мимо берегов Норвегии, мы любовались выстроившейся в ряд грядой скал, одновременно вспоминали, что этот суровый край дал миру великих путешественников: Ф. Нансена, Р. Амундсена, Тура Хейердала... Все эти великие люди призывали к поиску чего-то большего, чем обладает человек, не останавливаться и не пасовать перед трудностями, а следовать своему избранному пути.

Когда-то у живущих на этой каменистой, продуваемой солеными ветрами земле, где солнечные лучи, с трудом пробивающиеся сквозь постоянные завесы туч, бывают не столь уж частыми гостями, зародилась жажда к познаванию мира. Торговый путь из Скандинавии в Византию впоследствии был назван историками «путем из варяг в греки».

Время брало свое. Давно уже на смену парусному флоту пришли всепогодные корабли с надежными и мощными двигателями. И парусники, долго и верно служившие морякам, сошли, как говорится, со сцены, но еще можно встретить на Белом море небольшие суда, на которых поморы поспешно, сноровисто ставят косые паруса, и их современная ладья быстро скользит по волнам.

Допускаю мысль, что найдется читатель, который упрекнет меня в желании возврата в тьмутаракань, когда парус был единственным движителем для мореплавателя, ибо в понятии многих моря и океаны человеком уже давно покорены.

Позвольте с таким определением не согласиться, ибо морская стихия была и остается надолго, если не навсегда, не подвластной человеку.

Ближе к истине будет не «покорение» морей и океанов, а их доскональное изучение, чтобы умело пользоваться благами, которые они дарят людям. И никогда не забывать о крутом, необузданном норове морской стихии, так как она никогда не прощает человеку ни малейшей оплошности, а старается держать его всегда в постоянном напряжении на протяжении всего его нахождения в море.

Работать в море, уходить в рейс из родного порта и возвращаться благополучно сюда же могут не просто люди, а люди особой породы, имя которым - моряки.

...Круглосуточно, порой всплескивая, бьется о борт судна морская вода. Если нам ветер ни к чему, то парусным судам во все времена был нужен ветер. И преодолевать безветрие - вот что должны были уметь парусные судоводители. А для этого, как правило, необходимо мореплавателю иметь особое чутье, которое приобретается годами в результате точных наблюдений за состоянием погоды того или иного района, в котором мореплаватель уже неоднократно бывал.

Он выбрал море Владимир Бабуро