* * *

...Хочу рассказать об одной истории, которая в тот период времени произошла с одним из наших судоводителей.

После очередного рейса он пришел к флотскому профсоюзному лидеру и попросил у него путевку в какой-либо дом отдыха, ибо знал, что по его состоянию здоровья никто из медиков не будет хлопотать для него путевку на курорт.

В это время в кабинет председателя профсоюзного комитета вошла жена моряка и сразу же стала общаться с хозяином кабинета на повышенных тонах. Правда, горячилась лишь молодая женщина, которая настойчиво просила руководителя профсоюзного комитета помочь ее семье разрешить жилищную проблему.

Скоро ожидалось возвращение с рейса главы семейства, а их квартирная хозяйка отказала в дальнейшем проживании, так как у них произошло прибавление в семье - родился ребенок.

Посетитель не видел таких скорбных лиц, какое было тогда у хозяина кабинета. Внешне можно было заключить, что он постарается сделать все возможное и даже невозможное, чтобы им в виде исключения была выделена двухкомнатная квартира в строящемся для карельских рыбаков доме.

Вскоре страсти улеглись, женщина покинула кабинет в полной уверенности, что еще до прихода с рейса мужа ее семья может справить новоселье.

Выждав момент, когда после бурного общения с посетительницей профсоюзный лидер придет в себя, мой приятель обратился со своей просьбой. И профсоюзный лидер дал добро позвонить в любую флотскую профсоюзную организацию и от его имени попросить в долг путевку в дом отдыха в обмен на аналогичную путевку в будущем.

Штурман поблагодарил за внимание профсоюзного руководителя и уверенный в благополучном исходе дела покинул его кабинет.

Работал штурман тогда в должности второго помощника капитана на рефрижераторе «Ола», экипаж которого, периодически находясь на промысле, занимался изготовлением пресервов из атлантической сельди. Проживал он на судне в двухместной каюте со старшим помощником капитана.

Взаимоотношения у них были самые замечательные. Казалось, они ничего друг от друга не скрывали, как принято в таких случаях говорить, «делили они хлеб и табак».

И все же в их взаимоотношениях случилась наиподлейшая история, которая произошла в то время, когда штурман попросил в нашем месткоме путевку в дом отдыха.

Ближе к вечеру борт судна покинул старший помощник капитана, который отправился на выходные дни в Петрозаводск, к семье, а мой приятель в должности вахтенного помощника капитана продолжил нести штурманскую вахту.

Судно было ошвартовано в рыбном порту, где в то время царил образцовый порядок.

Ближе к полуночи на борт карельского рефрижераторного судна прибыли освобожденный секретарь партийной организации и председатель профсоюзного комитета. В таком их позднем визите вахтенный штурман не нашел ничего предосудительного, решил, что лидеры столь важных организаций прибыли с инспекционной проверкой несения судовой вахтенной службы.

Как и полагалось в таких случаях, вахтенный штурман предложил свои услуги сопровождать их по судну.

Со слов моего приятеля, вид у визитеров был весьма удрученный.

Они стали внимательно рассматривать вахтенного штурмана, как-то неприязненно, словно видели его впервые, а ведь прошло всего лишь несколько часов, как они расстались с профсоюзным лидером в его служебном кабинете.

Они предложили штурману сопровождать их на шлюпочную палубу и, подойдя к одной из зачехленных брезентом спасательных шлюпок, предложили снять с нее чехол. Находясь в полном недоумении, вахтенный штурман незамедлительно исполнил их распоряжение. Каково же было его удивление, когда он обнаружил на дне шлюпки уложенные в ряд трехкилограммовые банки пресервов сельди, изготовленные их экипажем в только что законченном рейсе.

На этом испытания его нервной системы не окончились. «Боссы» предложили пройти в штурманскую каюту и распорядились вахтенному вскрыть крышку на палубе каюты, под которой было обнаружено еще несколько банок пресервов.

У второго штурмана возникло желание незамедлительно вызвать на борт представителей портовой милиции и заявить им о своей полной невиновности во всей этой весьма непонятной для него криминальной истории.

Еще больше штурман удивился, а если говорить по-честному, то испугался, когда на борт поднялся милиционер и помог так называемым «проверяющим» выносить и грузить на милицейскую машину пресервы.

На прощанье визитеры заявили, что пресервы предназначаются для дегустации!?

Никакие штормы в открытом море не могли штурмана так напугать, выбить из привычной жизненной колеи, как эта совершенно непонятная история, ибо мой друг свято верил в непогрешимость существующих структур власти, поэтому, по своей наивности, считал, что судовые пресервы действительно были отправлены на дегустацию.

Понадобилось много времени, чтобы он окончательно прозрел и эта столь непонятная история прояснилась до конца.

Что же касается их дальнейших взаимоотношений со старшим помощником капитана, то тот не вернулся из отпуска, а получил назначение капитаном промыслового судна.

Потребовались годы, чтобы эта, прямо сказать, грязная история окончательно выветрилась из головы второго помощника капитана, несшего в то время вахту. Можно было понять поведение и бывшего старпома, который, выступая в роли соучастника этой грязной истории, видел в своем поступке одну из возможностей быстро продвинуться по службе. А свою вину, что он не предупредил штурмана о том, что эти банки заберут на столь странную «дегустацию», объяснил своей забывчивостью и страхом, что штурман не только не согласится на это явное преступление, но и даст ход делу.

Да, так все это и было. И на склоне лет, перед самой своей кончиной, он поведал мне, желая в какой-то степени себя реабилитировать морально, покаяться в своем малодушии, что не информировал об этом вышестоящие правоохранительные органы.

Он свято верил в существующую справедливость в те уже слишком далекие годы, которую в то время олицетворяли эти представители «главной и направляющей силы нашего общества».

Давно уже ушли в мир иной участники этой «дегустации», а вместе с этим навсегда исчезла необходимость в обнародовании их фамилий.

И здесь же, в противовес к этим рвачам, хочу рассказать о рыбаке, чей благородный характер, тонкий ум, чистота души и помыслов, скромность и доброта, а главное - высокий профессионализм создали ему во флотском коллективе почет и искреннее уважение. Речь идет о Леониде Никифоровиче Авсянкине. На первых порах он работал начальником судовой радиостанции, а после учебы стал лучшим акустиком Карельского флота. Леонид Никифорович много рейсов совершил в должности судового акустика на кошельковый промысел к африканским берегам ЦВА (Центрально-Восточная Атлантика).

Он явился соавтором нескольких рекордов вылова рыбы, принимал личное активное участие в освоении новых промысловых районов и кошелькового промысла.

* * *

...Кто-кто, а директор понимал, с какими трудностями столкнулась Людмила Ивановна при укомплектовании, как экипажей промысловых судов, так и штата управления фирмой.

Особенно много неясностей выплыло на поверхность, когда пришлось решать вопросы организационного характера, начиная с оформления документов, связанных с организацией фирмы, и кончая вопросами, связанными с отправкой судов на рыбный промысел.

И все это пришлось постигать, образно говоря, на ходу. И был взят в работе такой темп, что далеко не всякому он был под силу.

Пришлось тогда забыть о своих креслах и сотрудникам фирмы, они еще больше стали уделять внимания экипажам промысловых судов, которые в силу каких-либо обстоятельств оказывались в порту. Не много потребовалось времени и новичкам, приступившим к работе в фирме, ибо они быстро убеждались, что если втемяшится в голову директору какая-либо толковая мысль, то даже клином ее не вышибешь.

Пожалуй, трудно найти человека, который бы подтвердил, что помнит случай, когда Марк Исаакович пошел бы против своих убеждений.

Все знающие его единогласно утверждают, что он всегда смотрит на жизнь достаточно трезво, и как всякий объективно мыслящий человек понимает, что абсолютной справедливости на свете не бывает. Но он никогда не пренебрегает предоставленной ему возможностью сделать все зависящее от него для восстановления попранной справедливости.

...Годы работы на промысловых судах под руководством капитана Любовского в должности его помощника дают мне моральное право утверждать, что Марк Исаакович уже в те годы заметно отличался от многих рыбацких командиров: умением разумно и толково организовать трудовые будни экипажа, организацией всей промысловой работы, начиная с поиска рыбы и заканчивая сдачей груза на плавбазу для дальнейшей доставки ее на берег к потребителям.

Всех работающих с ним удивляло его поразительное трудолюбие, у нашего капитана всегда на все хватало сил и времени: на образцовую промысловую работу, на чтение книг, организацию в условиях моря досуга всего экипажа, а главное - на своевременный анализ промысловой работы как своего экипажа, так и других рыбацких коллективов, руководителем которых он тогда являлся.

Сегодня приходится только удивляться, каким образом нашему капитану в столь напряженных рыбацких буднях, где, казалось, не было ни одного свободного часа, удавалось организовать для экипажа досуг с непременным просмотром кинофильмов и чтением доставленных из порта газет и книг.

Ну а, прежде всего, старший группы промысловых судов Любовский считал своим служебным долгом своевременно подсказать менее опытным рыбацким командирам, в каком конкретно районе организовать поиск вероятного скопления сельди.

Именно тогда в море, в условиях совместной промысловой работы, проявился и утвердился его характер, столь необходимый для дальнейшей активной жизни.

Марк Исаакович всегда стоял горой за нормальные взаимоотношения между людьми, столь необходимые в коллективах береговых предприятий, а еще во много раз более нужные в экипажах промысловых судов, подолгу работающих в море.

Он никогда не писал вышестоящему начальству рапорта на своих подчиненных, судовые раздоры и всякие распри старался гасить в зародыше, на судне. И всякий раз тяжело переживал, когда подчиненный, закусив удила, лез, что называется, на рожон, в азарте так называемой «борьбы за справедливость», мог даже пренебречь интересами всего экипажа.

На его рыбацкую долю выпало осваивать новые типы судов и виды промысла. Экипажи промысловых судов, которыми довелось командовать Марку Исааковичу, работая на дрифтерном промысле, устанавливали рекорды вылова атлантической сельди. Некоторые достижения так и не были перекрыты другими экипажами однотипных судов всего Северного бассейна.

В числе первых рыбацких коллективов Заполярья экипаж БИ-4461 «Иван Спиридонов» на дрифтерном промысле атлантической сельди заметно увеличил длину поводцов и стал успешно вести облов сельди на глубине более ста метров от поверхности моря.

...Утром, спросонок, третий помощник капитана Александр Пысин долго не мог понять, как он очутился, после столь бурно проведенного вечера, в своей каюте? Только спустя добрых полчаса окончательно пришел в себя и вспомнил все, начиная с его проводов в море, которые устроили сослуживцы по работе в конструкторском бюро, в котором ему посчастливилось трудиться почти десять лет.

После окончания судоводительского факультета высшего мореходного училища, вместо ходового мостика рыболовного траулера он оказался за чертежной доской в должности младшего конструктора.

Штурман взглянул на часы, которые не могли его обмануть. Время неумолимо приближалось к восьми часам утра, когда ему предстояло заступить к несению своей первой штурманской вахты.

Напрягая память, он вспомнил, что его сослуживцы по столь продолжительной совместной работе после застолья вызвались его проводить до траулера, ошвартованного в рыбном порту.

Хотя за пару дней работы на судне у него было всего лишь несколько скоропалительных знакомств, он остался доволен своим товарищем по каюте, сорокалетним мастером лова.

Главное, не надо было тратить время на знакомство, а всего лишь постараться закрепить уже начавшиеся складываться отношения.

А между тем младший помощник капитана Пысин с плохо скрываемым чувством страха стоял поодаль от капитана, чуть напряженный и в то же время готовый выполнить любое его распоряжение. За свою тридцатилетнюю жизнь сегодня он впервые пожалел, что поддался на уговоры жены и пошел работать на промысловое судно. Ведь некоторые его сокурсники стали капитанами не только промысловых судов, но даже командовали плавбазами, ибо при продвижении по службе в большинстве случаев предпочтение отдавали выпускникам высшей мореходки.

Находясь на ходовом мостике, он изредка оглядывал коренастую фигуру капитана и думал о том, сложится ли его судоводительская работа, ибо работая в должности конструктора, ему не было стыдно за качество своих чертежей. Но ему не доводилось в жизни командовать кем-либо, кроме как самим собой, а самое главное - его предположения о почти полной неспособности нести самостоятельно штурманские вахты полностью подтвердились с начала рейса.

Если с определением местонахождения своего судна у младшего штурмана Пысина не возникло особых затруднений, то сразу же сказалось полное отсутствие практического опыта по плаванию в группе промысловых судов.

На четвертые сутки перехода, прямо по курсу, в бинокль отчетливо стали видны промысловые суда. По их рыболовным огням можно было определить, что некоторые из них уже успели выметать сети и теперь лежали в дрейфе в ожидании времени их выборки.

- Товарищ штурман, - впервые за всю свою вахту подал голос рулевой, предварительно мельком взглянувший на самописец эхолота, который зафиксировал на пути их следования мощные рыбные показания. - Разрешите напомнить, что не мешало бы сообщить о рыбных показаниях самому капитану...

До сих пор матросу даже не приходила в голову мысль, что штурман, находясь на вахте, смог забыть о своих прямых служебных обязанностях. Когда он пристально рассмотрел растерянное лицо судоводителя, то понял, что имеет дело с человеком, только начинающим свою штурманскую деятельность.

В свою очередь Пысин, устыдясь своей малоопытности, решил пропустить мимо ушей замечание рулевого и, приняв вид опытного моряка, стал пристально рассматривать в бинокль скопления промысловых судов.

Несмотря на полученные в свое время прочные знания, он, в сущности, не знал практическую работу судоводителя промыслового судна, ибо сразу же оказался на береговой работе. Со временем женился, пошли дети и, в конце концов, материальные трудности заставили его сменить полюбившуюся ему работу конструктора на ходовой мостик промыслового судна.

Из весьма незначительной штурманской практики он смутно помнил обязанности вахтенного судоводителя и чтобы окончательно не растеряться, оказавшись в группе судов, он доложил капитану о создавшейся обстановке и пригласил его на мостик.

Вахтенному матросу показалось, что при разговоре с капитаном у штурмана дрогнул голос, он также заметил, что его вахтенный начальник быстро взял себя в руки и опять напустил на себя независимый вид опытного моряка, образцово выполняющего свои обязанности.

Когда Марк Исаакович срочно поднялся в рубку, то сразу же понял, что его младший помощник, доложивший ему обстановку не свойственным опытным морякам отрешенным голосом, явно растерялся и его личное прибытие в ходовую рубку было весьма своевременным.

Правда, еще на переходе из порта в район промысла капитан обратил внимание, что в докладе Пысина отсутствовала ясность при определении местонахождения судна. Вместо толкового объяснения, где они в настоящее время находятся, вахтенный штурман неопределенно поводил пальцем по путевой карте и, явно прикидывая в уме, показал исчислимое местонахождение.

Тогда же Марк Исаакович подумал, что его помощник пока не имеет достаточного практического опыта и, вполне естественно, несколько растерялся. Капитан не очень тревожился, ибо он знал, что кроме встречных судов, по курсу нет никаких навигационных опасностей.

Из дальнейших расспросов капитан выяснил, что для его младшего помощника это первый рейс в штурманской должности.

- А почему вы не сказали об этом еще в порту? -удивленно переспросил капитан.

- А вы меня об этом не спросили, - незамедлительно ответил Пысин и продолжил: - А если честно говорить, то я опасался, что вы не возьмете меня с собой в рейс. Кому охота возиться с таким неопытным судоводителем, как я?

Дайте мне только срок и вы будете довольны моей штурманской работой.

На что Марк Исаакович спокойно сказал, что нет беды в том, что у штурмана пока нет необходимого опыта. Это дело наживное. Самое важное и даже главное - в будущем, во время своей вахты, при каждой неясной для него возникшей обстановке, он незамедлительно должен вызывать капитана на мостик.

Тогда капитан был убежден, что преподнесенный урок начинающему свою штурманскую работу специалисту пойдет ему на пользу.

Штурман, только что заступивший на вахту, вскоре в своих действиях по расхождению со встречными судами почувствовал некоторую неуверенность. И когда на мостике появился капитан, то стал объяснять ему, почему он был вынужден самым грубым образом нарушить существующие правила совместного плавания.

Нежелание младшего штурмана показать себя весьма осторожным пересилило здравый смысл. У него была непоколебимая уверенность в правильности выбранного им курса, и он даже не удосужился сбавить ход, тем самым угрожая идущему справа наперерез судну. От неминуемой аварии спас капитан, наблюдающий за действиями своего помощника через окно каюты.

Марк Исаакович хотел было выругаться и тем самым облегчить свою душу, но еще раз внимательно посмотрел на младшего помощника и передумал это делать, ибо и без капитанского гнева штурмана трясло от пережитого страха.

Капитан все же выговорил вахтенному помощнику все накипевшее на душе, нисколько не щадя его самолюбия. Но вскоре здравый смысл подсказал ему, что все произошло не по злому умыслу вахтенного судоводителя, а из-за отсутствия у него необходимого опыта, и он решил ограничиться строгим внушением, а в свободное от работы время детально сделать разбор его действий, ибо Пысин оказался явно не на высоте своего служебного положения.

Штурман стоял прижавшись спиной к боковой переборке и, чтобы унять охватившую его дрожь, со всей силой сжимал в руках бинокль.

Большим усилием воли ему удалось совладать со своим состоянием. Немного успокоившись, штурман стал внимательно всматриваться в горизонт.

Вообще, в жизни Пысин малоразговорчивый, угрюмый и мрачный в общении человек.

В своей повседневной деятельности он завидовал судоводителям, которые в любой обстановке были способны думать и рассуждать хладнокровно и логично, как, например, капитан Любовский. Окажись на краю пропасти, он все равно сумеет веско и объективно изложить свое мнение о сложившейся обстановке и предложить действия для ликвидации нависшей угрозы. А у молодого штурмана Александра Пысина получается это далеко не всегда своевременно. Охватившее его волнение сдерживать не может.

Начнет докладывать капитану, и получается у него не обстоятельная информация, а мешанина слов, к тому же произнесенных сбивчиво и быстро. Да и слова иногда у него опережают мысли.

Сам лично Пысин понимал, что, работая на берегу, он принесет себе и людям больше пользы, но тогда он не будет испытывать полного удовлетворения. По его личному мнению, его место - на ходовом мостике рыбопромыслового судна, где можно будет испытать все, что он приобрел за время учебы в мореходке.

Когда его коллеги-судоводители начали анализировать работу столь малоопытного штурмана, то пришли к весьма неприятным выводам: Пысин не имел никаких данных, столь необходимых судоводителю.

Особенно все это переживал второй помощник капитана, которому Пысин сдавал вахту. Ведь с первого же появления на борту судна он повел себя, мягко говоря, неподобающим для штурмана образом; стал часто опаздывать на вахту, в порту иногда появлялся на судне, как сам любил выражаться, после хорошего «бодуна». Вполне возможно, что в силу слабости своего характера он не мог удержаться утром от соблазна опохмелиться. Приняв суточную штурманскую вахту, Пысин старался не попадаться на глаза капитану, предпочитая находиться на судне в укромных местах, постоянно ссылаясь на свою занятость корректировкой судовых карт и штурманских пособий, - как говорится, подальше от капитанского ока. Замечания своих сослуживцев считал несправедливыми, обижался и говорил, что ветераны судна затирают молодого специалиста.

Короче говоря, взаимоотношения у него со своими сослуживцами складывались сложно, подчас даже во вред судовым делам.

Он выбрал море Владимир Бабуро