Нос траулера пошёл влево, вышел на Кольский ведущий створ. «178 градусов», - подумал Паша, проверяя себя, потом приподнялся, осторожно шагнул, боясь боли.

Ничего, вроде отпустило! И начал боцман ходить тихонечко от борта к борту.

«Да, хорошая у меня работа, - думал Паша, - «маслопупые» в машине копоть глотают, а здесь вольготно. Ветер обдувает, берега глаза радуют, посмотреть есть возможность на небо, на землю. Штурмана наверху, в рулевой рубке, тоже все видят, но им не до восторгов - бегают как ошпаренные: маяки, пеленга, расстояния, поворотные точки, команды, доклады - успевай поворачиваться! Да, у штурманов в узкости работа усложняется, а у меня - якоря к отдаче приготовил и любуйся красотами природы. Благодать! Команду получил - ручку стопора крутанул, и якорь рванётся в воду, увлекая якорь-цепь, с грохотом - на несколько километров слышно. Хорошая работа у боцмана!

Техника шагнула вперёд, а много элементов в работе боцмана осталось от парусного флота. В шкиперскую зайдёшь - пахнет пенькой, деревом, дегтем. Траулер железный, а запахи древние, особые, какие ощутить можно только на судне, и нигде больше не встретишь. Хорошо, что не захотел работать штурманом, да и правильно - я мечтательный и медлительный, а штурманом - надо шустрым быть», - похвалил себя Паша.

Паша мореходку заочно осилил, рабочий диплом штурмана малого плавания получил, но так и остался боцманом - не нравилось ему, что надо каждый год экзамены сдавать на подтверждение занимаемой должности да вахты на берегу - инспекторов всяких «пруд пруди», и каждому кланяйся.

Может быть, штурманская карьера Паши состоялась бы и флот получил бы толкового капитана. Но, увы, не судьба. Паша в должности четвёртого штурмана отстоял одну вахту на стоянке судна в порту. В конце рабочего дня, когда Паша, по привычке, осматривал своим хозяйским, боцманским взглядом судно и дошел до трапа, у которого стоял вахтенный матрос, на борт поднялся мужичок маленького роста, но в огромной фуражке с длинным козырьком, окантованным парадными золотистыми листьями. Фуражка придавливала оттопыренные уши, но глубоко посаженные глаза властно уставились на вахтенного матроса, а горбатый нос на остроскулом лице сопел вдохновенно, призывая хозяина фуражки к решительным действиям.

Матрос остановил человека в фуражке, попросил показать удостоверение личности. Мужчина представился, показав удостоверение личности: «Козырев Вилен Яковлевич, старший инспектор Севгосморинспекции».

- Пригласите вахтенного штурмана.

- Я здесь, - подошел Паша поближе - и заволновался: не любил он инспекторов.

- Кто вы здесь? Четко назовите должность и фамилию.

- Четвертый штурман Паша Смирнов.

- Не понял, а отчество?

- Да мне сподручнее как-то - Паша... привык.

И здесь глаза у инспектора засветились, как у волка, увидевшего глупую овечку: «Паша, говоришь. Это, товарищ, панибратство. Командир есть командир. И речь у него должна быть командирская. Все-таки как Вас величают по отчеству?»

- Ну... Павел Ефимович, - неуютно сделалось Паше, неприятно. Какая разница - Павел Ефимович, Павел Иванович...

Паша родителей не знал, не видел. Паша - сирота, воспитанник детдома, один из немногих детей, оставшихся в живых, вывезенных по «Дороге жизни» из блокадного Ленинграда.

- Павел Ефимович, с вашего разрешения, попросим рассказать матроса обязанности вахтенного у трапа, - глаза у инспектора блестели от удовольствия. Он стоял, заложив руки в карман добротной куртки-плащевки, и покачивался с носков на пятки, а фуражка все глубже сползала ему на уши.

Матрос Петро, шустрый малый, отбарабанил свои обязанности, как отличник семинарии «Отче наш».

Инспектор покрутил головой, и фуражка съехала на бок: «Хорошо. А знаете ли вы, четвертый помощник капитана Павел Ефимович, диаметр того рожка? - показал инспектор на пожарный кран, чистенький, ярко-красный. Глаза у инспектора играли, как у азартного игрока.

Здесь Паша и влип. Не знал он диаметр злополучного рожка. «Етишкино коромысло, зачем мне знать этот дурацкий диаметр? Диаметр пусть конструктора считают. А мне зачем?» Паша молчал.

- Не знаете, четвёртый помощник капитана Павел Ефимович, - голос инспектора напоминал голос судьи, выносящего приговор преступнику лет на десять «тюряги».

- Но я пользоваться им умею. Петро, раскатай шланг.

Паша рванулся в рулевую рубку, включил дистанционный пуск пожарного насоса. У Петра пожарный ствол вырвало из рук, и струя врезалась в лицо инспектора, сорвала фуражку. Инспектор заметался из стороны в сторону. Пожарный ствол, как телеробот, извивался, поливая инспектора.

Паша побежал снова в рулевую рубку, вырубил насосы, спустился по трапу на палубу, нашел в ватервейсе фуражку, подал инспектору. Инспектор выхватил фуражку и убежал по трапу, крича: «Хулиганы! Это вам даром не пройдет!»

Паша молчал. Жалко ему было инспектора и красивую фуражку.

Петруха извинился: «Паша, не обижайся, напор сильный, не удержал».

После вахты Паша направился прямиком в отдел кадров, написал заявление о переводе его по собственному желанию на должность боцмана. И больше никогда не хотел работать штурманом.

Читать следующую главу

Боцман Паша