Еще перед уходом в ТАСС состоялся у меня доверительный разговор с ветераном "Полярной правды" потомственным помором Афанасием Мошниковым.

- Ты, Василий, шибко правильный человек, - "выдал" коллега. - Это, наверно, и хорошо. Но ты собираешься работать в Москве. А москвичи таких гостей с периферии не любят. Имей это в виду...

И ведь прав оказался старый помор! Многие мои неприятности на новом месте были связаны именно с моей прямолинейностью и слепой верой в непогрешимость действий руководителей государства. Московские же коллеги, постоянно общавшиеся с представителями высших эшелонов власти, лучше ориентировались в ситуации и довольно скептически отзывались о советских вождях той поры. Меня это поражало.

Я же помнил еще то время, когда даже простые деревенские люди боялись вслух сказать нелестное слово о власть предержащих. И это наложило свой отпечаток на мое поведение.

Скептицизмом, однако, со временем заразился и я. Но тогда мне надо было доказать не только новым коллегам, а и самому себе, что я действительно на своем месте. Такая возможность представилась в мае 1978 года, когда в качестве специального корреспондента ТАСС меня включили в состав высокоширотной арктической экспедиции. В сверхраннее время атомоход "Сибирь" должен был провести по всей трассе Северного морского пути транспортное судно "Капитан Мышевский".

О значении Северного морского пути говорить не приходится. Еще Михайло Ломоносов писал: "Российское могущество прирастать будет Сибирью и Северным океаном". Миновали века, и сбылось его пророчество. В августе 1977 года на Северный полюс в свободном плавании пробился первый корабль. Им стал советский атомный ледокол "Арктика". Не прошло и года, а мурманские моряки были готовы уже к новому, небывалому эксперименту.

Рейс начался поздно вечером 27 мая. Оставляя на чистой воде голубую с белыми бурунчиками дорогу, след которой терялся далеко за горизонтом, атомоход взял курс на Север. Там, у кромки льда, мы должны были встретиться с теплоходом "Капитан Мышевский". Встреча состоялась на следующий день после полудня. Караван вошел в бескрайнее ледовое поле. Скорость атомохода сразу заметно упала: транспорт даже по проложенному ледоколом каналу не успевал за ним. Пришлось приспосабливаться к его ходу. Участники экспедиции, зачарованные ледовой пустыней, толпились на палубе.

Удивительно голубой лед в Арктике! Вроде бы, не с чего: вода - черная, снег - белый. А лед небесной синевы... Красота!

В разводьях льдин много птиц. На вид - утки, но какие-то необычные. Сверху - черные, а внизу - белые. Встретили первого хозяина Арктики - белого медведя. Каждый старался запечатлеть его на фотопленке...

Но пишущей братии скоро стало не до арктических красот. На Большой земле от нас ждали первых сообщений о ходе этого беспримерного рейса. Передавать информацию можно было только через радистов. И хоть каждый из нас хотел быть у рации первым, сразу же коллективно установили особый порядок. ТАСС был вне конкуренции. Его спецкору предоставлялось первоочередное право передачи новостей, затем - представителям газет "Правда", Известия", "Советская Россия", "Комсомольская правда", центральное радио и далее - по значимости издания. Темы материалов подсказывала складывающаяся в ходе рейса ситуация. Естественно, я сообщал о сложностях плавания и о проводимых учеными экспериментах, о буднях экипажа. Материалы печатались в советских и зарубежных газетах, их цитировали иностранные информагентства, теле- и радио компании. Об этом радиограммами сообщали мне на "Сибирь" тассовские кураторы. Высокую оценку руководства ТАСС получил и по итогам командировки. Это стало еще одним подтверждением того, что работа в главном государственном информационном агентстве страны мне по плечу.

Конечно, такие командировки не могли быть частыми. Доказывать свой профессионализм надо было еще и повседневной рутинной работой. Поиск новостей, оперативность в их передаче, четкость изложения материала и его привлекательность - главное в нашем деле. Не всегда заметки получались такими, какие ждут в службе новостей Агентства. Иногда их приходилось переделывать заново. А то, что любую новость можно сделать интересной и привлекательной для читателей, я убедился на собственном опыте.

Вскоре после командировки в Арктику меня вызвали на стажировку в Москву. Под руководством главного редактора службы новостей Владимира Нестеровича Петруни я несколько раз участвовал в ночных выпусках новостей. В первую же ночь он дал мне забракованную им информацию одного из моих приволжских коллег и поручил "довести ее до ума", не связываясь при этом ни с автором, ни с регионом, о котором шла речь. Шесть моих вариантов переделанной информации он забраковал. Седьмой, хотя и с оговорками, принял. К утру эта новость прошла по каналам ТАСС на всю страну. В ту памятную ночь я усвоил простую истину: если постараться, можно и обыденный факт нашей жизни подать так, что его воспримут как привлекательное событие. И это сослужило мне хорошую службу в дальнейшей работе.

В ТАСС издавна существовала специальная группа журналистов, занимающихся освещением деятельности высших государственных органов власти страны. В ее состав на время проведения важнейших общесоюзных политических и других мероприятий включали и наиболее подготовленных собственных корреспондентов. Я оказался одним из них. Работал в составе кремлевской бригады тассовцев на XXV-XXVI-XXVII съездах КПСС, XVIII съезде профсоюзов, Внеочередном седьмом Съезде Советов. Довелось давать информацию с расширенных заседаний коллегий отраслевых министерств, в работе которых принимали участие первые лица государства, брать интервью у известных политических деятелей СССР и глав иностранных государств. Это были серьезнейшие экзамены не только на профессионализм, но и на политическую зрелость.

Встреч же с интересными людьми было немало. Однажды мне поручили сопровождать в поездке по стране главу Польской Народной Республики генерала Войцеха Ярузельского, приехавшего в Москву на очередной съезд КПСС. Среднего роста, сухощавый, с темными очками на глазах, которые не снимал и за обедом, - таким он запомнился мне. Генерал прекрасно владел русским языком, поэтому в поездке обходились без переводчика. Он охотно отвечал на мои вопросы, и сам стал задавал их, когда узнал, что я не москвич, а житель Крайнего Севера.

После каждой встречи на предприятиях я должен был давать об этом оперативную информацию в ТАСС. Быстро связываться с главным выпуском удавалось не всегда, и я стал нервничать. Ярузельский заметил это и поинтересовался, в чем дело. Пришлось признаться.

- Ну, это дело поправимое. Мы можем и подождать, - сказал он.

Вопрос со связью был решен. По просьбе генерала сотрудники охраны разрешили мне пользоваться их специальной телефонной связью. А потом Войцех Ярузельский настоял на том, чтобы "на чаепитиях", устраиваемых в его честь на предприятиях, принимал участие и журналист. Такое внимание не забывается.

Должен сказать, что и многие из советских руководителей той поры, с которыми мне довелось общаться, отличались такой внимательностью к представителю прессы.

Вспоминается встреча с одним из них - секретарем ЦК КПСС Александром Николаевичем Шелепиным, который в 1965 году приезжал в нашу область для вручения ордена Красного Знамени Северному флоту. Тогдашний редактор "Полярной правды" И. И. Портнягин поручил мне раздобыть текст выступления гостя на церемонии вручения награды. При этом предупредил, что выпуск газеты будет задержан до тех пор, пока мы не получим текст. А торжества были назначены на вечер в североморском Доме офицеров. Место мне досталось там на балконе.

Когда собрание завершилось, я побежал вниз, чтобы "перехватить" гостя. Оказалось, он уже на фуршете в честь праздника североморцев, а туда приказано никого не пускать... И все же мне удалось пробиться к Шелепину. Извинившись за то, что отвлекаю, объяснил - зачем.

Александр Николаевич передал листки с текстом речи, но не отпустил меня: предложил поужинать вместе с собравшимися за праздничным столом адмиралами, генералами и руководителями Мурманской области. Об отказе и слушать не захотел. Тут же подвинулся, освободив место рядом с собой, подал рюмку коньяка...

Задание редактора я тогда выполнил. Встреча же эта с секретарем ЦК КПСС навсегда осталась в моей памяти. Что бы потом ни говорили об этом человеке, попавшем в немилость к всесильному Л. И. Брежневу, я знал, что и в высшем эшелоне власти есть люди, которые с уважением относятся к работе простых тружеников.

Люпопытнейшая история случилась со мной еще в студенческие годы. Однажды, а было это в 1955 году, когда проходил преддипломную практику на одном из пригородных ленинградских предприятий, решил побывать в Эрмитаже, где перед отправкой в ГДР была выставлена знаменитая картина "Сикстинская мадонна". В тот день в Северную столицу в сопровождении Председателя Президиума Верховного Совета СССР К. Е. Ворошилова с визитом прибыл президент Индонезии генерал Сукарно, который тоже заинтересовался этим чудом живописи.

У картины я задержался. Мое внимание привлекли установленные напротив нее веером оригиналы набросков будущего шедевра живописи.

Захотелось узнать, как создавалась знаменитая картина. Увлекшись разглядыванием их, не заметил, как из зала удалили всех зрителей, а возле картины остались только высокие гости. Я вышел из-за этого веера и встал рядом с ними. Вдруг кто-то сильно прижал мои руки к телу, и меня вынесли в соседнее помещение. Оказалось, президентская охрана. Естественно, начались расспросы, кто такой и как оказался среди гостей. Убедившись, что угрозы безопасности президентам нет, охранники отпустили меня, посоветовав больше не попадаться им на глаза.

Когда я рассказал своим техникумовским друзьям об этой истории, те подняли меня на смех. Поспешили! Вскоре перед одним из сеансов в клубе техникума показали киножурнал "Наш край", в котором рассказывалось и о визите в СССР индонезийского президента. В кадрах о посещении Эрмитажа все увидели и меня. Только тогда поверили, что говорил им правду.

Говорят, нельзя вспомнить то, чего не видел своими глазами. Мне же довелось и видеть, и быть участником многих важных событий, оказавшихся недоступными для других журналистов. Рассказ о них был бы весьма интересен для всех северян, но он получился бы слишком долгим. Тем более, что сейчас речь о другом - об особенностях работы в информационном агентстве.

ТАСС был уполномочен сообщать стране и всему миру о позиции советского руководства по тем или иным вопросам политической и экономической жизни. Через него передавались в средства массовой информации и тексты выступлений первых лиц государства. А когда те приезжали с визитами в нашу область, мне приходилось вместе со спецкорами из Москвы, а нередко - и в одиночку готовить для советских газет отчеты об этих визитах. Работа крайне ответственная и нервная, но поучительная. Она способствовала повышению моего профессионального мастерства. А приезжали к нам в Заполярье и первый Президент СССР Михаил Сергеевич Горбачев, и первый Президент Российской Федерации Борис Николаевич Ельцин, и сменившие его на этом посту Владимир Владимирович Путин и Дмитрий Анатольевич Медведев. Довелось мне освещать визиты в Заполярье председателей правительства Советского Союза и России, их заместителей и руководителей отраслевых министров, глав Верховного Совета СССР и РСФСР, лидеров российских политических партий и глав иностранных государств.

Разное впечатление оставили они о себе. Трехдневное общение с Горбачевым, приехавшим в Мурманск для вручения городу ордена Ленина и Золотой звезды Героя, например, вызвало у меня разочарование. Он так много говорил, отступая от заготовленного заранее текста, что порой было трудно понять, а что же хотел сказать северянам генсек? Отступления от текста иногда противоречили сказанному перед этим.

Приходилось несколько раз перечитывать расшифровку диктофонной записи выступления, чтобы эти противоречия не попали в газетный вариант выступления главы КПСС и Советского государства.

Поразила напористость Б.Н. Ельцина, приехавшего в наш регион в качестве кандидата на пост главы уже российского государства. Одна из встреч состоялась на борту атомного крейсера "Киров", в кают-компании которого собрались только представители командования Северного флота и его структурных подразделений. Журналистов, даже прибывших вместе с Борисом Николаевичем, попросили выйти.

Меня почему-то оставили среди военных. И я записал на диктофон не только речь Ельцина, а и довольно критичные выступления моряков в его адрес, суть которых также изложил в своей информации, широко распространенной по каналам ТАСС. Коллеги же из других СМИ, ссылаясь на пресс-службу гостя, выдали сплошь хвалебные материалы. Тассовская заметка вызвала недовольство будущего российского президента. Он потребовал наказать автора за якобы искажение содержания его речи. Спасло меня то, что сохранил дискету с полным текстом ельцинской речи и выступлений участников встречи. Против такого аргумента руководители Агентства пойти не могли, но внушение мне все же сделали серьезное. И это тоже стало хорошим уроком в моей профессиональной деятельности. До сих пор храню не только ту дискету с текстом выступления Ельцина, но и другие, содержащие, так скажем, нелицеприятную информацию о героях публикаций. Умение подстраховаться - тоже необходимая составляющая нашей профессии.

Информации в стране сейчас стало много, а вот смысла в ней - меньше. Думается, в значительной мере потому, что журналисты стали во всем полагаться на то, что через свои пресс-службы навязывают им чиновники разного уровня и бизнесмены. А это обедняет духовную жизнь общества, порождает бестолковщину, от которой не так-то просто излечиться.

Работа мне всегда доставляла радость. ТАСС же давал возможность бывать там, куда большинству журналистов других СМИ путь был заказан. Способствовали этому и добрые отношения с местными руководителями государственных, военных и хозяйственных организаций региона, сложившиеся еще в годы работы в "Полярной правде" и упрочившиеся после перехода на работу в ТАСС. Так, возглавлявший область почти двенадцать лет Юрий Алексеевич Евдокимов включил меня в число своих внештатных советников. Удостоверение советника губернатора открывало мне беспрепятственный доступ даже в закрытые военные городки. Но я никогда за эти годы не злоупотребил доверием главы региона. Старался показывать жизнь области такой, какая она на самом деле, придерживаясь при этом твердо усвоенного принципа: "Не навреди!"

Пожалуй, самое сложное для собственного корреспондента ТАСС дело - освещение чрезвычайных происшествий, которые, к сожалению, все еще случаются и у нас в Заполярье. Надо не только объективно рассказывать о том, что произошло, как ликвидируются последствия ЧП, но и первым сообщать миру об этом. Удостоверение советника губернатора,о котором сказано выше, помогало мне в таких ситуациях получать эксклюзивную информацию не только от местных хорошо осведомленных людей, но и от членов государственной комиссии по расследованию этих происшествий. Так было и в случае с трагедией атомной подводной лодки "Курск", погибшей во время учений в Баренцевом море 12 августа 2000 года.

О ЧП на Северном флоте я узнал, находясь в отпуске на своей малой родине - в вологодской деревне, куда приехал на личном своем "жигуленке". На раздумывание времени не было, выехал тотчас же. 1800 километров до Мурманска преодолел за 23 часа. И сразу же включился в работу. Молодой коллега из Санкт-Петербургского отделения Агентства Денис Пинчук, направленный сюда еще до моего приезда, не имел доступа ни в штаб флота, ни в гарнизон подводников Видяево, откуда в последний поход отправился "Курск", поэтому в своих информациях повторял то, что стало известно и другим приехавшим в Мурманск представителям СМИ. Мне же подробности спасательной операции в доверительном порядке стали сообщать начальник штаба флота вице-адмирал Михаил Васильевич Моцак, сотрудники военной прокуратуры, командир дивизии подводных лодок, в состав которой входил и ракетоносный атомный крейсер "Курск", и многие другие хорошо информированные военные и гражданские специалисты, с которыми был лично знаком. Полученную от них информацию передавал в ИТАР-ТАСС за двойной подписью - своей и Пинчука. У нас так было заведено: если на событии работает бригада, передаваемые в Агентство материалы подписывают все задействованные в нем спецкоры, деля гонорар поровну. Денис нарушил это правило, и я попросил руководство прислать на помощь другого тассовского корреспондента. Возникла конфликтная ситуация, разрешившаяся все же в мою пользу.

Новый напарник - Владимир Алексеевич Нуякшев, собкор ИТАР-ТАСС в Калининградской области, оказался не только сильным журналистом, но и на редкость душевным человеком. С ним работалось легко. Мы быстро нашли общий язык и освещали операцию по подъему "Курска" до успешного ее завершения.

По отзывам коллег-журналистов даже из других СМИ, это была настоящая творческая бригада, которую дополнил известный тассовский фотокор Семен Аронович Майстерман.

Уже после завершения операции по подъему затонувшего подводного ракетоносца Нуякшев в газете "Тассовец" написал:

"Накануне моего отлета в море мы обсудили с Василием Сергеевичем все нюансы нашего взаимодействия на "расстоянии", в отсутствии между нами двусторонней связи.

Сработал Василий Сергеевич просто классно. Не раз коллеги-телевизионщики, вещавшие в эфир с борта ВПК "Адмирал Чабаненко", связавшись перед прямым включением со студией, разводили руками и говорили: "Опять ИТАР-ТАСС первый все сообщил". Я знал, что это дело рук Василия Сергеевича, который все эти дни на своей "Ниве" мотался из Мурманска в Североморск, Видяево, всюду, где можно было получить информацию. И неудивительно, что именно ИТАР-ТАСС, благодаря Белоусову, первым передал текст записки капитан-лейтенанта Дмитрия Колесникова.

И затем, когда вместе с командующим Северным флотом я "перебазировался" с корабля в Североморск, мы работали с Белоусовым, выражаясь терминологией авиаторов, в спарке. Так было, когда в городе проходила траурная церемония прощания с членами экипажа подлодки "Курск". Выступали вице-премьер Илья Клебанов, министр обороны Игорь Сергеев, адмирал Вячеслав Попов, другие. Говорили слова, о которых, нам казалось, должны оперативно узнать во всей стране и может быть, и за ее пределами. Исходя из этого, избрали с Василием Сергеевичем такую тактику работы: зафиксировав в блокноте выступление первого оратора, один из нас начинал его тут же диктовать на выпуск в Москву, а другой - записывал следующую речь, чтобы столь же оперативно передать ее. Думаю, это было разумно.

Мы, тассовцы, работали. Работали в районе горя и мужества. Рассказывали о том, что видели и слышали сами, что сообщали нам добровольные и верные помощники из пресс-службы Северного флота, возглавляемой Владимиром Навроцким, другие отлично осведомленные люди ".

В сентябре-октябре 2001 года мы с Нуякшевым подготовили для ТАСС около трехсот сообщений. Их более пятидесяти раз цитировали мировые информагентства. Это была поистине творческая и напряженнейшая работа. Для нас с Владимиром Алексеевичем не существовало дня и ночи. Мы отслеживали ход операции буквально по часам, а под конец - и по минутам. Активно помогали нам коллеги из пресс-службы флота и руководитель экспедиции по подъему "Курска" вице-адмирал Михаил Васильевич Моцак. Мне, единственному из журналистов, доверил он номер своего мобильного телефона. По этому номеру мы звонили в море довольно часто, но отказа в необходимой оперативной информации не было. Мы получали ключевые известия о ходе операции раньше всех остальных.

Особенно напряженной выдалась ночь на 8 октября. В 3 часа 55 минут произошло событие, которого все ждали: "Курск оторвали от дна. Наши источники сразу же сообщили нам об этом и сообщили первым. Четко сработали и все тассовские службы. Агентство опередило конкурентов почти на сорок минут. А мы продолжали передавать информацию и в последующие ночные часы, и утром.

"Но высокий ритм, - отмечает в том же "Тассовце" Владимир Нуякшев, - даром не проходит. Все мы пропускаем через свои души, нервы, головы. Белоусов себя не щадил. Ведь он вел "Курск" почти полтора года. А тут бессонные ночи, всплеск эмоций. После подъема лодки Василий Сергеевич здорово прихворнул" ...

Владимир Нуякшев вернулся в Калининград почти сразу после подъема "Курска". Мне же, после выздоровлений, пришлось отслеживать ситуацию вокруг него до полной утилизации корабля и его боезапаса, обеспечения безопасности вырезанного из субмарины реакторного отсека. Единственному из журналистов, участвовавших в освещении трагедии "Курска", разрешили мне присутствовать на церемонии опознания тел погибших моряков подлодки и на уничтожении в тундре Кольского полуострова ее крылатых ракет. Это была награда за честное освещение в СМИ событий, связанных с данной трагедией.

50 лет на службе Заполярью