Перелистываю ломкие страницы подшивок газет начала тридцатых годов. Лозунги, призывы, разоблачение происков внешних и внутренних врагов. Восстановить, построить, ввести в строй раньше плана, повысить, улучшить, догнать и перегнать! Со страниц встают кумачовые тени людей, не ведающих повседневных житейских забот.

Но большинство наших дедов, отцов и матерей шли на работу не ради трудовых подвигов. Они так же, как и мы сегодня, ждали зарплату, ходили по магазинам, стояли в очередях, радовались обновкам. Увы, воспоминания об их житейских заботах и проблемах за малозначительностью ушли вместе с ними. Не осталось почти никаких документальных свидетельств. Время безжалостно к подробностям.

Для разворота работ в Хибинах в 1929 году была учреждена Апатитовая комиссия. На нее возложили работы по организации разведки и разработке апатитового месторождения.

Самая главная забота руководителей комиссии - привлечение рабочей силы. В Хибинах людей нет. Лишь изредка вслед за оленьими стадами туда приходят полудикие лопари, да вдоль железной дороги-«мурманки» на полустанках прижились одинокие железнодорожники. Коллективизация с ее драконовским ритуалом переселения тысяч и тысяч людей еще только набирает силу, и первых переселенцев пока гонят не на север, а в уральскую тайгу на лесоповал.

Привлечь рабочую силу в необжитый край можно только высоким заработком и сытным пайком: хлеб ржаной - 600 граммов, хлеб пшеничный - 400, крупы - 200, мясо или мясные консервы -200, рыба соленая - 200, масло коровье - 20, подсолнечное - 10, шпик - 100, овощи (капуста, картошка и др.) - 500, макароны - 30, сахар - 75, чай китайский - 4, а соль 8 граммов. Вот такой заполярный продуктовый набор на один день.

А стоил он по прейскуранту «Желрыбы» Мурманской железной дороги около рубля.

Если учесть, что в глухих архангельских и вологодских деревнях белый хлеб впервые увидели в начале шестидесятых, а о существовании мясных консервов даже не подозревали, то понятно, как заманчив был тот паек для деревенских мужиков, привыкших к вековому отхожему промыслу.

Ехали они в Хибины поначалу с большой опаской. Но, поосмотревшись, оставались на второй сезон, третий, обживались, заводили семьи и отрывались навсегда от родных мест.

Следом за вольными в начале тридцатого года целыми составами потянулись на север спецпереселенцы. У них был свой, гораздо менее устроенный быт, свои привычки, заботы и печали. Многое в отличие от вольных им не дозволялось. Но одно социалистическое заведение было для всех общим. Столовая. Место, где можно не только поесть и получить кружку кипятка. В столовой отдыхали, общались, разживались посудой, отоваривали карточки.

К середине тридцатых столовые стали столь привычны, что в головах коммунистических реформаторов зародилась идея об упразднении кухонь в домах и замене их предприятиями общественного питания. Когда рассматривался вопрос о застройке Хибиногорска каменными домами, они всерьез обсуждали, какими должны быть квартиры: трехкомнатными с кухней, или четырехкомнатными без кухни. Только отсутствие электрических плиток и чайников остановило сторонников квартир без кухонь.

Первую столовую апатитовых разработок открыли на разъезде Белый, что был в двух километрах севернее современной станции Апатиты. Первостроители ели в закутке, пристроенном к вагону, оборудованному под кухню. Обеды были просты, но съедались подчистую.
В марте тридцатого года управление треста «Апатит» переехало с разъезда Белый в Хибины. Люди жили в палатках и шалманах. Места для устройства настоящей столовой не было.

Вот как о том времени вспоминала Я. Н. Емельянова: «Питались в столовой, созданной в бараке-общежитии студентов-разведчиков. Студентов переселили в соседнюю комнату, сгрудили, как сельдей, топчан к топчану. В столовой остался лишь один непоместившиися топчан. Обедали стоя и сидя на топчане, откинув матрац и одеяло. Обеды были такие же простые, как и на разъезде Белый. Готовил китаец-услонец. Как стало теплее, стол вынесли на улицу и обедали на морозе.

Вскоре построили и столовую. Большое светлое здание, в котором приятно было посидеть и поесть за отдельным столиком, накрытым скатертью. Забылись столовая на путях и столовка в общежитии студентов. Жизнь стала веселее, так как меню столовой стало разнообразно, и за буфетом бывали каждый день пирожные.

В помещении столовой, за неимением другого столь обширного здания, устраивались постановки. Ставила труппа услоновских актеров. Народу набивалось полно. Сидели и стояли. Было приятно находиться на людях. Все были веселы, так как такое удовольствие случалось нечасто. Ввели карточную систему на хлеб и продукты».

Карточная система была введена по всей стране. Жестокое последствие коллективизации.

Всех жителей Хибиногорска разделили на три категории. Рабочих отнесли к первой, иждивенцев - ко второй, а детей - к третьей. На едока первой категории в декабре тридцатого полагалось в месяц 2 килограмма конины, 3 килограмма рыбы, 4 банки консервов, килограмм селедки и столько же сахара, 20 килограммов овощей и даже килограмм печенья. Детям было положены дополнительно пяток яиц, килограмм манки и 4 бутылки молока.

Правда, все эти нормы касались только вольных жителей города.

В 1930 году в Хибиногорске организовали «Закрытый рабочий кооператив» (ЗРК). Назначение этой организации было в соблюдении классового подхода при распределении продовольственных ресурсов. Пайщиком ЗРК не мог стать высланный на разработки поселенец. А следовательно, на карточки он не мог получить того, что было положено вольному пайщику ЗРК. Вместо рафинада ему полагался сахарный песок. Вместо двух кусков туалетного мыла в месяц - только один. Пайщику первой категории было положено полтора килограмма крупы в месяц, а непайщику, такому же рабочему человеку, только килограмм.

Но некоторым борцам за «классовую справедливость» этого было мало. Товарищи Ельсон и Зеленяк 3 август 1930 года письменно обращают внимание ответственных органов на непорядки: «Наличие слабо поставленного распределительного аппарата ведет к образованию и скоплению больших очередей. И естественно, раскулаченные (переселенцы), имеющие в своих семьях свободных людей, всегда получают дефицитные товары в первую очередь и этим самым оставляют кадровых рабочих без получения последних. (В июле месяце прибывшие дефицитные товары такие, как одежда, мануфактура, обувь и т. п., были в большинстве своем раскуплены переселенцами). Все это не может не являться классовым принципом распределения товаров».

До 1935 года, пока действовала карточная система, предприятия общественного питания становятся важным звеном в системе распределения продуктов. Вот выдержки из материалов комиссии облисполкома, инспектировавшей работу горсовета за первое полугодие 1931 года; «Продукты распределяются по нормам расклада общественного питания. Из сухого пайка первой и второй категорий пайщиков выдаются систематически на руки: сахар -1 килограмм, чай 50 гр., хлеб 800 граммов в день (работающим) и 400 гр. (неработающим), плюс в столовой весь остальной паек поступает в сектор общественного питания. Периодически из сухого пайка на руки выдается только сельдь».
Карточки карточками. Но чтобы выкупить по ним продукты и товары, надо было еще заработать деньги. А сколько же платили рабочим в Хибиногорске?

В 1932 году средняя дневная зарплата на руднике составляла 6 рублей 77 копеек, на обогатительной фабрике - 5 рублей 92 копейки, а на электростанции - 6 рублей 26 копеек. Рабочая неделя шестидневная. Получается, что среднемесячный заработок работника от 150 до 170 рублей. Это в среднем. А вот участковый надзиратель в милиции получал 80 рублей, сторож - 60. Зарплата автослесаря была 135, а шофера 180 рублей.

Что можно купить на эти деньги? Практически ничего. Нет, не потому, что зарплаты не хватало на жизнь. Просто государство строило светлое будущее, а для удовлетворения повседневных нужд самих строителей ресурсов катастрофически не хватало. Все было в дефиците. По этой причине любая мало-мальски солидная организация старалась обзавестись премиальным фондом промышленных товаров.

Был такой фонд и у треста «Апатит»: одеял ватных - 50, чесанок с галошами - 50 пар, сапог - 200 пар, ботинок - 100 пар, чулок дамских - 40 пар, наволочек - 100 штук, папирос 100 тысяч штук, кожаных костюмов - 20.

Если с продуктами на Севере было гораздо лучше, чем в стране (хибиногорцы посылали в свои деревни посылки с сухарями), то вещей для нормальной жизни катастрофически не хватало. Не забывайте, что большинство переселенцев вынудили оставить в своих избах весь домашний скарб и пришлось обзаводиться им на Севере снова.

Поэтому сообщение в «Хибиногорском рабочем» о прибытии в город двух вагонов со стеклянной и алюминиевой посудой было для жителей гораздо важнее, чем статья о новом рекорде проходки. Радовала весть о поступлении в свободную продажу парусиновых туфель. Конечно, в них не очень-то разгуляешься по снегу и лужам, но все-таки это очень доступная и удобная обувь. В тридцать четвертом ботинки стоили в магазине от 11 до 38 рублей. Пальто можно было купить за 22 рубля, а килограмм сливочного масла стоил 34. Если по карточкам удавалось выкупить мясо, то за килограмм надо было заплатить от 6 до 7 рублей 76 копеек. Обед в столовой, состоящий из рассольника, макаронной запеканки и порции сига обходился в 2 рубля 40 копеек.

Вольные могли себе позволить покупку дорогих товаров. Недолго залежались на прилавке гитары по 32 рубля 60 копеек. Быстро разошлись фотоаппараты «ВОПП» по 273 рубля.

В конце 1934 года в стране объявили об отмене с первого января карточек на хлеб. Городские власти готовились к свободной торговле. Дабы избежать очередей, открыли 16 новых торговых точек - хлебных ларьков и магазинов. Люди вольные и лишенные всех прав жили с надеждой на будущее.

Сергей Тарараксин

"СУДЕБ СГОРЕВШИХ ОЧЕРТАНЬЕ"