Есть люди, даже короткая встреча с которыми сохраняется в памяти на всю жизнь. Мне на них, можно сказать, везло.

...Ранняя осень 1965 года. Знаменитый Дом творчества ленинградских писателей Комарове, куда привез меня известный питерский литературовед Николай Парфенов. Я уж и не помню, на каком именно жизненном перекрестке свела нас судьба, но мы быстро нашли общий язык и сдружились. Николай тогда готовил кандидатскую диссертацию о творчестве Чумбарова-Лучинского, важный отрезок жизни которого был связан с Мурманском. Робкие попытки в этом направлении делал и я, тогда совсем еще "зеленый" журналист. Парфенов, каким-то образом узнавший о моем увлечении, предложил сотрудничать.

И вот - легендарное Комарово - обитель лучших питерских литераторов, куда нам удалось достать путевку на пару дней. Вечером нас пригласили на ужин, где уже собрались почти полтора десятка молодых людей, шумно сидевших за сдвинутыми столами. Николай пояснил, что это "творческая поросль", участники очередного поэтического семинара. Видимо, они продолжали дискуссию, которая явно не устраивала сидевшую за отдельным двухместным столиком у самого выхода из зала седую горбоносую старуху. Она то и дело недовольно поглядывала в сторону молодежи, но никаких замечаний не делала. Ее лицо показалось мне знакомым, но как ни старался, вспомнить, где видел, не мог.

- Да это же Анна Ахматова! - пришел на помощь Николай.

- Это которая "лилий нарвала прекрасных и душистых, стыдливо-замкнутых, как дев невинных рой, с их лепестков, дрожащих и росистых, она пила и аромат, и счастье, и покой", - чуть изменив авторский текст, прочел я вполголоса полюбившееся мне еще в студенческую пору ахматовское стихотворение "Лилии".

- Да ты, оказывается, поклонник ее творчества, - то ли шутя, то ли всерьез сказал Парфенов. - Хочешь с ней познакомиться?

Так и произошла моя первая встреча с этой удивительной женщиной. Помнится, она долго пытливо смотрела на меня, будто решая, стоит ли тратить время на разговор с невесть откуда взявшимся человеком. Потом, сделав глоток явно остывшего кофе, произнесла слегка охрипшим голосом:

- Ваш друг сказал, что вы увлекаетесь моими стихами. А что помните еще, кроме "Лилий"?

- "Когда умрем, темней не станет, а станет, может быть, светлей", - выпалил я.

- Ну, уж если вам и это знакомо, - придется поверить. Но расскажите лучше о себе, о северном своем крае...

Более получаса в самых радужных красках рассказывал я Ахматовой о Мурманске, о полярном дне и северном сиянии, о новых городах, возникших на Кольской земле за послевоенные годы. В запале даже пригласил ее в Мурманск.

- А что - возьму и приеду! - отреагировала она. - И вы будете там моим гидом...

Неожиданно к нам подошла официантка и сообщила, что Анну Андреевну по срочному делу просит к телефону ее подруга.

- Если не спешите, подождите меня, - попросила, поднимаясь из-за столика, Ахматова. - Я скоро вернусь.

Увы, в тот вечер мы так и не дождались ее. Не появилась она в столовой и на завтрак.

Парфенов сообщил мне, что Анна Андреевна в последнее время часто хворает. Правда, на публике делает вид, что со здоровьем, как и с творчеством, у нее все в порядке. Коллегам рассказывала, что и стихи новые пишет, и продолжает исследование прозы своего кумира - Александра Сергеевича Пушкина.

Жалко был уезжать, не завершив начатый с нею накануне разговор. Но встреча все же состоялась. В обед Ахматова снова сидела за тем же столиком. И не одна, а с подругой. Даже без помощи Парфенова узнал я ее собеседницу - не менее известную в стране актрису Фаину Раневскую. Они так оживленно беседовали, что и сторонний наблюдатель мог убедиться в их дружеском расположении. Вмешаться в их живой разговор я не мог и, покидая столовую, лишь кивком головы попрощался с Ахматовой.

- До встречи в Мурманске! - ответила она. - Непременно приеду...

И тут вдруг Раневская выдала:

- Это в какую ты жопу собираешься?!

Я чуть не поперхнулся. Теперь-то всем известно, что замечательная характерная актриса и в обыденной, и в творческой своей жизни за словом в карман не лезла - ее язвительные реплики тщательно собраны знакомыми и растиражированы во многих изданиях. Прозвучавшее в моем присутствии словцо, говорят, у нее всегда было наготове. Пожалуй, сейчас я нашелся бы как отреагировать. Но тогда... мне было 28, я всего четыре года работал в газете. И вдруг услышать в ворковании светских дам, знаменитостей, уличный оборот... В общем, просто растерялся. Так что не знаю, возразила ли Анна Андреевна, упомянула ли о красотах, которые я расписывал, или... Может быть, и хорошо, что продолжение их разговора я не слышал. Но вот на такой нелирической ноте завершилось недолгое знакомство, которое началось с трепетных "Лилий". Продолжения у него, к сожалению, не было: в Мурманске Ахматова так и не побывала. Возможно, не успела. Через полгода она умерла, завещав похоронить себя в Комарове.

В 1968 году я снова оказался в Ленинграде. Вместе с Парфеновым мы посетили могилу великой поэтессы и возложили там так любимые ею лилии.

Зима 1988 года. В Мурманске гостит группа известных советских киноактеров, среди которых был и народный артист СССР Евгений Матвеев, прошедший сценический путь от рядового до маршала. Выбрав удобный момент, я напросился к нему на интервью.

Встреча должна была состояться рано утром в номере гостиницы "Север", где остановился актер. Пришел туда в точно назначенное время.

Дверь номера оказалась запертой. Пришлось несколько раз постучать, пока не услышал за ней шаркающие шаги хозяина.

Явно не проспавшийся, Евгений Семенович выглядел отнюдь не таким молодцеватым, как его киношные герои.

- Засиделись вчера у североморцев, вот и проспал, - пояснил он. - Я быстренько приведу себя в порядок...

Упоминание о североморцах подсказало мне тему предстоящей беседы - о патриотизме советских людей и воспитании молодежи. Это устроило и Евгения Семеновича, который успел сообщить мне, что не только его киногерои защищали родину с оружием в руках, но и он сам.

- Правда, воевал я недолго, хотя и был призван в армию вскоре после нападения Германии на нашу страну, - рассказал Матвеев. - Попал на краткосрочные офицерские курсы. Закончил учебу с отличием, но вместо фронта был оставлен здесь же, на курсах, - готовить офицерские кадры для действующих частей. И сколько ни писал я рапортов с просьбой отправить на передовую, ответ был один: служи, где приказано!

И все-таки в сорок четвертом мне довелось сразиться с фашистами. Как оказался на фронте - долгий разговор, но в бой попал почти сразу же по прибытии на передовую. Гитлеровцев наше подразделение потеснило, выполнив то, что нам поручалось. Но лично мне явно не повезло: был ранен и отправлен с передовой в тыловой госпиталь. На этом моя фронтовая служба и закончилась. Демобилизовался в звании капитана в сорок шестом. В этом звании и остался до снятия с воинского учета по возрасту.

После выхода фильма "Я, Шаповалов..." мне часто задают вопрос, что в понимании маршала от кино храбрость и героизм. Не скрою, до войны я, как и многие мои сверстники, считал, что героизм - это бесстрашие. Побывав на фронте, пришел к выводу, что бесстрашных людей не бывает. Спросите любого фронтовика, не испытывал ли он страх, идя с гранатой на фашистский танк, - и он ответит, что было страшно. Но надо было преодолеть страх и победить. Вот это умение - в нужный момент преодолеть страх, по-моему, и есть истинный героизм. Я убедился в этом еще раз, когда встретился в госпитале с воинами-интернационалистами, вернувшимися из Афганистана. Они мне говорили об этом без всяких обиняков...

Сейчас нам явно не хватает таких людей, как шолоховский Макар Нагульнов и проскуринский Захар Дерюгин, как генерал Шаповалов, роли которых я исполнял. Точнее, люди-то этого плана есть, да показываем мы их пока что плохо в кино, и в театрах плохо. Многим из нас, ветеранов, да и молодым воинам, не мешало бы поучиться у этих киногероев. Нам не хватает их революционного героизма, их веры в успех того дела, которому они служат, жизни своей не щадя..."

Неожиданно Матвеев замолчал. Через несколько минут, глядя мне прямо в глаза, он сказал:

- Не думайте, что это просто красивые слова. Я действительно так думаю. И очень хочу, чтобы в нашей стране было как можно больше таких людей, особенно в ее вооруженных силах. А мы, люди творческих профессий, должны всемерно способствовать этому.

Участь мужчины - быть защитником своей Родины. И каждый - хочет того или нет - обязан пройти через службу в армии. Вот почему я считаю, - и об этом вчера говорил на встрече с моряками-североморцами, - что мальчиков надо готовить к службе не перед самым призывом, а с детского сада. Причем готовить не только физически, но и морально. Но если уж так случается, что юноша к призывному возрасту так и не стал мужчиной, я бы хотел посоветовать ему запастись терпением. Знаете, как у спортсменов бывает: вроде сил уже нет для борьбы, а он все держится. И приходит к нему второе дыхание, приходит победа. То же и в ратном деле...

О многом еще говорили мы в то утро с Матвеевым. На прощание обменялись номерами телефонов. Но больше встретиться нам не довелось. Диктофонная запись нашей беседы хранится в личном моем архиве, а мысли его о мужестве, героизме и патриотизме я стараюсь довести до сознания нынешних школьников и молодых воинов, встречи с которыми и у меня теперь стали довольно частыми.

50 лет на службе Заполярью