Для него это была первая весна в Заполярье. Ранняя, торопливая, она каждый день оставляла следы своего прихода: вот еще одна проталина; вот на озере, на месте впадения в него реки, появилось разводье. А однажды утром, когда Павел шел в Тик-Губу, низко над головой проплыли лебеди.

Май. Можно, кажется, распахнуть меховую куртку. Морозов возится около «шаврушки» уже в одном комбинезоне.

Павел пригляделся: бортмеханик заканчивал пробу мотора.

Морозов нравился ему, прежде всего, знанием дела. И еще, пожалуй, тем, что был он смелым, отчаянным. Павел всегда ценил в людях смелость.

Он считал: только смелый человек может быть надежным другом. Морозов был именно таким.

- Куда летишь сегодня? - спросил бортмеханик.

- Сейчас к Кондрикову, собираемся с ним в Монче-тундру. Василий Иванович хочет посмотреть с воздуха строительную площадку. А потом - на Нивскую ГЭС.

...Кондриков, высовывая голову из-за козырька самолета, с интересом поглядывал вниз. Что он там рассматривал и о чем думал - Павел не знал. Летели строго на север, вдоль железной дороги. Почти на всем пути не встретили ни одного состава.

Станция Имандра. Это перевалочная база. Сюда грузы для Монче-тундры шли поездами, а дальше через озеро - летом на ботах, зимой на лошадях по льду.

Над станцией сделали два круга. С воздуха отчетливо видны штабеля досок, строительный материал, ящики, мешки, тюки сена. Длинный обоз тянулся по озеру в направлении Мончи. Приземлились в Монче-губе рядом с избушкой старика-саама Архипова.

Крепко сложенный старик был хозяином здешних мест. Имандра и Монча его поили и кормили.

Кондрикова старик считал человеком, которому подвластна вся тундра. Но даже и ему не очень верил, когда тот говорил, что быть здесь огромному селению, быть высоким заводским трубам, из которых повалит дым.

Разглаживая свою густую с проседью бороду и хитро прищуривая глаза, Архипов не поддавался:

- Поживем - увидим.

После этого Василий Иванович обычно оставлял старику пачку малинового чая и, закутавшись в тулуп, уезжал на стройплощадку.

...Первый раз, когда дед увидел эту чудо-птицу, услышал шальной рев, он испуганно метнулся в свою избушку, забился в угол и стал дрожащим голосом причитать.

Василий Иванович вошел не один, а с человеком, у которого на лбу блестели огромные стеклянные глаза.

- Встречай гостей, Архипыч.

Но дед не выходил. Он с опаской поглядывал на странного человека.

Василий Иванович понял, в чем дело, и, похлопав Овчинникова по плечу, сказал:

- Это Павел, летчик наш. Слыхал про аэропланы? Вот он на эропланах летает.

- Дьявол... ты, Кондриков!.. Шайтан! - пробормотал Архипов.

Все видел дед на своем веку. А вот такой горластой птицы не довелось, не только видеть, но и слышать.

Человек со странными «глазами» оказался веселым и забавным пареньком. Он даже предложил деду прокатиться.

- Хотите, дед, в небо? Прокачу вас с шиком!

- Я же не птица... Нет у меня крыльев...

- Зато у нашей «шаврушки» крылья что надо. Полетим, а?..

Куда там летать! Василий Иванович еле уговорил его выйти и посмотреть это чудо-юдо. Не уважай он так Кондрикова, не пошел бы ни за какие деньги...

С опаской поглядывая на самолет, дед только щелкал языком и тихо бормотал:

- Дьявол, а не птица!.. Орет на всю тундру!.. Все зверье распугала!..

Когда они прилетели во второй раз, Архипов уже не прятался. Управляющего и пилота он ждал с нетерпением.

У деда всегда были для гостей и кумжа и сиг. Наваристая уха - лучшее угощение с мороза.

В этот раз, пока Василий Иванович ездил на строительную площадку, решал какие-то вопросы, расхрабрившийся дед посидел на пилотском сиденье, пощупал приборную доску с кругленькими окошками.

- Врешь небось, Пашка, что этой палкой правишь, как хореем. Хорей длинный, а этой ничего не достанешь.

- Ей-богу, дед, - смеялся громко Овчинников.

На улице было тепло. Весна брала свое. С гор тянуло талым снегом.

Кондриков возвратился с площадки довольный. Побывал везде. С. кем надо - побеседовал.

- А сейчас махнем в Кандалакшу. Надо посмотреть, как там идут дела.

Долго стоял дед, провожая подслеповатыми глазами чудо-птицу...

Думал он дожить остаток жизни в тишине и спокойствии. Да, видать, не придется. Явились и сюда люди. Ищут какой-то камень в окрестных сопках.

Гости теперь не переводились в маленькой халупке. Было шумно, весело.

Вместо коптилки, которая горела на медвежьем жиру, у деда появился фонарь «летучая мышь». Обещали ему даже привезти настольную керосиновую лампу. Такую лампу он видел в Кандалакше у скупщика. При ней светло как днем.

А теперь вдобавок ко всему объявился Пашка со своим «еропланом»,

Дед полюбил Пашку. Полюбил этого летчика-сорвиголову. Каждый раз, когда он объявлялся в здешних местах, дед тащил его к себе - потчевал рыбкой. Он любил слушать Пашкины сказки-небылицы про большие города, про чудную, непонятную для него жизнь.

- Не знаю, Пашка: аль ты правду мне все говоришь, аль так ловко врешь?!

Как-то Овчинников привез в Монче-тундру на своей «шаврушке» нового пилота Бориса Арензона и отрекомендовал деду:

- Мой брат Борис!

Брат или не брат - попробуй докажи, что не так... Оба в кожаных малицах. У обоих очки на лбу. И ростом почти одинаковые - словно сосновые кряжи. Только этот новоявленный брат чернявый, а Пашка с рыжинкой, как пес Вьюн.

- Дьяволы вы, а не братья! - улыбался ласково дед в свою густую с проседью бороду.

Овчинников и Арензон чаще всего прилетали в Монче-тундру с Кондриковым. Но бывало - и одни, когда случалась беда и нужна была срочная помощь. Нравилась деду эта крепкая мужская Дружба.

- А ведь и вправду братья...

Летом, во время очередного визита Кондрикова на стройку, Павел стал уговаривать деда слетать на Юк-остров, где похоронены Архиповы отец и дед.

Хочется старику побывать на погосте. А лететь - страшно.

- Ну давай, дед! - не отставал Павел.

- А в озеро не сбросишь?

- Да что ты! - смеется Пашка.

И уговорил-таки. Только и успел старик, что испугаться да успокоиться, а Юк - вот он, рядом.

Павел подрулил к берегу, выпрыгнул на песок и стал подтягивать самолет на отмель.

- Ну как, дед?

- Ой, страшно!.. Дух шибко запирает, и внутрях все отваливается... - бормотал дед, расправляя спутавшуюся бороду...

- Ничего! Привыкнешь - еще сам проситься будешь...

Дед долго сидел возле большого камня и думал о чем-то своем. Видно, не хотелось ему оставлять это место. Но Павлу пора возвращаться. На обратном пути дед держался молодцом.

- Это куда же вас носило? - спросил давно поджидавший их Кондриков.

Архипов, с трудом вылезая из кабины, бодро доложил:

- Озирали округу с высоты.

- Ну и как?

- Ой хороша, Василий Иванович! Нет у нее ни конца, ни края...

Кондриков смеется. Смеется громко, заразительно. Хороший мужик Кондриков. Дед таких любит.

Так привыкла тундра к Павлу. И он чувствовал себя здесь на месте. А уж Имандра - та и вовсе стала Овчинникову родным домом. Хотя именно здесь он чуть было не погиб.

Однажды зимой летел Павел в Мончегорск. Начиналась пурга. Заряды становились все мощнее. Видимость резко сократилась. Овчинников «уцепился» за береговую черту, которая с трудом просматривалась, и старался держаться вдоль ее изломов.

Пассажиры заволновались.

У Мончегорска их накрыла настоящая пурга. Несколько заходов на посадку сделал Павел, но безуспешно. Ветер швырял самолет, как щепку.

Наконец удалось сесть.

И тут же Павел полетел обратно, за Кондриковым и начальником «Новопромапатита» Антоновым, которым надо было срочно попасть в Мончегорск.

В Тик-Губу самолет не прибыл... Первыми об аварии узнали мончегорцы. Грузовики, возвращавшиеся из рейса, наткнулись на изуродованный самолет. Рядом были следы крови. Однако на месте падения пилота не оказалось. В район катастрофы послали поисковую группу. Но люди вернулись ни с чем - в такой буран пройти туда невозможно.

В тот день Павел был на волосок от смерти.

Попав в сплошной снегопад, самолет зацепился за телефонные провода и рухнул на озеро. При падении Павел разбил голову, плечо и вывихнул ногу.

Истекая кровью, он с трудом дополз до вежи, здесь ему оказали первую помощь и ночным поездом отправили в Апатиты.

После этого случая Овчинников понял, насколько опасно шутить с нелетной погодой. Особенно здесь, в Заполярье.

Потому что мы пилоты...