Расплата за ошибку Печать

Море и суда всегда разлучали людей. Вполне естественно, что им приходилось выдерживать испытания временем и морем. Но бывали случаи, когда люди ломались не только в море, но и на берегу.

Вскоре после выхода в рейс многие из экипажа обратили внимание на нашего моториста, который после своей поездки на родину и женитьбы неузнаваемо изменился, стал вести себя довольно странно.

Моторист Ефим Купрейчик не раз говорил, что он не идеалист и далеко не герой-любовник, и просил моряков принимать его таким, каков он есть.

Безусловно, при его неказистом виде смешно представлять его героем любовного романа. Пожалуй, для этой роли вполне подошел бы наш судовой боцман, который на две головы выше и вдвое шире.

При случае Ефим признался, что в своей жизни немало натерпелся из-за своего столь маленького роста, о котором принято говорить «метр с кепкой».

Например, понравится ему девушка, а она значительно выше ростом. Стиснув зубы от обиды, отходишь в сторону и уступаешь свое место приятелю, соседу по парте, который дуб дубом, учится из рук вон плохо, двойки - постоянные спутники его школьного дневника.

После окончания школы Ефим решил податься в рыбаки. В тот раз его очень выручило свидетельство об окончании курсов трактористов.

Приняли его на работу в должности судового моториста. Пришлось ему основательно потрудиться, осваивая практическую работу в составе машинной команды.

Начались полугодовые рейсы на рыбный промысел. Работать ему довелось не только в Баренцевом море, а даже у берегов Северной Америки.

Заработки были стабильные, не сравнишь с жалкими грошами, которые получали колхозные трактористы.
Как большинство сельских жителей, Ефим был бережливым, во время стоянки судна в порту водкой не увлекался, не знал дорогу в рестораны.

С годами у Ефима исчез комплекс по поводу своего роста. С хорошо развитой мускулатурой, он был коренаст, о таких говорят - крепыш.

После окончания своей вахты моторист Ефим Купрей-чик вышел из машинного отделения на палубу и, торопливо взмахивая рукам, что-то нашептывая про себя, даже не обратил внимания на бросившегося ему под ноги судового пса, круто развернулся и буквально вбежал по трапу на ходовой мостик. Затем он прислонился к переборке, полез было за сигаретами, но тут же забыл о них. Ефим то и дело посматривал по сторонам и, глядя на него, можно было подумать, что он от кого-то скрывается. Так оно и было в действительности, но только его преследовали не люди, а собственные мысли. И чем больше он предавался своим рассуждениям, тем безрадостнее становилось на душе:  теперь ему не спастись от позора, которым он покрыл не только себя, но и самых близких ему людей.

Как считал Ефим, отныне ничего было не исправить, не вычеркнуть навсегда из жизни тот нелепый случай, вызвавший это непреодолимое отчаяние.

Спасение для себя Ефим видел только в полном забвении, отказе от всего прошлого и даже от своей жизни.

- Значит, пришла расплата за все содеянное, теперь наступает конец моей жизни! - произнес моторист вслух. Его помутившийся рассудок начал упорно отвергать все доводы за продолжение своей никчемной жизни, и он был близок к решению свести счеты с жизнью.

Моторист понуро смотрел в воду, глаза его были мутные, лицо землистого цвета. На его груди неизвестный мастер-татуировщик оставил память о себе в виде парящей над бурным морем чайки. По его лицу обильно катился пот. Тогда я его внимательно рассмотрел. Высокий и шишковатый лоб, с горбинкой нос, широко открытые, смотрящие на собеседника не мигая глаза. Чувствовалось, что характером должен быть крут, от задуманного не отговоришь.

При общении зрачки его глаз заметно расширялись и в них блестела плохо скрываемая усмешка.

После вахты Ефим зашел ко мне в каюту, с решительным видом присел на предложенный стул. И без всякого вступления начал свою исповедь. Побитое оспой лицо делало его малопривлекательным. Но были у него, что называется, «золотые руки». Не было в его селе больше такого умельца, чтобы мог и ножницы заточить, и пилу направить, и велосипед отремонтировать. За все это его в деревне уважали и стар и млад.

Поэтому никто не удивился, когда после очередного рейса в море Ефим сосватал одну из самых видных сельских невест. Ее родители не стали упрямиться и начали готовиться к свадьбе. Ефим продолжал работать в Мурманске на рыбопромысловых судах в должности судового моториста. За пару лет на заработанные им деньги они построят дом и купят легковую автомашину. Так что не надо будет выделять горницу для молодых.

Время летит быстро. После рейса моторист выехал на родину, чтобы реализовать намеченный план.

Время было весеннее, деревья стали покрываться листвой, и на душе у Ефима было легко и радостно.

В поезде большую часть пути жених думал о том, как они встретятся с Наташей, ведь это должна быть необычайная встреча людей, решивших навсегда соединить свою судьбу воедино и дальше шагать по жизни вместе. Когда едешь на свою свадьбу, то простительны самые глупые мечты. Со временем Ефим купит легковую автомашину, о правах не надо было беспокоиться, они уже лежали в чемодане. Корову покупать не придется, тесть обещал подарить на свадьбу телку. Со временем они построят с Наташей просторный дом, непременно с мансардой, посадят молодой сад.

Поезд на станцию Орта прибыл точно по расписанию. Ефим сдал свои вещи в камеру хранения и направился на вокзал, в ресторан, поужинать. Его появление было замечено. Дело в том, что на вокзале, перед самым отправлением поезда, судовой механик в качестве свадебного подарка отдал мотористу свою новую морскую фуражку с большим крабом на высокой тулье.

Ефим подошел к бармену, заказал двести грамм коньяка к ужину и нераспечатанную бутылку -специально для встречающих.

После ужина и выпитого коньяка, пребывая в самом радужном настроении, он направился в привокзальный садик, опустился на свободную скамейку и предался размышлениям.

Ефим считал, что ему крепко в жизни повезло: судьба занесла его в Мурманск и он стал профессиональным моряком, а самое главное, он выбрал среди своих односельчанок девушку и вскоре понял, что отныне он не представляет свою дальнейшую жизнь без Наташи.

Стоило лишь закрыть на минуту глаза, как отчетливо вырисовывалось ее лицо: немного вздернутый тонкий нос, почти сросшиеся над переносицей черные брови, строго сжатый рот с легка припухлой нижней губой и небольшая родинка, приютившаяся ниже уха.

Любовь к Наташе помогла Ефиму перенести все тяготы военной службы, не говоря уже о тяжелой рыбацкой работе.

Во время захода в иностранный порт на положенный трехсуточный отдых Ефим вел себя достойно, как и подобает жениху: не посещал злачных заведений, а ограничивался лишь визитами в магазины за свадебными подарками.

Он, безусловно, будет нежить свою жену, а по возвращении из дальнего плавания задарит ее иностранными подарками.

Дальнейший рассказ я поведу от лица самого Ефима, исповедь которого я бережно хранил много лет.

«До прибытия моего поезда оставалось чуть более восьми часов. Мне было как-то тягостно коротать это время и я невольно вступил в разговор с присевшей ко мне на скамейку молодой женщиной. Угостил Эльвиру, так представилась тогда случайная знакомая, разговорились. Из ее слов я понял, что она, в буквальном смысле этого слова, удрала из одной сугубо женской компании, ибо ей до чертиков надоело одиночество.

Увидев торчавшую из моей дорожной сумки бутылку коньяка, она предложила по случаю моего скорого бракосочетания отметить это событие у нее на квартире, которая расположена на расстоянии ста метров от вокзала».

И тогда, и позже Ефим не мог найти оправдания своему скоропалительному решению - отправиться ночью к незнакомой женщине, когда до встречи с Наташей оставались считанные часы.

На квартире была выпита бутылка коньяка, а все остальное дальше поплыло как в тумане: короткие и жадные поцелуи, податливое женское тело...

Одним словом, произошло то, что не должно происходить между случайными знакомыми, а тем более с женихом, направляющимся на свою свадьбу.

Спустя двое суток совершилось торжественное шествие в сельсовет, где была произведена запись о рождении новой семьи и обмен кольцами.

Установленное во дворе столы ломились от угощения, гости не скупились на поздравления и свадебные подарки.

Все было так, как и положено быть на настоящей свадьбе, когда у хозяев есть чем угостить всех, почтивших молодых своим вниманием.

Свадьба приближалась к своему кульминационному моменту, когда молодых должны были проводить в спальню.

И тогда Ефим почувствовал, что ему очень дорого придется заплатить за ту нелепую и бессмысленную встречу. Это его открытие рушило всю дальнейшую жизнь.

Сидя за свадебным столом, он пытался не сердцем, а умом понять накатившуюся беду. Неумолимо надвигалось что-то ужасное, как в кошмарном сне, и на какое-то время глаза перестали видеть, а ноги слушаться...

«А ведь цыганка нагадала мне долгую и счастливую жизнь, - пронеслось у Ефима в голове. - Боже мой, как мне тогда стало страшно! В первую же брачную ночь я заражу гонореей свою жену! Этот позор нельзя смыть даже своей кровью. В мою голову пришло единственно правильное решение - незаметно, под покровом ночи, исчезнуть, бежать на станцию и немедленно уехать куда угодно, чтобы избежать брачного ложа».

Ефим тогда плохо соображал и первое, что ему пришло в голову, - отправиться в большой портовый город Ригу, где можно будет найти врача-венеролога, который поможет ему в беде. Стало легче дышать.

Многое тогда пришлось пережить Ефиму после таинственного исчезновения со своей свадьбы: поездка в Ригу, обращение к врачам, лечение. Но все это по силе душевных мук не шло ни в какое сравнение с тем, что врачи отправили предписание по месту жительства его жены, чтобы ее освидетельствовали на предмет возможного заболевания гонореей.

Как водится в сельской местности, это совершенно секретное и сногсшибательное известие стало достоянием всех жителей деревни и ее окрестностей.

Из письма Наташи, полученного мотористом перед самым отходом в рейс, было ясно, что он опозорил ее на долгие годы, если не навечно.

Она и ее родные никогда не простят ему этой грязной истории. За тот позор, который ей пришлось пережить, достойно отомстят ее старшие братья...

Как говорят в народе, беда не ходит в одиночку. После выхода в рейс, не зная всей этой истории, я отдал ему во временное пользование справочник медицинского работника, который мне был необходим в рейсе, ибо как штурман я заведовал судовой аптечкой и был обязан знать назначение медицинских препаратов.

Если в предыдущем рейсе всему экипажу, в том числе и мотористу, доставалось от рыбацкой работы, то теперь у Ефима неустанно ныла душа.

Не прошло и пару недель после выхода на промысел, как ко мне в каюту пришел моторист и сообщил, что он обнаружил у себя первые признаки заболевания сифилисом.

Моторист перестал должным образом вести вахтенный машинный журнал, с явной неохотой выполнял распоряжения старшего механика.

Он не ведал покоя от нахлынувших мыслей, стал страдать от бессонницы. Но самым страшным для Ефима было не отсутствие сна, а появившаяся а теле сыпь, по утверждению Ефима, верный признак заболевания сифилисом. Об этом он вычитал в медицинском справочнике.

Вскоре моторист превратился в донельзя измотанного человека. Когда к нему спустился в машинное отделение старший механик, то на лице моториста вместо приветливой улыбки прорезалась лишь жалкая гримаса. И вот наступила наша совместная последняя вахта. В предыдущую ночь нам крепко повезло - капитану удалось обнаружить хорошие рыбные показания и мы удачно выметали сети. Вылов за один дрейф с сетями составил пятнадцать тонн атлантической сельди. Матросы покинули промысловую палубу и отправились на короткий отдых, а мы взяли курс на ближайшую плавбазу для сдачи улова и для визита нашего моториста к врачам. Матросы стали его уговаривать не делать самому столь мрачного вывода. Судовой балагур и весельчак матрос Николай Зайцев принялся своеобразно успокаивать моториста:

- Ты особенно не тужи, Ефим. Согласись со мной, что моряк без триппера, что баржа без шкипера. Я ведь в свое время знавал парней, которые имели подобные «земные радости», но со временем все обошлось и ничего дурного с ними не случилось. Дай только срок, Наталья простит тебе этот грех и заживете вы счастливо, всем своим сельчанам на зависть.

Но какая-то неведомая сила стала подталкивать потерявшего здравый смысл моториста к единственно правильному, как ему тогда казалось, решению - свести счеты со своей неудавшейся жизнью. В кубрике Ефим при помощи шкерочного ножа превратил всю свою одежду в ветошь, потом на металлическом противне сжег все свои документы. Обо всем этом он доложил по переговорной трубе мне, как вахтенному штурману, и сказал, что сейчас он откроет кингстоны и затопит судно. Тогда я понял, что у Ефима «поехала крыша» и, чтобы предотвратить надвигающуюся опасность для всего экипажа, незамедлительно доложил обо всем капитану.

Валентин Иванович Смолин, бывший в том рейсе капитаном нашего судна, распорядился немедленно спустить на воду спасательную шлюпку и с группой сопровождения отправил моториста на медицинское обследование, что и было незамедлительно сделано. На прощанье Ефим покаялся перед всем экипажем, а покидая борт судна, сказал, что источником всех своих бед он считает морскую фуражку, в которой он поехал на родину жениться.

Как и следовало ожидать, никакой венерической болезни у моториста не было обнаружено, а расшатавшиеся нервы медики посоветовали лечить физиотерапией. Обратно на судно Ефим не вернулся. Он уволился по собственному желанию и следы его затерялись настройках страны.

Рыбацкие миниатюры Владимир Бабуро