«Смерти я не боюсь…» (П.А.Быстроумов) Печать

«Смерти я не боюсь» - это последние слова, которые я услышал от Павла Алексеевича Быстроумова, когда пришел к нему домой, уже больному, не встающему с постели.

Он «дотянул», доработал до 50-летия Победы в газете, которой отдал всю жизнь. Говорил: «Это мой последний юбилей. На дальнейшее нас, ветеранов, не хватит. Не мы стареем и уходим - мы просто-напросто уже не нужны в нашей стране». И как ни горько в том признаваться, Павел Алексеевич, как всегда, оказался прав. Но жить без газеты он не мог. Выйдя в мае 1995 года на пенсию, он уже летом слег. А в сентябре его не стало. Журналиста, работавшего в редакции «Рыбного Мурмана» с 1953 года. Я в тот год только появился на свет. А он...

«Смерти я не боюсь!» - как заклинание повторял, наверное, семнадцатилетний рядовой Быстроумов, встав в строй на излете Великой Отечественной войны. В июне 1944-го выпускник Вологодского ремесленного училища вернулся в Мурманск, стал учеником капитана рыболовного бота «Мурманец», участвовал в действиях Северного флота по освобождению Печенгского района и Северной Норвегии, далее - разгром фашистской Японии и служба в артиллерийских и радиотехнических частях Красной Армии. Главной темой в творчестве Павла Алексеевича была и осталась Великая Отечественная война. Именно благодаря Быстроумову тщательно выверенные оригинальные материалы на военно-патриотическую тематику всегда присутствовали на страницах еженедельника. Я отлично помню, как в восьмидесятые годы уже прошлого века, когда мы бок о бок работали в одном кабинете, к нему приходили многие прославленные люди нашего края.

Ветераны войны и труда считали своим долгом встретиться с Павлом Алексеевичем, рассказать о своём житье-бытье, вспомнить фронтовые годы.

Иногда в той или иной конфликтной ситуации Быстроумов заявлял: «Послушайте меня, старика. Мне бояться нечего, - стольких редакторов пережил! - так что скажу прямо...». И говорил откровенно, подчас нелицеприятно. Многие в редакции были благодарны ему за целительные слова правды. Я отлично помню знакомые глазу «быстроумовские» рукописи - исписанные бисерным почерком листы с выделенными красными чернилами подзаголовками. Он рассказывал нам о тех легендарных временах, когда сотрудники рыбацкой газеты приходили на работу после обязательного обхода портовых причалов, где и находили сюжеты для будущих корреспонденций и героев для очерков. Мы по-хорошему завидовали ему, когда Павел Алексеевич пересказывал свой самый острый материал, после публикации которого был снят с должности начальник тралфлота. И в суете редакционных буден как-то не задумывались, что живем и работаем рядом с человеком-легендой.

На излете своей жизни Быстроумов боялся не смерти - он боялся стать обузой для родной газеты. Уже в самом начале девяностых годов он не вписывался в наши доморощенные рыночные отношения. Как не может капитан БАТа провести свое мощное судно по обсохшему проливу вслед за юрким сейнерком, так и Быстроумов не мог и не хотел в угоду новым веяниям менять свои привычки и принципы. Да, он дотянул до 50-летия Победы. И в праздничном номере газеты рядом с информацией о взорванной в центре Мурманска автомашине очередного воровского авторитета, о состоявшейся днями раньше маевке под лозунгом «Праздник общий, а у нас нет на хлеб», Павел Алексеевич опубликовал свое последнее письмо.

- Уверен: таких писем перед 50-летием Великой Победы по России и странам ближнего зарубежья, которые еще недавно были республиками могучего Советского Союза, почта разнесет много, - писал П.А.Быстроумов в преамбуле к публикации. - И будут в них слова гордости за народ-победитель, советский народ, который спас мир от гитлеровского порабощения, слова памяти и скорби по тем, кто не вернулся с полей сражений или умер от ран уже в мирное время. Пули и осколки Второй мировой настигают бойцов и спустя полвека после ее окончания. Вчитайтесь, молодые, в бесхитростные строки письма человека, рано повзрослевшего в лихую годину. И достойно отметьте праздник.

ИЗ ПИСЬМА ДРУГА

...А теперь про юбилейный день - Победы. Со светлым и святым для всех нас Праздником! Не знаю повода попраздновать - более личного, интимного, непреходящего; времени - неподвластного. Заметь: подзабылось все - и то, что было до войны, и что после нее. Но не стерло время этих горестных лет - 1941-1945. До такой малости все пропечаталось в памяти, более того - в чувствах, сердце.

Помню фамилии, имена, лица, к примеру, зенитчиков, что жили в дедушкином доме, у нас. Фронт же ворочался километрах в семидесяти.

Помню пленных (как бабы!). Отстанут в стужу от колонны - жуткое зрелище! Бабушка моя их кормила, обсушивала, обкрикивала - слушались... А в доме у нас то и дело стоял крик по мертвым - похоронки приходили одна за другой. Ни один брат мамы, отца, сам отец с войны не вернулись! Миша, Андрей, Александр, Виктор, Иван. Еще Иван. Валентин. Умерла бабушка - с горя. Перед ней - дед. Внучек Юра.

Дочка, восемнадцатилетняя Люба - от болезни, что подцепила в окопах. Во дворе в бомбежку убило младшего брата мамы. Оторвало голову бабушкиной невестке Фиме. Ее сын, наш двоюродный брат Ленька, уже после похорон нашел голову матери в огороде и... повесился.

Сестре моей Вале почти оторвало осколками ногу (в пекло, жару все засыпало землей). Мама увезла ее на тачке за семь километров в госпиталь. Там потребовали: «Ногу отнять, иначе погибнет!» Мама не дала: «Пусть умрет». Врач матом крыла, но ногу Вале спасла. Много лет назад врачиху ту мы нашли. Написали ей. Она тоже все до малости помнила... Пока мы, пережившие войну взрослые и дети, чем-то нерасторжимо связанные, дышим, до тех пор и будет жить боль и память о войне. И - о Победе! Это - до конца! Что будет потом? Станет ли это основой, добавкой к остойчивости нации? Трудно сказать...

Ну ладно. Давай вспомянем ушедших. Пухом им земелька - родная и чужая! И тот весенний денек 45-го. Весна была ранней, щедрой. И в воздухе уже витало ожидание чуда. И оно явилось - не верилось. И эти эшелоны в цветах, улыбках, слезах. И эти понурые спины уходящих от станций людских ручейков - не дождавшихся встречи. Пусть тебя не задевают ни бестактность организаторов, ни формы парада, ни присутствующие гости. Ни тем паче медали - памятники. Все это от суеты.

...Так сохраним же память об утратах. О заслуге народа русского. О значимости происшедшего - в сердцах тех, кто это пережил. Это - вне оскорблений, вне досягаемости. Защищено самим фактом жизни.

Живи, дружище, долго! И помни, знай: мы тоже все - часть твоей жизни, как ты - с нами.

Всем поклонись от нас. И поклон Северу!*

Это «письмо друга», якобы лишь процитированное Павлом Алексеевичем, зеркально отражает судьбу самого Быстроумова. Да иначе и быть не могло, потому что это письмо ветеран написал сам. Наверное, журналисту было неловко столь личные воспоминания выплескивать на страницы газеты, а вот использовать нехитрый литературный прием и рассказать обо всем как бы чужими устами - вполне возможно.

Это письмо написано нам с тобой, уважаемый читатель. Именно нам, сегодняшним, Быстроумов от имени всех ветеранов желает жить долго и помнить: «Мы тоже все - часть твоей жизни, как ты - с нами»...

А может, это просто был последний розыгрыш умеющего подшутить над собой и над судьбой человека? Ведь смерти он не боялся...

· Боль и память будут жить вечно! «РМ» от 5 мая 1995 года.

Рыбный Мурман в кавычках и без (1983 - апрель 2000) Том второй