Утро этого трагического в истории Мурманска дня ничем не отличалось от других. Как-то по-южному светило солнце, небо было чистым и безоблачным. Дул легкий юго-западный ветер, который к полудню заметно усилился.

После одиннадцати часов посты воздушного наблюдения засекли усиливающийся гул самолетов за линией фронта, а в 11 часов 30 минут на городской командный пункт ПВО поступило сообщение, что в нескольких местах фронт пересекли большие группы немецких бомбардировщиков.

В 11 часов 35 минут в Мурманске объявлена воздушная тревога. В 11 часов 40 минут открыли огонь зенитные батареи на сопках, обрамляющих город.

Вышковый наблюдатель Михаил Назарович Жарников вызвал КП района.

- Докладываю, - раздался его голос в трубке.- Четко вижу: со стороны Абрам-мыса самолеты, очень много. Группа пошла в пике на рыбный порт. Три самолета бомбят судоверфь. Большая группа над городом... Взрывы у Пяти Углов, на улице Профсоюзов, у оврага. Бомбят весь район...

Тяжелые взрывы фугасок глухо доносятся и к нам в подвал, где размещается штаб района. Вышла из строя телефонная связь с подразделениями. Погас электрический свет. Все ждут команды на выход в очаги поражения. Мой заместитель Михаил Васильевич Городничий вместе с командирами групп определяет маршруты.

И снова сообщение вышкового:

- Над городом на высоте 3-4 километра много самолетов... Бросают кассеты с зажигалками... Много, сыплются как орехи. Падают начиная от улицы Профсоюзов...

Не выдержав, я передал трубку заместителю и выскочил на улицу. Действительно, освобождаясь от кассет, зажигалки разлетались в стороны, ударяясь одна о другую, загорались в воздухе, образуя огненный дождь. Промелькнула мысль, что сегодня всем нам придется туго. Жаркий день, отсутствие воды, сильный ветер, дождь зажигалок на обширную территорию - все это грозило крупными пожарами, большой бедой.

Вернувшись на КП, я приказал связистам немедленно отправиться в подразделения и передать, чтобы каждый командир действовал самостоятельно, сообразуясь с обстановкой. Выслав отделение на разведку очагов поражения, всех остальных, кто был в штабе, решил направить на тушение зажигалок.

Бойцы бросились на крыши соседних домов.

Пока искали по чердакам и сбрасывали вниз зажигательные бомбы, дровяники и сараи превратились в огромные костры. К зданию железнодорожной поликлиники на улице Челюскинцев подступало пламя от горящих рядом бараков. В поликлинике начали эвакуацию.

В штаб стали возвращаться разведчики. Они сообщили, что пожары охватили почти всю территорию района в черте улиц С. Перовской, Профсоюзов и К. Либкнехта. Ветер помогал пламени распространяться, захватывать новые дома. Гигантские огненные языки от полыхающих построек в овраге кидало ветром на фасадные стены каменных домов № 10 и 12 по улице К. Маркса. Живущие там железнодорожники, не имея воды, тряпьем сбивали огонь с оконных переплетов.

Рядом с нашим штабом загорелся материальный склад, в котором находились дегазационная техника, снаряжение, хлорная известь. Все, кто был поблизости, начали вытаскивать имущество. Отвозил его в другое место на своей полуторке шофер штаба Сахно. Он успел сделать три рейса, затем на складе рухнули крыша и потолок. Вокруг нашего дома бушевали пожары, и мы ждали распоряжения городского штаба МПВО, чтобы покинуть командный пункт. Прибежал разведчик Тимошенко. Он крикнул:

- В двенадцатом доме гибнут дети! Из детсада железнодорожников!

- Сколько там ребят?

- Больше тридцати.

Шофер Сахно предложил вывезти детей из опасного места на машине. Оставив машинистку Маргариту Ивановну (фамилию, к сожалению, не помню) на КП, мы вместе с Тимошенко и двумя бойцами побежали к детскому садику, куда Сахно должен был подъехать на машине.

Впрочем, слово «побежали» тут, пожалуй, не подойдет. Из-за огня и жара двигаться в рост вообще было невозможно, и триста метров от штаба до детского сада мы преодолевали на четвереньках и даже ползком. Внизу, у земли, жар можно было терпеть. Один из наших бойцов в дыму наскочил на горевший сарай и сильно обжег руки. Пришлось отправить его в больницу. Когда мы добрались к дому, в подвале которого находились дети, и огляделись, перед глазами предстала страшная картина. Вокруг детского садика бушевало море огня: горели сараи, штакетная изгородь. Дворовый фасад домов № 10 и 12 окутан сплошным дымом. Ни одного человека, кого можно бы позвать на помощь. Временами между домов, почти над самой землей, появлялись огненные завихрения из оврага.

Через несколько минут мы услышали звук мотора, а затем из дыма, почти рядом, возникла машина...

Открыв задний борт, вплотную подогнали полуторку к дверям - и в это время услышали рев самолетов, а затем где-то недалеко взрывы бомб. Поняли, что началась очередная бомбежка уже горящего города. Но бомбежка бомбежкой, а детей надо спасать. Втроем мы спустились в убежище. Никого не увидели, так как свету в подвале не было. Зато услышали крики, кашель задыхающихся детей. Зажгли спичку, чтобы осмотреться, но Тимошенко вынул из кармана огарок свечи. При его тусклом свете увидели в углу подвала маленькие человеческие фигурки, лица, закопченные дымом, и блестевшие от слез глаза. Детишки столпились вокруг нянь детсада. Как только мы зажгли свечу, дети с плачем бросились к нам, кричали: «Дяденька, возьми меня». Кто-то кричал «папа», кто-то «мама». Они окружили нас, бросались на руки. На лицах нянь были написаны радость и облегчение: «Пришла помощь!»

Мы вывели детей из дымного подвала, в первую очередь погрузили на машину самых маленьких. Детей рассадили на пол кузова и покрыли сверху брезентом. Садясь в кабину, Сахно предупредил:

- Ехать придется вслепую, видимость почти нуль. Если через двадцать минут не приеду - решайте сами.

И машина ушла с частью детей и двумя нянями, а мы с остальными остались в доме, но не в подвале, а на лестничной клетке. После ухода машины прошло минут десять, как началась очередная бомбежка. Я рассчитал, что при любых обстоятельствах Сахно должен выскочить из пожарища на верхнеростинскую дорогу минут за восемь-десять. Две-три минуты уйдет у него на выгрузку, еще десять на обратный путь, и, значит, максимум через полчаса машина должна вернуться. Бойца, что был с нами, я отправил в штаб города за помощью.

Назначенное время прошло, и Тимошенко уже хотел выходить на поиски, как тут мы услышали гудок и громкие голоса. Это были бойцы медико-санитарной команды и несколько сандружинниц, посланных нам на выручку.

Началась погрузка. Дети теперь не плакали, понимали, что их везут туда, где нет огня и дыма, да и няни рядом. Когда закрыли борт, какой-то мальчик спросил: «А вы, дяди, с нами не поедете?»

Позднее шофер рассказывал, что оба рейса с детьми прошли благополучно. Когда он поднялся по «восьмерке», там, наверху, его уже ждали две машины «скорой помощи» из Росты. А первую партию детей - младших - увезли раньше. Кто сообщил в Росту о попавших в беду детях, кто помог увезти и приютить их, - устанавливать нам было тогда недосуг. Я и по сей день не знаю имен этих славных людей.

Вся операция по спасению детей длилась около часа, но и за это время огонь так располыхался, что мы с Тимошенко едва пробрались обратно к дому № 4 по улице Володарского, где размещался наш штаб. Здание уже горело с первого по четвертый этаж. Горел и соседний дом по улице Челюскинцев. Спустившись в подвал, мы обнаружили там плачущую Маргариту Ивановну, которая уже и не чаяла вырваться из огненного кольца. Забрав документы, пишущую машинку, мы покинули штаб и стали пробираться между горевшими домами к железной дороге. По пути одежда нашей машинистки дважды начинала дымиться, но все обошлось благополучно.

Теперь я, как смогу, расскажу о том, что творилось 18 июня в других местах города.

Сброшенные самолетами кассеты с зажигалками раскрылись не все. Некоторые из них, достигнув какого-либо здания, пробивали крышу и уже где-то внутри разваливались от удара, и бомбы воспламенялись. Тушить зажигалки водой нельзя - они взрываются, а подступиться, чтобы выкинуть, когда их сотни в одном месте, - невозможно.

Кассета, в которой находилось пятьсот зажигательных бомб, упала на здание Мурманского отделения госбанка. Пробив перекрытие, она раскололась на полу второго этажа, и сотни термитных бомб вспыхнули одновременно. В здании банка первый этаж был кирпичным, второй - деревянным. Нетрудно представить, что наделали там зажигалки.

Когда прибежали сотрудники банка, извещенные о пожаре, проникнуть на второй этаж было уже невозможно. Началась эвакуация ценностей из центрального хранилища, размещенного на первом этаже. Огонь был настолько сильным, что прибывшие пожарные и не ставили себе задачу погасить пламя - они изо всех сил старались задержать проникновение огня на нижний этаж да обливали водой людей, выносивших банковские ценности. Рухнула крыша, затем потолок второго этажа, а на первом пожарники в три ствола гнали водяные шнуры в потолок, чтобы дать закончить эвакуацию. В тот момент, когда был вынесен последний мешок с деньгами и здание покинул последний человек, обрушилось и нижнее перекрытие. Здание банка перестало существовать.

О силе пожара можно судить по такому факту. Банковский сейф, имевший кирпичные стенки толщиной в два с половиной метра, железобетонный потолок, несгораемые двери, не выдержал накала: оставшиеся внутри его бумаги истлели, хотя его несгораемая дверь была закрыта.

Более успешной оказалась борьба пожарных команд за спасение Дома связи, расположенного на углу улицы Профсоюзов и проспекта Ленина (ныне на этом месте кафе «Юность»). Помещение, в котором находилась ценная аппаратура, удалось отстоять. Почти беспрерывно работали пожарные насосы. С той стороны, откуда могло перекинуться пламя с горевших рядом домов, натянули брезент и все время держали его под струями воды. Одновременно, чтобы снять угрозу госпиталю и помещению столовой, одна из пожарных машин тушила жилой дом № 16 по улице Профсоюзов.

Дом почти полностью был охвачен огнем, когда подбежала растрепанная женщина. Она упала на колени и запричитала: «Милая моя доченька... Люди, спасите!» Стало ясно, что в доме остался ребенок.

Боец пожарной команды Алексей Николаевич Жуков, спросив у женщины номер квартиры, бросился в подъезд. В напряженном ожидании никто не заметил, сколько прошло времени, но сразу все обратили внимание на одно из окон второго этажа, где появилась фигура человека. Жуков, укрываясь от пламени, встал на подоконник. Брезентовая куртка его дымилась. Он держал на руках ребенка, завернутого в одеяло, от которого тоже шел дым. Командир отделения Гришин сразу же приказал натянуть под окном спасательную сетку. Пожарных, державших сетку, поливали водой, так как жар вблизи дома был нестерпимым. Жуков, прижав ребенка плотнее, прыгнул и оказался на сетке. Качнувшись два-три раза, шагнул на землю, протянул ношу матери, все еще стоявшей на коленях. Женщина бросилась целовать бойца.

На другой день Жуков рассказывал, что ребенка он искал по всей квартире и обнаружил с большим трудом. Испуганная девочка, закутавшись в одеяло, залезла под кровать.

С самого начала пожара на улицу Профсоюзов были направлены все пожарные машины города, так как в этом районе находились особо важные объекты: госбанк, Дом связи, военный госпиталь, Дом Советов. Большое количество зажигательных бомб сбросили с крыш и чердаков бойцы медико-санитарной команды, работавшие во главе со своим командиром Янковским и политруком Лукашиным. Можно сказать, что ими были спасены от пожара дома № 5 и 7 по улице Пушкинской.

Кажется, все меры были приняты, чтобы спасти здание Дома Советов: крыша и чердак очищены от зажигалок. Но пламя достало его через улицу от госбанка. Вначале загорелись карнизы, затем крыша, оконные переплеты. В здание запретили входить. Но в это время все заметили, что там остались люди. Какая-то девушка в синем комбинезоне показалась на крыше, а в окне третьего этажа заметили другую девушку. Как выяснилось, это были работницы горисполкома Елена Долгова и Шура Иванова. Огонь уже лизал окна и полы, лестничные клетки наполнились едким дымом. Начальник МПВО города председатель горисполкома И. П. Евдокимов приказал начальнику химслужбы Михаилу Петрову немедленно вывести людей. Тот с одним из своих бойцов бросился в здание. Девушек вывели, а через минуту-другую рухнула крыша.

Елена Долгова улыбалась.

- Ты что, сумасшедшая? - не удержался Янковский. - Ты понимаешь, какие могли быть последствия?

Та продолжала улыбаться, оправдываясь, показывала какие-то бумаги.

- Я ж не просто так. Документы собирала... Служебные...

Тяжело пострадал 18 июня Дом культуры им. С. М. Кирова. Прямое попадание крупной фугасной бомбы со стороны сцены деформировало почти все здание. Кассета с зажигательными бомбами, ударившись о кирпичную стенку, часть бомб вывалила на улицу, а часть - в помещение. Зажигалок было так много, что группа самозащиты не смогла с ними справиться. Начался пожар в правом крыле, где размещался парткабинет. Горели сцена и склады с декорациями. Прибыла пожарная машина, но в пожарном гидранте не оказалось воды.

Пришлось брать ее почти от вокзала из старой водопроводной линии, идущей с Семеновского озера. А чтобы дотянуть воду до Дома культуры, потребовалось ставить другую машину для перекачки. Несмотря на все неожиданности и трудности, усилиями пожарной команды и группы самозащиты пожар был потушен. Особенно отличились при тушении пожара И. П. Яшин и А. А. Шевелев.

Массовый пожар в городе, вызванный бомбежкой 18 июня 1942 года, оказался не по силам противопожарной службе МПВО. Положение усугублялось отсутствием воды, так как водопровод был разрушен за несколько дней до этого, а восстановить его не успели. Население жило привозной водой из Семеновского озера, воду для тушения пожаров мы брали из искусственных водоемов. Ее не хватило надолго.

Дорогу к Семеновскому озеру преграждал пожар, ездить на Озерки далеко, к Ледовому озеру не было пути, а морской водой пользоваться нельзя - выйдет из строя техника. Правда, часть машин брала воду из Варничного ручья, но это была капля в море. Пожарные с пустыми стволами ждали возвращения машины, а тем временем притушенный огонь возрождался вновь.

В таких условиях беспрерывно в течение пяти часов работали бойцы пожарной службы города, сумев отстоять от огня военный госпиталь, Дом связи, Дом Советов, здания гастронома и главпочтамта.

Для тушения деревянного жилого массива сил у нас не было. Чтобы уберечь население, бойцы МПВО района вели беспрерывное патрулирование в зоне пожара, выводили из огненного окружения попавших в беду людей. Сто тридцать человек были выведены из убежища в доме Севморпути.

К пяти часам вечера в городе стало тихо. Пожар кончился. В нашем районе, сколько мог охватить взгляд, на месте домов стояли печные трубы. Черной была даже земля.

18 июня 1942 года в Кировском районе Мурманска сгорело 600 жилых деревянных домов, несколько производственных и служебных зданий, множество сараев и дровяников. Тысячи людей остались без крова, без имущества, без смены одежды. Все поглотил огонь.

Пожар в Мурманске видели защитники Рыбачьего, бойцы переднего края на Мурманском направлении, Он был виден на острове Кильдин, так как подхваченная ветром полоса дыма тянулась на десятки километров.

То, что пережил город, было настоящим адом. Ни до, ни после мурманчане не испытывали ничего подобного. После пожара перед партийными и советскими органами встала острейшая проблема разместить оставшихся без крова людей.

И вот в районе Питьевого озера появились земляные городки судоверфи, рыбного порта, торгового порта и других предприятий города. Улиц не было, а адресом служили номера землянок.

В этих землянках за государственный счет были установлены койки с постельным бельем, которое менялось каждые десять дней. Имелись землянки-кухни и кубовые, где можно было приготовить еду, взять кипятку.

Не раз и не два с болью вспоминали мы огненный ад одного из июньских дней войны.

Мурманск в огне войны