Читать предыдущую главу

Гимн Мурманской Мореходной Школы

Со всех концов родной страны Советов
Приехали из сёл и городов
Мы, комсомольцы, Сталиным согреты
Учиться в Мурманск - город моряков.

Припев: День и ночь в морском просторе
Ходит наш Советский флот
Здравствуй, Баренцево море
Молодой резерв идёт

Родная школа к морю приучила
Любить Отчизну, презирать врага.
Суровой службе жизнь мы посвятили
Нам честь и слава школы дорога

Припев:

Отчизна-мать, спасибо за заботу
Не страшен нам морской стихии шквал
Мы Родины Советской патриоты
Нас Сталин обучил и воспитал!

6. Вступительные экзамены. Начало учёбы.

Обучение в Мореходной школе было построено таким образом, что полгода отводилось на теоретическое обучение, а вторая половина года за исключением отпуска предназначалась практике. Осенний, основной набор уже почти заканчивал теоретическое обучение. Был объявлен дополнительный набор, с началом обучения в марте. На флоте появились суда с дизельными установками и как следствие стали нужны механики-дизелисты, хотя в основной массе флот в то время пополнялся ещё паровыми траулерами.

Конкурса на экзаменах у нас не было. Приехали, в основном, не устроившиеся осенью. Простые хорошие рабоче-крестьянские ребята. Юра Раппай, сын замминистра был единственным интеллигентом. Школу окончить ему не удалось.

Проблемы начались с экзаменов. Их было два, русский и математика. Выдержали экзамены не все. Я был в числе тех, кто рухнул на математике. Но унывать по этому поводу нам позволили недолго. Поскольку выбирать было не и с кого, то администрация мудро решила принять и не сдавших экзамен. Условно. До первых двоек как нас предупредили. Мудрость решения проявилась в том, что никто из рухнувших, не был впоследствии отчислен. Чувствуя ответственность, мы подтянулись и учёба пошла. Отчислять стали других и чаще не по причине плохой успеваемости. Не очень успешно начавшие учёбу, втянулись в процессе, нормально успевали. Относится это и ко мне. Как говорится, процесс пошел. И многие мои однокашники в дальнейшем выросли в хороших старших механиков и капитанов. Разумеется, и учиться в дальнейшем пришлось.

Хочу сказать о начальнике Мурманской Мореходной школы, Марке Борисовиче Литвине. Это он был инициатором «условного» зачисления в Моршколу. На моём жизненном пути было несколько случаев, когда моя судьба решалась конкретным человеком. Ведь меня могли и не принять на учёбу. Но о Марке Борисовиче. Еврей, рослый, статный, чем-то похожий на Ширвиндта средних лет. Доброжелательный, с приятной улыбкой. Мы не видели его рассерженным. Постоянно в хорошо подогнанной морской форме с сияющими пуговицами, был для нас примером. Морскую-то форму мы полюбили сразу.

При каждой встрече с выпускниками, независимо какого года, мы с большой симпатией вспоминаем этого замечательного человека. Он заботливо относился к быту курсантов, прививал гордость за школу. По его инициативе был написан марш мореходной школы.

7. Дом междурейсового отдыха моряков. Шмидта, 43.

Кому из мурманчан неизвестно это красивое здание по ул. Шмидта, 43. Оно было построено в 1936 году, по инициативе Микояна А.И., в то время наркома пищевой промышленности. Рыбная промышленность на Мурмане быстро развивалась. Для моряков после трудных промысловых рейсов, требовалась база для отдыха. В новом ДМО были для этого все условия. Мореходная школа и располагалась в ДМО. Учебные классы и службы были разбросаны по разным этажам. Общежитием являлся спортивный зал, расположенный на первом этаже левого крыла. Он был уставлен двухярусными койками и очень тесно, т.к. это было единственное общежитие. Питались курсанты в столовой ДМО, бывшем ресторане.

Интерьер того времени, сильно отличался от современного. Внушительный подъезд. Просторный вестибюль. Справа и слева гардеробы. Паркетный пол. Дубовые панели барьеров. И вечный вахтёр старикашка, дядя Петя, постоянно присутствовавший в фойе. До сих пор помню его возмутительное: - «Что вы, да разве можно!», - если курсанты усаживались на дубовый барьер.

Из фойе широкая лестница с дубовыми панелями перил и паркетными ступенями вела на второй и прочие этажи. На втором этаже она упиралась в массивную, отделанную бронзой дверь, ведущую в бывший ресторан «Северное сияние», где в войну любили отдыхать моряки с кораблей союзных конвоев. В описываемое время, не утратив былого блеска, она функционировала днём как столовая, а вечером - ресторан. Напротив двери в глубине зала светился дубовый «иконостас» шикарного буфета. Мы питались за четырёхместными столами и, обладая юношеским аппетитом, кое-кто умудрялся пристроиться в очередь и откушать по второму разу. Последний раз я там был на 20-летие окончания Мореходки.

В правом крыле ДМО размещался очень уютный, никогда не пустующий по вечерам кинозал, он же и танцевальный. В подвальном помещении был единственный в городе 25-метровый плавательный бассейн. Многие курсанты посещали его, добившись не плохих результатов. Посещал его и я.

Там же в подвале была и уютная биллиардная, а рядом в специальной комнате собирались шахматисты. Жучки-завсегдатаи подрабатывали там, обыгрывая подвыпивших моряков. На третьем этаже, напротив лестницы был читальный зал с просторными и удобными дерматиновыми диванами и всегда свежей периодикой. Там же располагалась и библиотека.

В подвале левого крыла ДМО, располагался продовольственный склад тралфлота и моряки часто угощали нас белым хлебом, очень вкусным. Аппетит по молодости у нас был отменный. Позже мы привыкли к пищевому рациону, без добавок, да и кормить стали лучше.

В описываемый период ДМО использовался по прямому назначению не полностью. В основном это было послевоенное семейное общежитие для комсостава. Вокруг здания территория была очень неухоженная. Деревянные дома, одноэтажная столовая, первая баня - ныне «Гларус» с мутным ручьём перед ней и грязь, особенно в дождливую погоду. Единственным украшением был скверик с берёзками перед фасадом, называемый «Комсомольским». Сплошного проезда с ул. Шмидта к вокзалу тогда не ещё было. От садика ничего не осталось кроме наших фотографий с друзьями.

Но вернусь к началу учёбы. С какой завистью мы смотрели на старших, одетых в красивую форму с необычными бело-зелёными курсовками и нарукавными знаками. Учебные группы именовались взводами. Наша группа была 10-м взводом. В первом взводе учились ребята, намного старше нас, ранее окончившие Школу Юнг и несколько лет отработавшие в море. Они были в отличие от нас одеты в комсоставские кителя. Мы для них были салажня. Но хочу сразу сказать, что какого-то пренебрежения со стороны старших мы не испытывали. Я ещё скажу об этом.

8. Начало учебного процесса.

Я так подробно остановился на ДМО, потому что это было начало. Это были первые, наиболее сильные впечатления. Я не упомянул о том, что в ДМО был лифт и парикмахерская на третьем этаже, с парикмахершей, у которой я постригался, будучи уже стармехом. Учебный процесс проходил в ДМО. Наш класс располагался на шестом этаже. Сейчас там радиоцентр. Жить в спортзале ДМО нам уже не пришлось. К тому времени для Мореходной школы было построено первое здание, общежитие ныне находящееся внутри территории МГТУ, ранее МВИМУ.

Параллельно с учёбой мы занимались строевыми занятиями. Одеты мы были в робу х\б и фуфайки и с нетерпением ждали получения настоящего обмундирования. Учёба поначалу тоже давалась непросто. Начиналось это с общеобразовательных предметов. О преподавателях я скажу позже, но в тот период больше всего запомнился осетин Хугаев, говоривший с большим акцентом. Фронтовик. С его сыном мы работали позже в МВИМУ.

Нормальный российский парень, доцент. Отец же его был фигурой колоритной. Особенно неподражаемый кавказский акцент. Как-то будучи до крайности возмущён тупостью Бори Ковшикова, он не нашел слов и выразился так: - «Это не человек, а мясо!» Ковшикова мы ещё вспомним. Это была ещё та шельма!

Кроме напряженной учёбы, строевых занятий, еще вечерами практиковались слесарному делу в мастерских там же в подвальном помещении ДМО. Старшинами взводов были наиболее продвинутые курсанты. У нас, мой друг Виктор Семёнов. Командиры рот были маловыразительны, ничем себя не проявили и в памяти следа не оставили, тем более, что школу через короткий период военизировали и к нам пришли настоящие морские офицеры.

9. Переселение на ул. Советскую.

Под руководством Марка Борисовича Литвина, школа набирала авторитет и укрепляла материальную базу. В апреле 1951 года мы переселились в новое двухэтажное общежитие на ул. Советской, что на Жилстрое. Рядом достраивалось трёхэтажный учебный корпус. Эти здания находятся внутри комплекса зданий МГТУ. Сначала нас разместили на первом этаже в кинозале, всю роту, 90 человек. Было очень весело. Но хулиганства и криминала не было. Затем каждый взвод получил отдельный кубрик. Но самое необычное было в том, что спали мы на двухярусных деревянных нарах, в четыре секции. Двухярусные металлические койки появились позже. Загруженные учёбой жили мы довольно мирно. Утром строем направлялись на учёбу в ДМО, там и питались. Вечером строем направлялись обратно в общежитие.
Наконец-то мы получили полный комплект формы и начали усиленно заниматься подгонкой, ведь были заморышами. Нам не нравилось, что на бушлатах были американские пластмассовые пуговицы. Сейчас это редкость, раритет. А тогда мы срезали их и меняли на стандартные наши. О форме будет также разговор особый. Уж очень трепетно мы к ней относились. Мы с большим напряжением окончили первое, теоретическое полугодие и разъехались к большому удовольствию родителей по домам.

10. Практика на Мурманской судоверфи.

Первый курс ММШ заканчивался шестимесячной практикой на судоверфи. Это была групповая практика и конкретных навыков мы получили немного. Какой, допустим токарь, будет отвлекаться от работы, обучая несмышлёнышей. Помнится, хорошую практику мы прошли в трубопроводном цехе. Там нужны были вспомогательные рабочие, и мы для этой цели подходили. Практика в этом цехе оказалась полезной. Судоверфь начала пятидесятых отличалась от гиганта, какой она стала впоследствии. В общем, кто хотел, интересовался, многие отлынивали. Любимым тёплым местом был старый кузнечный цех. На всю жизнь усвоил технологию кузнечной сварки. Там же в закутке производились жестяно-медницкие работы и заливка подшипников для паровых машин.

Эта практика пригодилась в дальнейшей преподавательской работе. Интересной личностью был дядя Лева Севастьянов, комендор с броненосца «Ослябя». Он отливал свинцовые переборочные втулочки для кабелей. Мы заслушивались его рассказами о Цусиме и японском плене. Позже мы дружили с его сыном Вовкой. Ещё с той практики запомнился знаменитый ледорез «Литке». Его готовили к зверобойной компании. Трюма переоборудовали под жильё для зверобоев. Очень уютно было под видом практики, дремать на горячих котлах. Тогда меня поразило обилие механизмов, трубопроводов и клапанов.

Казалось, неужели во всём этом можно разобраться. Разобрался впоследствии и в более сложных системах. Более шустрые ребята вроде Генки Алексеева, приносили пачками фальшфееры и прочую пиротехнику и вечерами устраивали на Жилстрое фейерверки. В марте 1952 г мы закончили практику и приступили к теоретическому обучению. Но мы были уже другие гуси-лебеди.

Читать следующую главу

О друзьях, о море, о себе